На голограмме взрослые люди ищут радугу — это очень смешно. Это женщина кричит, как крачка. Охранник смотрит завороженно. Голая нога голографической женщины — в ладони от носа охранника, ему это нравится. Он тоже не прочь поиграть с женщинами, но никого нет — он сам прикасается к себе.
— Тебе будет легко пройти мимо него, — говорит Саид. — И останется только один пост, у выхода на причал. Там я помогу тебе.
Но я не принимаю совет Саида: я вижу, что на столе, рядом с чашкой вонючей чёрной жидкости, которую пьют люди, пакетом с жёлтыми тонкими ломтиками и ещё какой-то человеческой едой, лежит электрошокер охранника.
Удар тока рассчитан на такого, как я. Не на такого, как он.
На случай, если это слабее, чем ему надо, я ударю дважды.
Охранник думает, что радуга уже совсем рядом — очень кстати: он ничего не видит и не слышит. Я беру шокер, даже не скрываясь особенно — и дважды жалю его в шею.
Я ошибся: одного раза хватило бы. Он мёртв.
Я смотрю на него и думаю о наших бельках. О девочках. О моих братьях со станции «Остров». Я не рад, что охранник мёртв: мне этого мало.
Надо идти дальше. Саид меня останавливает:
— Подними ему воротник, Молния, и закрой ему глаза. На всякий случай. Пусть он кажется спящим. И глянь в его карманы: там должна быть карта-ключ с личным кодом, чтобы открывать двери. Раз есть возможность, нужно ею воспользоваться, дорогой.
Его голос спокоен. Я делаю то, что он велит, хоть мерзко дотрагиваться до этого трупа. Забираю карту-ключ. Жаль, что у охранника нет пистолета.
Саид-двойник появляется рядом со мной.
Он суёт руку куда-то за голограмму, прямо в живот голой женщины, которая кричит. Вспыхивает и тут же гаснет контроллер на пульте под голограммой. Я понимаю: Саид каким-то образом проник в компьютерную сеть базы. Почему бы и нет? У него цифровое тело.
Проходит минута. Саид меняется. Становится намного темнее, намного толще, его комбинезон превращается в серую униформу уборщика. Его лицо обвисает, на нём появляются морщины. Саид улыбается мне:
— Получилось лучше, чем я думал, Молния. Мы можем идти.
В его руках появляется маленький круглый пульт, а рядом — жужжащий робот-поломой. Робот ползёт в коридор, ведущий к выходу на пристань. Голограмма невероятно достоверна. По сравнению с ней кричащая женщина — просто плоская картинка на пластике.
— Иди за мной, — говорит Саид. — Я закрою тебя от человеческого взгляда, но не от камер слежения, поэтому держись в мёртвой зоне камер.
Мой страх прошёл совсем. Остался азарт и… не знаю, что. Какой-то внутренний жар. Огонь Хэндара?
Наконец-то.
Я очень спокойный. Я чувствую камеры. Я кажусь себе струйкой воды, которая просачивается незаметно и бесшумно.
А Саид, шаркая ногами, бредёт прямо посреди коридора. Рядом с ним ползёт голографический робот, оставляющий на полу иллюзорную влажную полосу.
Второй охранник сидит на посту, листает журнал с яркими картинками. Поднимает голову, принюхивается, говорит Саиду:
— Да тут чисто, Хейли. Ты не чувствуешь, откуда-то вроде тянет… то ли дерьмом, то ли помойкой… Кончай пол скоблить, проверь канализацию.
От меня тянет, думаю я. Он чует, но не видит.
Саид подходит ближе, останавливается, встречается с охранником взглядом и приказывает:
— Спи.
Охранник заваливается на стол. Он вправду спит, но я не верю. Я хочу убить его, мне кажется, что так будет безопаснее. Смотрю на Саида.
— Он не проснётся, — говорит Саид.
Я понимаю по его голосу и тону: он вообще никогда не проснётся. Я разворачиваю обмякшее тело и забираю пистолет. Хорошо.
Камеры, поставленные снаружи, показывают, как прожектора освещают пустую и тёмную гладь моря. Но и это иллюзия: у причала стоит наш кораблик. Думаю, Саид создал эту иллюзию, когда вскрыл систему безопасности здешней сети.
Я открываю дверь картой-ключом — и внутрь станции заходят наши бойцы, биоформы и просто люди, у них оружие. И Саид! Настоящий Саид!
У Саида ничего нет в руках: он сам — оружие. Рядом с ним Тари.
Воины оставили девочек на кораблике. Их охраняет Шерли. Это хорошо.
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-390', c: 4, b: 390})
Они входят в холл — и у меня приоткрывается рот, как у рыбы на берегу.
Их — много. Биоформы, люди — суровые бойцы в форменных комбинезонах с нашивками в виде цветных вымпелов Земли, шедми, вооружённые тяжёлым оружием — наши дорогие Старшие…
И тут я понимаю: это иллюзия. Вместе с настоящими живыми людьми идут призраки шедми. Хоть я и слышу их шаги, лязг металла, дыхание — это только шаманская голограмма, а может, больше, чем шаманская голограмма. На скулах призрачных Старших — алые и белые погребальные полосы, а глаза подчёркнуты синим, как кровью: они — восставшие Предки, они — духи Хэндара, они — духи мести.
А камеры, поставленные снаружи, уже показывают громадный боевой корабль, шедийский крейсер, стоящий на рейде. А у пирса — шедийский боевой катер.
Это тоже призраки. Жаль.
Но это срабатывает.
Охранник на посту у входа в виварий жмёт, жмёт на кнопку, включающую сигнал тревоги — и ничего не происходит. Он понимает, что никто не придёт, и в ужасе вжимается в стену. Ночные уборщики шарахаются в стороны, оседают, закрывают лица руками. Увидели мстителей.
Призраки мстителей — но им хватило и этого.
Я открываю дверь в виварий, а охранник закрыл голову руками и скулит. Мне мерзко, хочется убить его — но некогда.
Я вхожу, за мной вбегает Тари, мы отпираем клетки, отпираем, отпираем — девочка выдыхает: «Старшие пришли за нами!» — и я не узнаю её по голосу. «Мёртвые Старшие пришли за нами», — шепчет маленький мальчик, но видит живую Тари…
Меня обнимает Такхэй — одной рукой. Я смотрю: его правая кисть — сплошной ожог. Он ловит мой взгляд:
— Я могу рисовать левой. Я могу рисовать хоть как! Я это нарисую, Экхельдэ!
Девочки трутся носами о мои щёки.
Тари собирает малышей. Братья и сёстры тихо проходят мимо духов мести. Никто не закрывает рот ладонью, все поднимают руки ко лбу, провожая героев, благодаря героев — даже ещё опушённые малыши.
Мы уводим детей на наш кораблик, который ничем не похож на катер шедми. Детей так много, а наш кораблик так мал — мне кажется, мы не разместим всех. Но человек-биоформ Бобби связывается с нами и говорит, что на станции, на случай спешной эвакуации оборудования и персонала, есть паром.
Бобби выводит его из-за мыса. Плоский паром кажется мне вместительнее, чем наше судёнышко, он может нести и наземные машины, и другие тяжёлые громоздкие вещи. Мы оставляем на кораблике Тари с бельками и нашими девочками, мы с Такхэем и другими парнями почти на Меже помогаем всем остальным грузиться на паром.
Нас много, но на погрузку уходит до странности мало времени. Саид стоит на пирсе, управляя армией иллюзий, потом уходит на кораблик, сказав в моей голове:
— Идём в Океан, там за нами придут.
Видимо, с Бобби он тоже говорил. Кораблик и паром отваливают от пирса. Кораблик ведёт Саид, паром — Бобби. Остальные люди остались на острове. Мне тревожно.
— Саид, — говорю я мысленно, — почему они не пошли с нами? Как они нас догонят?
— Они хотят забрать информацию с компьютерной базы, — отвечает Саид. — А догонят очень просто: на острове есть орнитоптеры, Джок водит такие мастерски. Он сможет опустить птаху на палубу парома.
Мы идём в Океан, скорость невелика, но я почему-то знаю: мы успеем к тем, кто придёт за нами.
И там будут живые.
Духи остались на острове. И люди — биоформы, Сильвия, наши друзья, тоже остались на острове. Я думаю о них, глядя с палубы на светлеющий Океан, когда издалека доносится тяжёлый грохот — и на горизонте встаёт столб дыма, смешанного с огнём.
24. Семён Ильич
Не знаю, что бы вышло, будь пацаны дома.
А так-то я далёк от всей этой политики, от суеты этой — всякую визготню терпеть не могу, хоть политическую, хоть патриотическую… И эта война мне побоку. Шуму было очень много, мол, Земля в вас нуждается, всё такое… но я так рассудил, что лично от меня мало что зависит. Без меня любителей повоевать в избытке. Земля положительно не расколется на части, если я откажусь сдохнуть чёрт-те где. Пусть городские лезут из кожи, а у меня хозяйство. И так цены на горючку задрали до космоса, налоги задрали туда же. Воевали, положим, без меня, но на мои деньги.
