Однако с каждым часом Изабо становилось все хуже. Голова нестерпимо болела, единственное, о чем она помнила, — она должна переставлять ноги. Сначала правую, потом левую, потом снова правую. Она уже давно потеряла ручей и брела сквозь чащу, и в голове не было ничего, кроме мучительного стука в висках и шарканья башмаков. Настала ночь, потом день. Изабо лежала там же, где упала много часов назад, и талисман горел ничуть не сильнее, чем ее пылающий лоб. Ей казалось, что сквозь рой кошмаров, вьющихся вокруг нее, она видит несущегося к ней Лазаря. Ревел ветер, гнулись деревья, из темноты наплывали незнакомые лица, она была крошечной, словно горошинка, и большой, как целый мир. Тени метались, звуки смешивались, превращаясь в рев, цвета меркли и сливались в одно огромное пятно.
Она проснулась резко, как от толчка, и сразу почувствовала прохладу. Она лежала в темной комнате, а кто-то касался ее лица влажной тканью. Она попыталась что-то сказать, но губы запеклись, а язык напоминал ящерицу, свернувшуюся во рту. Человек, который за ней ухаживал, поднес к губам чашку с водой. Изабо жадно выпила. Ее тело казалось легким, как семечко одуванчика. Она попыталась поднять голову, но тут же уронила ее обратно на подушку.
— Эй, эй, — в его голосе слышался упрек. — Если выпьешь слишком много, может стать хуже.
Она снова ощутила боль, грызущую руку. Сквозь окровавленные бинты она увидела свои пальцы, чудовищно распухшие и воспаленные, и сердце отчаянно заколотилось об ребра. Предплечье уже начало опухать. Человек проследил ее взгляд.
— Да, дело плохо, — произнес он.
При этих словах она взглянула на него повнимательнее. Зрение постепенно прояснилось — только сейчас поняла, что существо, которое за ней ухаживало, не было человеком. В нем было не больше трех футов, с треугольной мордочки не сходило виноватое выражение — словно у кота, пойманного над миской сметаны. «Должно быть, это клюрикон», — подумала она. Он был одет в грубую одежду с чужого плеча. На шее у него висела всякая дребедень — ключи, дешевые кольца, пуговицы, крышки от чернильниц и детская ложечка. Все это сверкало и блестело, хотя в комнате царил полумрак. Скосив глаза, она разглядела его уши — большие, покрытые мягкой коричневой шерсткой, подвижные, как у эльфийской кошки. Если бы не уши, он был бы похож на малорослого и очень волосатого человека.
Когда он повернулся, девушка разглядела длинный тонкий хвост, торчащий из-под одежды. Откинувшись на подушки, она прижала больную руку к груди и обвела взглядом комнату. Стены были сложены из гигантских каменных глыб, выветренных, растрескавшихся и выцветших. Она разглядела смутные очертания дверного проема и кусты за ним. Изабо вяло подумала о том, где она находится, и почувствовала, что проваливается в сон.
Внезапно вспомнив о талисмане, она попыталась сесть. От боли потемнело в глазах, девушка со стоном упала на подушку. Должно быть, клюрикон мог читать ее мысли. Выудив из кармана черный мешочек, он протянул его Изабо,
— Он так красив, — задумчиво сказал он. — Я хотел повесить его на шею, но стоило мне вытащить его, он закричал так громко, что я испугался и положил его обратно.
— Он кричит? — удивилась Изабо, которая ни разу не слышала, чтобы талисман издавал какие-либо звуки. Она прижала к себе черный мешочек, с огромным облегчением ощутив сквозь материал знакомый металлический треугольник.
— Да, кричит, и хотя поблизости никого нет, искатели ведьм могли бы услышать, если бы подошли достаточно близко. Поэтому я не взял его. — В голосе клюрикона слышалось сожаление.
— А как насчет моих колец?
На лице клюрикона мелькнуло лукавое выражение.
— Не пытайся сесть, а то у тебя закружится голова.
Изабо прикрыла глаза ладонью.
— Мне нужно идти, — пробормотала она, но провалилась в сон прежде, чем успела договорить.
Когда она проснулась, был день, и она смогла разглядеть помещение, в котором находилась. Она лежала на широких каменных плитах, древние стены по обе стороны на половину обвалились. Должно быть, когда-то комната, была частью огромного здания. Сохранилась часть огромной арки, украшенной резьбой и засыпанной мусором. Клюрикон превратил уцелевший угол в маленький уютный домик с настоящей кроватью, лампой, свисающей с потолка, огоньком, горящим в камине, в котором можно было зажарить целого быка. Над костерком поднимался душистый дымок. У Изабо защипало глаза. У стрельчатого дверного проема стояла бочка с водой, а по стенам были развешаны травы, связки лука и копченые окорока. Хотя ее глаза были открыты всего несколько секунд, клюрикон вскочил на ноги, которые, как она заметила, были босы и довольно волосаты, и принес ей горячего бульона, который она с жадностью выпила, держа кружку здоровой рукой.
— Сколько я уже лежу?
— Луны успели вырасти и уменьшиться и снова начали расти. Ты уже давно ворочаешься на моем полу — ты слишком длинная для моей кровати и слишком тяжелая, чтобы я мог поднять тебя.
— Месяц! Я провалялась здесь целый месяц! Не может быть! Это невозможно! — Изабо попыталась сесть, но ее охватила такая слабость, что она снова упала, забыв про бульон.
— Ешь, ешь, — велел ей клюрикон, пытаясь кормить ее с ложки. — Если не поешь, никуда не пойдешь.
Изабо почувствовала панику. Она идет больше двух месяцев, но не одолела еще и четверти пути — вряд ли подруга Мегэн до сих пор ждет ее. Призвав на помощь всю свою выдержку, она снова принялась за бульон. Вдруг ее скрутил приступ жестокого кашля, и она в изнеможении откинулась на подушку.
Клюрикон принялся размахивать тряпкой, чтобы разогнать дым и напевать:
— В доме полно, в комнате полно, но не поймать — вот ведь смешно!
Он бросил на нее тревожный взгляд, как будто ожидая ответа. Не имея ни малейшего понятия, о чем он говорит, Изабо смолчала, а он снова скорбно затянул:
— В доме полно, в комнате полно, но не поймать — вот ведь Смешно!
— Я должна идти, — сказала Изабо, когда он закончил. — Я и так уже опоздала.
— Куда это ты так рвешься? — нахально поинтересовался клюрикон.
— В Тулахна-Селесту.
Раскосые глазки округлились от удивления.
— Ты в нескольких неделях езды от него, — сказал он. — Если не больше.
— Но почему? Ведь я была в одном дне от него.
— Тулахна-Селеста — в Рионнагане.
— А где я? — от тревоги Изабо начало подташнивать.
— В Эслинне, где же еще.
— В Эслинне! Как я попала в Эслинн?
— Не знаю, но ты очутилась здесь. В прекрасных лесах Эслинна. В диких и прекрасных лесах, по которым бродят Грезящие. Я покажу их тебе, если ты не веришь.
Но Изабо не могла встать — у нее подгибались ноги. Клюрикон дал ей воды и рассмеялся:
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});
