Задыхаясь, спазматически ловя воздух широко открытым ртом, с багровым лицом и готовыми выскочить из орбит глазами, Горелов заметался, забился в воде, стараясь на полном ходу перевернуться на спину, грудью кверху. Остановить винт он боялся: он не был уверен, что без его работы сможет удержаться на поверхности. В помутившемся сознании мерцала, как спасительная звезда, лишь одна мысль о последнем средстве…
Раскинув ноги и балансируя ими, чтобы удержаться на спине, он с трудом, плохо повинующимися пальцами вынул из гнезда в щитке управления медную иглу на длинном тонком проводе и медленно занес ее на грудь, к среднему шву на скафандре. Слабеющий, судорожно шарящей рукой он искал этот шов — и не мог найти. Перед глазами сгущался черный туман, грудь работала, как кузнечные мехи. Багровая синева медленно разливалась по лицу. Рука с зажатой иглой замерла на скафандре…
В далеком уголке потухающего сознания возникло тихое, чуть слышное жужжание. Жужжание приближалось, росло, превратилось в мощное гудение, заполнило ревом шлем и уши Горелова и вдруг разом, словно оборванное, умолкло.
Горелов потерял сознание…
* * *
Человек говорил на прекрасном английском языке, изысканно вежливо:
— Лейтенанту Хасегава пришлось в этом деле затратить немало усилий, и мы выражаем ему большую благодарность за столь удачный исход рекогносцировки. Из всех наших гидропланов, ежедневно осматривавших огромные пространства над океаном, на долю именно его машины выпал успех.
Один из стоявших вокруг койки сдержанно и почтительно поклонился.
— Но и другим вы задали у нас не меньше работы, — с чуть заметной, но благожелательной улыбкой на широком коричнево-желтом лице с резко выдающимися, острыми скулами продолжал говорить человек, сидевший на стуле. В его косо поставленных глазах за большими роговыми очками мимолетно блеснуло довольство собой и своими подчиненными. — Нужно было извлечь вас из ваших неприступных, словно заколдованных рыцарских доспехов и вернуть вам жизнь. Да-да! Именно вернуть жизнь, так как все говорило за то, что вы ее давно потеряли. Первое сделал наш электротехник майор Ясугуро Айдзава, которому, правда, вы дали намек, как это сделать. В сжатом кулаке вы держали медную иглу как раз возле грудного шва на скафандре. А второе сделал наш маг и чародей доктор Судзуки, какими-то чудодейственными вливаниями после двухчасовой работы ожививший ваше сердце. Я очень рад нашей новой встрече, мистер Крок, и тому, что могу предложить вам гостеприимство на моем корабле. Встреча со старым другом всегда овеяна ароматом цветущей вишни, говорят в моей стране. Ваше первое сообщение я еще вчера послал по радио в главный штаб. А теперь отдыхайте, набирайтесь сил. Завтра, если позволите, я вас опять навещу, и мы поговорим о подробностях вашего удивительного подвига. Позвольте пожелать вам, мистер Крок, спокойствия и здоровья, которое так драгоценно для нас.
Капитан Маэда встал и протянул маленькую руку с желтовато-коричневой ладонью.
Со времени последнего, столь памятного разговора с Гореловым в Ленинграде и своего ареста капитан много потерял в решительности и смелости обхождения. Морской атташе державы, считавшей себя владычицей Востока и азиатских морей, так «легкомысленно» давший себя захватить с поличным советской власти, был освобожден ею лишь по причинам дипломатического характера и, вконец скомпрометированный арестом, немедленно отозван на родину. Командование крейсером, которому была поручена связь с Гореловым и наблюдение за советской подлодкой, несмотря на важность этой миссии, было явным понижением для капитана Маэда.
Горелов слабо пожал руку капитану и тихо сказал:
— Я бесконечно благодарен вам, капитан… Я никогда не забуду… имен моих спасителей — и летчика лейтенанта Хасегава… и майора Айдзава… и доктора Судзуки… Еще раз благодарю вас…
Капитан Маэда и все сопровождавшие его вышли из корабельного госпиталя. Горелов откинулся на белоснежную подушку и закрыл глаза.
С того момента, как потерявший сознание Горелов был подобран летчиком лейтенантом Хасегава и доставлен на крейсер, он был окружен исключительным вниманием и заботами. Капитан Маэда не преувеличивал: нужно было особое, необыкновенное упорство, чтобы добиться спасения Горелова при наличии препятствий, казалось — непреодолимых. Но капитан Маэда кое-чего не досказал: инструкции главного штаба недвусмысленно связывали всю дальнейшую карьеру капитана с отысканием и благополучной доставкой Горелова. В сущности, жизнь капитана оказывалась таким образом связанной с жизнью Горелова: призрак харакири неотступно следовал за капитаном все двадцать часов, в течение которых шла отчаянная непрерывная борьба за освобождение Горелова из скафандра и оживление его тела. Капитан Маэда имел все основания считать майора Айдзава и доктора Судзуки также и своими спасителями.
Уход за Гореловым был необыкновенно внимательный; доктор Судзуки применял самые современные методы для быстрого восстановления сил организма. На третий день его пациент мог уже без особых усилий вести длительный разговор с капитаном Маэда, пришедшим вторично навестить его.
На этот раз капитан явился в сопровождении лишь одного человека, который принес с собой диктофон, установил его возле койки Горелова и затем удалился. После первых изысканных фраз с изъявлением радости по поводу быстрого хода выздоровления Горелова, расспросов о его самочувствии, новых соболезнований по поводу перенесенных им испытаний капитан приступил к делу:
— Главный штаб был бы вам очень, признателен, мистер Крок, если бы вы сообщили нам некоторые сведения о конструкции подводной лодки, на которой вы находились, ее вооружении, источниках двигательной силы, движителях и вообще обо всем, что отличает ее от современных подводных лодок обычного типа.
Горелов, очевидно, ждал этих вопросов. Он быстро ответил:
— Простите, капитан, но все эти сведения я передам лично главному штабу, как только мы прибудем в порт… Кстати, где мы сейчас находимся?
Капитан был, видимо, неприятно удивлен. С застывшим лицам и полузакрытыми глазами, он с минуту помолчал и затем тихо произнес:
— Могу заверить вас, глубокоуважаемый мистер Крок, что я действую в данном случае не из простой любознательности, а именно по поручению главного штаба.
— Очень сожалею, капитан, и еще раз прошу у вас извинения, но некоторые очень важные соображения заставляют меня воздержаться от ответа на ваши вопросы. Свои сообщения я могу сделать только непосредственно, только лично главному штабу. И чем скорее я буду доставлен в порт, тем лучше будет для дела. Именно поэтому я интересуюсь вопросом о движении корабля.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});
