— Это его настоящее имя?
— Нет, я просто называю его так.
— Он похож на дикаря из телепередачи «Нешнл Джиогрэфик».
— Да, он именно такой. Я нашла его на лужайке перед домом — возможно, это был его дом, имя владельцев было Роквей, — и он умирал от укуса. Может быть, его укусила крыса. Он не говорит. Только рычит и хрюкает. До этого утра мне удавалось контролировать его поведение. Но я… я устала, понимаете… и… — Она пожала плечами. Болотная грязь высыхала на ее блузке, образуя узор, похожий на китайские иероглифы. — Сначала я его одевала. Он снимал все, кроме трусов. Наконец я устала пытаться. Похоже, мошкара его не беспокоит. — Она сделала паузу. — Я хочу, чтобы мы пошли с вами. Мне кажется, в таких обстоятельствах мне незачем стесняться моих слов.
Ларри подумал о том, как бы она себя вела, если бы знала о судьбе последней женщины, которая хотела пойти вместе с ним. Но она этого не узнает. Этот случай похоронен глубоко-глубоко, хотя этого и нельзя сказать о связанной с ним женщине. Он боялся упомянуть о Рите еще сильнее, чем преступник боится назвать имя своей жертвы в светской беседе.
— Я не знаю, куда я направлюсь, — сказал он. — Я пришел сюда из Нью-Йорка. План мой состоял в том, чтобы найти симпатичный домик на побережье и просто залечь здесь примерно до октября. Но чем дальше я иду, тем сильнее мне нужны другие люди. Чем дальше я иду, тем сильнее все это потрясает меня.
Он выражал свои чувства с трудом, и, похоже, не мог говорить яснее, не упоминая о Рите и о кошмарных снах с темным человеком.
— Я всего боялся, — сказал он осторожно, — так как был предоставлен самому себе. Какая-то паранойя. Словно я ожидал, что на меня нападут индейцы и снимут мой скальп.
— Иными словами, вы перестали искать дома и начали искать людей.
— Возможно, вы правы.
— Вы нашли нас. Это только начало.
— Скорее уж вы нашли меня. И меня беспокоит этот мальчик, Надин. Я должен быть постоянно начеку. Ножа его больше нет, но мир до отказа набит ножами, которые только и ждут того, чтобы их подобрали.
— Да.
— Я не хотел бы, чтобы это прозвучало жестоко… — Он запнулся, надеясь, что она договорит за него, но она не сказала ни слова и только посмотрела на него своими темными глазами.
— Вы не думали о том, что надо его бросить? — Вот наконец он выплюнул эту фразу, словно кусок камня, и звучала она так, словно он был не слишком-то симпатичным парнем… но справедливо ли это, должны ли они превращать плохую ситуацию в еще более худшую, взваливая себе на плечи десятилетнего психопата. Он сказал ей, что слова его могут прозвучать жестоко, и, наверное, так оно и было. Но теперь вокруг них был жестокий мир.
А тем временем странные глаза Джо цвета морской волны сверлили Ларри.
— Я не могу так поступить, — сказала Надин спокойно. — Я понимаю опасность и понимаю также то, что она будет угрожать в первую очередь вам. Он ревнует. Он боится, что вы станете для меня важнее, чем он. Вполне возможно, что он снова попытается… попытается добраться до вас, если, конечно, вам не удастся с ним подружиться или, по крайней мере, убедить его в том, что вы не собираетесь… — Она запнулась, оставив эту мысль непроясненной. — Но если я оставлю его, то это будет убийство. А я не хочу принимать участие в убийстве. Слишком много людей уже умерло, чтобы убивать еще.
— Если он ночью перережет мне глотку, то вам волей-неволей придется принять в этом участие.
Она наклонила голову.
Говоря так тихо, что только она могла его слышать (он не знал, понимает ли наблюдавший за ними Джо, что они говорят), Ларри произнес:
— Он мог бы сделать это уже прошлой ночью, если бы вы не пошли за ним. Разве это не так?
— Все это могло бы случиться, но ведь не случилось, — ответила она мягко.
Ларри засмеялся.
— Дух Рождества вот-вот придет?
Она подняла на него глаза.
— Я хочу пойти с вами, Ларри, но я не могу оставить Джо. Вам решать.
— Это не так-то просто.
— Жизнь в наши дни не очень простая вещь.
Он задумался. Джо сидел на обочине, наблюдая за ними глазами цвета морской воды. Позади них настоящая морская вода омывала скалы, с шумом прорываясь в секретные ходы, проделанные ею в камне.
— Хорошо, — сказал он. — Мне кажется, что вы проявляете к нему опасную снисходительность, но… хорошо.
— Спасибо вам, — сказала Надин. — Я буду отвечать за его поступки.
— Это будет большим утешением, когда он убьет меня.
— Это будет на моей совести до последнего дня жизни, — сказала Надин, и внезапно уверенность в том, что в не слишком отдаленном будущем все ее слова о святости жизни обернутся против нее, чтобы посмеяться над ней, захлестнула ее, как порыв холодного ветра. Она поежилась. «Нет, — сказала она себе. Я не могу стать убийцей. Только не это. Никогда».
В тот вечер они разбили лагерь на мягком белом песке публичного пляжа в Уэллсе. Рядом с комком водорослей, отмечавшим самую высокую линию прилива, Ларри развел большой костер. Джо сел с другой стороны костра, подальше от него и от Надин, и бросал в огонь небольшие палочки. Иногда он поджигал палку побольше и начинал носиться с ней по пляжу, держа ее перед собой, словно единственную свечу, зажженную в честь его дня рождения.
— Вы играете?
Он слегка подпрыгнул при звуке ее голоса и посмотрел на футляр, лежавший перед ним на песке. Раньше он стояла, прислонившись к «Стейнвею» в музыкальной комнате большого дома, куда они проникли, чтобы добыть себе ужин. Он нагрузил свой рюкзак консервными банками и, подчиняясь внезапному импульсу, взял с собой гитару, даже не заглянув в футляр. Последний раз он играл на гитаре во время той сумасшедшей вечеринки, а было это шесть недель назад. Совсем в другой жизни.
— Да, играю, — сказал он и обнаружил, что хочет играть, но не для нее, а просто потому, что иногда это приятно, это прочищает мозги. А когда разводят костер на пляже, то кто-нибудь обязательно берется за гитару.
— Давайте-ка посмотрим, что у нас там, — сказал он, расстегивая замки.
Он ожидал, что гитара окажется хорошей, но то, что лежало внутри, все-таки оказалось для него приятным сюрпризом. Это была двенадцатиструнная гитара фирмы «Гибсон». Прекрасный инструмент, возможно, даже ручной работы.
— Красивая, — сказала она.
— Это точно.
Он взял несколько аккордов, и ему понравилось звучание, хотя струны и были немного расстроены. Звук был насыщеннее и богаче, чем у шестиструнки. Гармоничный, но жесткий.
Он стал настраивать гитару на слух, вспоминая о Барри Григе, Джонни МакКолле и Уэйне Стаки. Когда он уже почти закончил, Надин дотронулась до его плеча, и он поднял взгляд.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});
