…клешней омара. — В «Фаустролле» подобная привычка заканчивается весьма плачевно, гл. XXVIII: «Голубоватое потрескивание шестого дня приблизило кончину велосипедистов, по крайней мере тех, кто защемлял штанину своих брюк клешней омара».
Прямые спицы. — К моменту написания «Суперсамца» оживленные дискуссии об оптимальной форме велосипедных спиц уже были разрешены в пользу спиц касательных, крепившихся ко втулке под наклоном и более устойчивых к ударам. Вместе с репликой «таких сейчас не сыщешь» эта деталь указывает на устаревшую модель велосипеда Маркея — а незнакомцем был именно он.
…И цепи он никакой не рвал… — Такие модели действительно существовали в то время — например, с трансмиссией на шатунах и пр. Такой моделью, например, пользуется Моллой в одноименном романе (1951) Сэмюэла Беккета, интонация произведений которого нередко отсылает к миру Жарри.
…верстовой столб, увенчанный гирляндой красных роз… — Параллель с украшавшимися таким образом античными жертвенниками Приапу, богу плодородия и мужской силы.
…пугает в детстве кукловод заезжего театра. — Жарри был прекрасно знаком с представлениями кукольных театров, судя по всему, еще с детства, проведенного в Бретани; это знакомство вписывается в более широкую линию интереса Жарри к народной культуре. Первые представления о Папаше Убю были написаны и сыграны им самим в самодеятельном лицейском кукольном театре, позже, в 1898 г., Жарри сотрудничает с Театром Марионеток, а одним из последних его театральных проектов стала переработка «Убю короля» для кукольного Театрачетырехискусств под названием «Убю на холме» (пост. 1901, опубл. 1906). В авторских ремарках к этой пьесе он, подтверждая свое хорошее знакомство с канонами жанра, в частности, пишет: «сцена в постели, с появлением пауков и мышей — традиционная для гиньоля». В своих заметках о кукольном театре Жарри объясняет этот интерес логикой абсурда и новой природой смеха, рождающегося от открытия противоречий — «важнейшими основами любого кукольного театра».
Их взорам предстал… «Индеец». — Резкая перемена с «Индийца», на котором расстались гости в конце первой главы, и одновременно продукт забавной контаминации. С одной стороны, реализуется пожелание Генриетты Цинн — «краснокожий, с томагавком и вражескими скальпами у пояса»; с другой, этим прозвищем — «индеец», видимо, в смысле «дикий», «апач» — называла Жарри горничная в Фаланстере (см. примечания к Альманахам и «Фаустроллю»). Об этом пишет Рашильд; известна также фотография Жарри на велосипеде, надписанная ее рукой: «прибытие в Фаланстер молодого индейца (Альфреда Жарри, известного также как Убю)». Далее Жарри еще больше усложняет этот образ — и, соответственно, делает его более фантастическим — с помощью тотема ламы на плече: индеец оказывается южноамериканцем.
Тогда уж толченое… — Намек на непристойную песенку «Клоп и паучиха», хорошо известную на рубеже веков: паучиха торгует толченым стеклом, чтобы «купить себе понаряднее туфли», а клоп успешно ее соблазняет. Жарри был знаком с этой песенкой со времен реннского лицея — еще в своей ранней пьесе «Онезим, или Злоключения Приу» (1889, III акт) он использует несколько строчек припева «Клопа и паучихи».
Эге, Иосиф! — «И обратила взоры на Иосифа жена господина его и сказала: спи со мню. […] Она схватила его за одежду и сказала: ложись со мной. Но он, оставив одежду свою в руках ее, побежал и выбежал вон» (Быт, 39, 7–12).
Бог бесконечно мал. — Нельзя не отметить определенный параллелизм нижеследующих рассуждений с главой «О поверхности Бога» в «Фаустролле».
Когда же бог с богиней пожелают слиться… — Для понимания всего этого пассажа любопытно сравнить его с рецензией Жарри на книгу Гастона Данвиля «Психология любви», опубликованной в «Ревю бланш» от 1 марта 1903 г.: «Г-н Данвиль открыто воздает должное гипотезе г-на Дельбефа, согласно которой мужчин и женщин притягивает друг к другу бессознательной волей сперматозоида и яйцеклетки. В свое время [т. е. в „Суперсамце“. — С.Д.] мы приняли на вооружение эту финалистскую концепцию, но ограничивая ее действия лишь сексуальным совокуплением или, если перейти на язык терминов, образованием у мужчины вследствие этой воли бульбарно-пещеристых рефлексов [т. е. эрекции. — С.Д.]». В первом издании своей книги (1894) Данвиль критикует теорию Дельбефа как «блестящий парадокс, слишком далеко заходящий в область гипотез». Как отмечает Тьери Фульк, автор хрестоматийных комментариев к «Суперсамцу» (P., Losfeld — Le Terrain Vague, coll. «Merdre», 1977), эти определения Данвиля «не могли не пробудить живейшего интереса и одобрения Жарри».
Имя человека сегодня — Титан или Мальтус. — Титаном человек становится, восставая против власти «бога и богини» и самолично управляя страстями. Мальтус, Томас Роберт (1766–1834) — английский экономист, автор «Опыта о принципах народонаселения» (1798), в котором увеличение населения представляется как одна из угроз для сохранения человеческой расы и рекомендуется добровольное ограничение рождений (мальтузианизм). Человек становится Мальтусом, поскольку противостоит росту населения — «мужчина и женщина восстают ото сна», то есть вовремя овладевают собой, чтобы не допустить сотворения «нового мира», «маленького Будды»; в следующей главе, например, Маркей и Элен «не желают готовить новые жизни». Другой вопрос, что Мальтус рекомендовал не такой coitus interruptus, а обычное воздержание. Сам Жарри неоднократно восставал против идеи деторождения (девственность матери в «Любви безраздельной», рождение Фаустролля сразу в возрасте 63 лет и пр.).
Аристотель в своих «Вопросах»… — «Вопросы», IV, 5. Аристотель заключает, что акту, наоборот, способствуют сырость и тепло.
Лесной орех мартышка как-то раз… — строчка из басни Флориана «Две обезьяны и один орех» (La Guenon, le singe et la noix). Мораль этой басни — «Без капельки труда не знаешь наслажденья» — наряду со строчкой «Орехи сладки, что ни говори, да их попробуй расколи» упоминается Жарри также в «Любви безраздельной» (гл. ХIII), а «Комедия о любовной записке и лотерейном билете» Флориана фигурирует среди равных книг доктора Фаустролля.
Под тренированным взглядом гипнотизера… — Аналогичная сцена встречается в X главе «Любви безраздельной».
Ифрит Гром Грохочущий — История этого ифрита (злые джинны исламской мифологии, демоны) содержится в 8 томе перевода Мардрюса (ночи 480–487).
Гросс — двенадцать дюжин.
…фонограф, занимавший всю середину стола… — Образ фонографа как говорящего чудовища занимал многих писателей той эпохи: Шарля Кро, Вилье де Лиль-Адана, Реми де Гурмона.
Я розу прине-ес… — Эта действительно популярная песенка называется «Печальная свадьба». Текст песни был опубликован в журнале «Имажье» (№ 6, январь 1896), издававшемся совместно Жарри и Реми де Гурмоном; несмотря на то, что Жарри прекратил сотрудничество с Гурмоном после пятого номера, возможно, изначально интерес к этой песне проявил именно он, а Гурмон опубликовал подготовленный еще до ухода Жарри материал. Помимо старинных эстампов и гравюр, в каждом номере «Имажье» приводился текст какой-нибудь старинной народной песни. Интерес Жарри к народной культуре, в том числе музыкальной, известен. Гурмон же, как полагают некоторые исследователи, мог здесь следовать примеру и вкусам Нерваля. В «Печальной свадьбе» Жарри могла привлечь не только тематика «пляски смерти», частая в средневековой народной поэзии, но и ее игривый тон и соответствующая теме «Суперсамца» первая строчка — «Я девушек любил семь лет без перерыва». Несмотря на указания Жарри в романе, строки о роле находятся в третьем куплете песни.
Post coitum animal triste (лат.) — «После соития зверь печален», начало известной поговорки (далее: «кроме петуха, который поет, и клирика, который позабавился на дармовщину»).
Машина-вызывающая-любовь — нельзя не сопоставить это изобретение Жарри с машиной для измерения и вычисления любви, описанной Шарлем Кро в его «Науке любви», о которой Жарри мог знать либо по номерам журнала «Ша нуар» 1885 г. или от друзей, знакомых с Кро (русский перевод «Науки любви» см. в кн.: Бретон А. Антология черного юмора. М., Carte Blanche, 1999). Нельзя при этом не отметить и определенных параллелей с рассуждением доктора Эдисона — прототипа Эльсона в «Будущей Еве» Вилье де Лиль-Адана, — заявлявшего: «По сути, современная любовь… с точки зрения физической науки, есть вопрос равновесия между магнитом и электричеством». Сама же тема любовных (холостяцких) машин получит важное значение в философии искусства XX века (Дюшан, Карруж и др.).
