— Веришь… веришь?! Государь мой… — странный у него был взгляд, беспокойный, — государь, я ведь — не бежал оттуда!
— Тише, — напряженным голосом проговорил Финрод. — Нас услышат.
— Нас?.. — Эдрахил горько улыбнулся. — Благодарю, мой король. Я должен тебе сказать… Я… там все было по-другому. Совсем по-другому. Я… государь, я дал ему клятву.
— Кому — ему?..
Эдрахил снова указал на север.
— Клятву? — раздельно повторил Финрод.
— Финдарато, нет! Я не нарушил верности тебе!.. — Он нервно сцеплял и расцеплял пальцы. — Выслушай…
…Он с трудом разлепил веки — перед глазами все плыло, и лицо слюнившегося над ним в зыбком мерцании менялось каждое мгновение, окружено было легким радужным ореолом — наверно, именно такими и были лица Айнур… Только глаза он видел очень отчетливо. Ясные глаза — как две горьких звезды. Он плохо понимал, что происходит. Не сознавал, ни где он, ни что с ним. Не осознавал даже, что ему больно. Может, потому, что боль была везде. И были эти невероятные глаза. Такие, наверно, только привидеться могут.
Словно издалека до него донесся голос, что-то говоривший на чужом языке. Глубокий красивый голос. Как река. Или в самом деле это река течет — медленная, темная, как черный хрусталь… река…
— Очнулся?
Теперь голос обращался к нему, и язык был — Квэниа, чистый и правильный настолько, что…
Или это Валинор, он — в Чертогах Мандос, и тот, кто склоняется над ним, — сам Владыка Судеб… кто знает, каким он видится бесприютной душе… но разве может быть больно… или это — только память о боли, которой уже нет… да, должно быть, она уходит не сразу…
— Намо…
Губы не слушаются. Голоса — нет.
— Лежи. Лежи спокойно.
— Я… умер?..
— Ты не умрешь.
Да, конечно… душа ведь не может умереть… смертно только тело… он уже не умрет… вот и боль уходит…
Он из последних сил удерживался на зыбкой грани сознания, не отводя взгляда от этих глаз, словно пытаясь разглядеть в них свою судьбу, а тьма окутывала его, и эти глаза стали двумя скорбными звездами во тьме — он поднимался к этим звездам — вверх, вверх, словно на крыльях — вверх…
— …Я думал — это Чертоги Мандос. Думал, я уже мертв. Ты знаешь, я разбираюсь в ранах: мои были смертельными. И я видел… мне показалось — это были образы Великой Музыки, судьбы мира, нити Замысла… Я все забыл потом. Пытался вспомнить — и не сумел. Может быть, такое можно постичь только в миг смерти…
Открыть глаза… как же тяжело открыть глаза…
— Ты очнулся, элда ?
Нет, не тот голос, не тот… И резковатый гортанный выговор — незнакомый. Человек.
— Что со мной ?Где я ?
— Ты был тяжело ранен, — участливо пояснил человек. — А где ты… может, сейчас тебе лучше и не знать.
Черноволосый, кареглазый, смуглый. Широкоскулое лицо. Не из Эдайн, это ясно. И одежды — черные.
— Я помню. Был бой, — эльф нахмурился, пытаясь вспомнить. — Орки. Потом — какие-то люди. В черном. Была боль. Я умирал. Потом — вспышка, как молния. Потом… не помню. Я умер?..
— Умер бы, — скупо усмехнулся человек. — Вовремя успели. Тебя подобрали, привезли сюда. Лечили.
— Кто лечил? Почему? И где я? — допытывался эльф.
— У вас что, с ранеными по-другому поступают ?Хорошо, ну, Аст Ахэ называется место, где ты находишься. И — что ?
— Не понимаю. Никогда не слышал.
— Ну да, — на этот раз усмешка вышла горькой, — вы называете иначе.
— И как же?
Человек задумался, потом спросил:
— Хочешь увидеть того, кто тебя лечил ?
— Конечно! (Ну наконец хоть что-то прояснится!..)
— Идем, — пожал плечами человек. — Думаю, встать ты уже сможешь.
— Скажи хоть, давно я здесь?
— Дней десять… — человек в раздумье потер подбородок. — Может, и не стоит так сразу… ну да ладно. Пошли.
— …За одно я готов был поручиться — за то, что никогда там не бывал. Люди, попадавшиеся по дороге, — все в черном, некоторые — при оружии — почтительно кланялись моему сопровождающему. Высокий ранг, должно быть, или высокий род, подумал я тогда. Странно — по внешности незаметно… Никак не мог понять, где я: мысль в голову приходила только одна, но я гнал ее прочь — ведь даже детям известно, что там - совсем другое…
…Сначала он увидел — глаза и только потом рассмотрел — лицо. И пришел в ужас. Он не позволял себе верить — но только один мог выглядеть так. Ведь не может же этого быть!..
— Эдрахил ?
Тот же голос… Великие Валар, но как же…
Он пошатнулся.
— Сядь.
Он не заметил, кто пододвинул ему резное невысокое кресло; ноги подкосились. Близко-близко — невероятные светлые глаза.
— Узнал? Не надо бы тебе… Так и считал бы меня Владыкой Судеб и думал бы, что все это тебе померещилось.
— Ангамандо… — сдавленно.
— Так вы и называете. Тяжело? Хотел бы уйти отсюда?
Эльф кивнул, потянув ворот рубахи.
— Инголдо примет тебя, — задумчиво сказал ясноглазый; Эдрахила удивило даже не то, что Вала назвал короля не Финродом, не Артафинде, а материнским именем — так, как звали его только родичи. Странно было другое — то, с какой печальной теплотой произнес Отступник это имя.
— Что ж… взамен я попрошу только об одном.
— Что?.. — Эдрахил не узнавал собственного голоса.
— Дай слово не поднимать оружия против людей Севера. Против Твердыни.
Эльф замотал головой:
— Я… клянусь, что убью любого орка…
— Я говорил о людях, — с мягкой настойчивостью перебил его Отступник. — О тех, кто тебя спас, кто выходил тебя.
— А… ты? — эльф и сам точно не знал, о чем спрашивает.
— Я только раны залечил. Я не тороплю; конечно, ты должен обдумать все. Захочешь — останешься. Дашь слово — иди с миром.
— Остаться… рабом твоим?!
Ясноглазый пожал плечами:
— Глупости. Одним из нас.
— Воевать… против… своего народа? Ты понимаешь, что предлагаешь мне ?!
— Здесь не только воины. Книжники, целители, менестрели, мастера камня и металла, звездочеты…
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});
