К финишу короткого скоростного спуска примчались только пятеро - Зубко, Баландин, Нафаня, Юра Крамаренко и Баринов. Женька Большой откололся на старте - его отсекли от водостока, но, кажется, ему удалось улизнуть в ангар, хотя это представлялось слабым утешением и скорее отсрочкой плена, чем избавлением от него. Но в момент бегства из поселка таким экстравагантным и весьма мокрым способом размышлять о судьбах товарищей Баландин был абсолютно неспособен.
Модерновые костюмы-непромоканцы спасли яхтсменов от ледяной купели - нельзя сказать, что они остались полностью сухими под одеждой, но жить было пока можно. А вот каэшка Зубко промокла насквозь, и уже спустя пару минут после финиша у того зуб на зуб не попадал. Но механик крепился. Именно он подсказал, что делать и куда бежать дальше - двести пятьдесят метров от поселка, даже с учетом густого тумана, это слишком мало, чтобы считать себя в безопасности от пули.
И слишком много, чтобы считать себя в безопасности от Антарктиды.
***
А вот в моральной столице антарктов, на станции Амундсен-Скотт главным героем обороны выпало стать - смешно произнести! - свирепому попугаю Кешью. Впрочем, началось все, как и в Новорусской, со звука приближающихся транспортных самолетов, а затем и «Чинуков», на которые Кешью-Кеша поначалу не обратил никакого внимания, если вообще их заметил.
Зато на звуки обратили внимание люди. Строго говоря, первыми приближение самолетов засекли дежурный на аэродромном радаре и забредший к нему погреться гляциолог из соседней научной будочки - пока у гляциолога чего-то там оттаивало или, наоборот, замерзало в очередном опыте, он решил заглянуть на кофе к соседу.
– Гляди, Джимми, - дежурный пощелкал ногтем по стеклышку радара, на котором бегал по кругу белесый шлейфик, выявляя несколько точек, потенциальных гостей. - Кто-то к нам навострился. Не знаешь кто?
Гляциолог Джимми Сандерс несколько минут назад переключился мыслями со своего низкотемпературного опыта на мечты о горячем кофе, поэтому ему было решительно наплевать, кто там куда навострился - мало ли какие делегаты от каких станций решили поучаствовать в Конгрессе?
Джимми Сандерс вообще считал Конгресс пустой трескотней и бесполезной говорильней, за которую никто не заплатит ни цента. Иное дело научная работа!
Технику Аарону Макбрайду до выявленных радаром гостей дела было немного больше, но ничего худого он тоже не заподозрил - на Амундсен-Скотт в последние недели самолеты с других станций летали действительно часто. Другое дело, что не так кучно. Тем не менее Макбрайд особо не встревожился, решил спокойно попить кофе с Сандерсом, а потом уж доложить руководству и рявкнуть на рабочих посадочной полосы.
Вода в кофейнике еще только закипала, а звук приближающихся самолетов стал слышен уже и под куполом. Только теперь Макбрайд нахмурился и потянулся к рации. Но предупредить руководство он уже не успел.
Тем временем антаркты, удивленные столь мощным звуком из поднебесья, прервали едва начавшееся утреннее заседание и высыпали из надувного купола наружу. Тут-то и стало понятно, кто пожаловал.
Самолеты, как и у Новорусской, сбросили на лед бронемашины и тут же убрались, уступив небо сапогастым «Чинукам».
Взгляд, которым обменялись Тейлор и Уоррен, был долгим и в вербальной смысловой расшифровке, вероятно, мог бы занять средней величины том. Американские военные атакуют американскую научную станцию, которая посмела объявить себя столицей свободной территории. Не позавидуешь ее начальникам…
Однако взгляды делегатов иных национальностей (особенно китайцев, японцев и индусов) тоже весили немало и кое-что значили. Да и русские знакомо набычились - эти ребята просто так не сдадутся, Тейлор не сомневался. И если их подвести… прощай антарктическое президентство.
Какие мотивы боролись в душе Брюса Тейлора, достоверно неизвестно - известно лишь, какие, к его чести, взяли верх. На долгие речи времени не оставалось, поэтому он громко хлопнул в ладоши и сказал очень коротко, хотя и достаточно пафосно:
– Свободная Антарктида обязана себя защитить!
А Уоррен поддержал в лучшем голливудском стиле:
– Парни, у нас проблема: эпоха гуманизма еще не наступила. В ружье!
Весь арсенал Амундсен-Скотта состоял из, дай бог, полудюжины автоматов различных систем, нескольких винтовок и пистолетов. Ни одного гранатомета, даже подствольного. Никаких зенитных систем. И тем не менее игра сразу пошла всерьез: антаркты встретили десантные «Чинуки» огнем из всего, что могло стрелять. Встретили еще до того, как первые солдаты успели высадиться на лед.
Однако, когда на ничем не защищенных стрелков-антарктов поперли бронемашины, отступление обороняющихся под купол произошло более чем поспешно.
В сущности, на станции негде было держать оборону: два купола, несколько научных павильончиков, дизельная да сплошные льды кругом. Поэтому американские десантники, невзирая на дружный залп антарктов (к слову сказать, ничуть не повредивший ни единый «Чинук»), могли считать себя хозяевами на базе уже спустя пятнадцать минут, когда в купол к испуганно притихшим конгрессменам пожаловал бригадный генерал Ричард Хески.
Всякий скажет, что не дело генерала лично участвовать в штурме. Однако кто же откажется украсить свой послужной список участием в славном и, главное, практически безопасном деле? Нет дураков.
Вот тут-то и вмешался попугай Кеша.
Ошибается тот, кто полагает всех, без исключения, попугаев безобидными, бестолковыми и потешными созданиями. Новозеландские попугаи кеа, в отличие от своих ближайших родственников кака и какапо, бестолковы, потешны, но отнюдь не безобидны. И вранье, будто любимейшим лакомством Кеши были орехи кешью. Не было для него, как и для всех кеа, большего гастрономического изыска, чем мясо нежного барашка с ароматным жирком. Эти твари, некогда привыкнув кормиться отходами скотобоен, отринули вегетарианство как недостойное приличной птицы занятие. Стаи кеа терроризируют овечьи отары по всей Новой Зеландии. И овец они рвут так, что (мама дорогая!) куда там койотам или динго
Неизвестно, что так разозлило Кешу - генерал Хески на овцу был нисколько не похож. И обидеть хозяина попугая еще ничем толком не успел, если не принимать во внимание сам факт появления военных.
Кеша спикировал на Хески, вцепился мощными когтями в генеральский погон и в долю секунды отстриг генералу ухо. А затем принялся рвать клювом щеку.
Генерал не сразу понял, в чем дело, и не сразу почувствовал боль. Онемев, он уставился на залитый кровью рукав камуфляжа. А секундой позже заорал на весь купол. Царившая в зале Конгресса за мгновения до того тишина сразу раскололась на части. Хески попытался отодрать от себя хищного попугая, но тот оставил в покое щеку и принялся за генеральскую руку.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});
