Потом возникло еще одно предложение о продаже дома — он находился совсем недалеко, в северной (и не такой дорогой) части Бишопс-авеню. Дом нуждался в ремонте, зато цена была довольно умеренная. Владелец хотел продать его быстро. Элизабет в сопровождении Фица и одного из охранников отправилась его посмотреть, и всем он понравился. «Это безусловно приемлемый вариант», — сказала Элизабет, и полицейские тоже дали добро. Да, сказали они, он может вновь иметь постоянное жилье, это одобрено на самом высоком уровне. Он дважды проехал мимо этого дома, но войти внутрь возможности не было. Особняк с островерхой крышей и выбеленным фасадом, отделенный от улицы двориком с двумя воротами, не бросался в глаза и при этом действительно имел приветливый вид. Он поверил Элизабет на слово и стал действовать как мог быстро. Через десять дней после того, как Элизабет впервые увидела дом 9 по Бишопс-авеню, был подписан договор купли-продажи, и дом стал его. Он не мог этому поверить. У него опять есть свое жилье! «Вы должны понимать, — сказал он новому охраннику, шикарного вида парню, которого сослуживцы звали Си-Эйч-Ти (по инициалам от „Колин Хилл-Томпсон“), — что после того, как я там окажусь, вы меня уже с места не сдвинете». Из всех охранников, с кем он до той поры имел дело, Колин был, пожалуй, наиболее сочувственно настроен. «Правильно, — сказал он. — Стойте на своем. Они это одобрили — значит, точка».
Дом требовал серьезного ремонта. Он позвонил Дэвиду Аштону Хиллу, своему другу-архитектору, и завлек его в самую сердцевину тайны. Дэвид, очередное звено в длинной цепочке Друзей, Без Которых Жизнь Была Бы Невозможна, взялся за дело немедленно; рабочих в тайну не посвятили, им была рассказана «легенда». Номер 9 по Бишопс-авеню должен был стать лондонским домом Джозефа Антона, международного издателя американского происхождения. Работами будет руководить его подруга-англичанка Элизабет, ей предстоит принимать все необходимые решения. Подрядчик Ник Норден был сыном писателя-юмориста Дениса Нордена и редко кому давал себя одурачить. Попробуй объясни Нику, зачем такому издателю, как мистер Антон, пуленепробиваемые окна на первом этаже и укрепленное помещение наверху. Странно было, что мистер Антон ни единого разочка не пожелал с ним встретиться, обсудить ход работ. Английская доброжелательность Элизабет, конечно, действовала успокаивающе, и пугливость мистера Антона, его озабоченность вопросами безопасности можно было в известной мере объяснить американским происхождением — американцы, как известно любому англичанину, боятся всего на свете: если в Париже у кого-то в автомобиле дал вспышку карбюратор, все американцы отменяют поездки во Францию на отдых, — и все же мистер Антон подозревал, что Ник Норден и его рабочие прекрасно понимают, чей дом ремонтируют. Но они ничего не говорили, предпочитая делать вид, будто поверили «легенде», и в прессу ни разу не просочилось ни словечка. Девять месяцев длился ремонт дома для мистера Антона, который затем прожил в нем семь лет, и секрет все это время оставался секретом. В самом конце один из старших сотрудников подразделения «А» признался ему: они ожидали, что о его местожительстве станет широко известно уже через несколько месяцев, и все в Скотленд-Ярде были поражены, что конспирация поддерживалась восемь с лишним лет. В очередной раз люди дали повод испытать к ним благодарность за серьезное отношение к его беде. Все понимали, как важно хранить этот секрет, и хранили его — вот и все.
Он попросил Фица продлить аренду дома на Хэмпстед-лейн. Фиц постарался снизить арендную плату — «Это сущий грабеж, сэр, сколько они с вас дерут», — и ему это удалось, хоть миссис Бульсара и умоляла его: «Пожалуйста, мистер Фиц, уговорите мистера Хедермана платить побольше». А Фиц указывал ей на недостатки: в кухне было две плиты с духовками, и ни одна духовка не работала, на что она, как будто это было исчерпывающим объяснением, отвечала: «Но мы же индийцы, мы готовим на конфорках». Миссис Бульсара была огорчена, что дом у нее не покупают, но по-прежнему придерживалась нелепой идеи о его огромной стоимости. Снизить арендную плату, впрочем, согласилась. Вдруг откуда ни возьмись у дверей появились приставы из Высокого суда «арестовывать имущество семьи Бульсара».
Охрана, сталкиваясь с чем-то неожиданным, порой напоминала кур с отрубленными головами. Э-э, Джо, напомните, какая у нас легенда? На чье имя снят дом? Джозефа Антона? Как, не Джозефа Антона? Ах да, верно. Рэй — как, еще раз, его фамилия? А пишется как? Кем мы должны его называть? Что, он и правда издатель? А, понятно. Джо, а как будет полностью фамилия Фица? Хорошо, кто-то должен наконец дверь открыть. Он сказал им: «Ребята, вам бы надо над собой поработать». Позднее в тот день он написал, как они себя вели, и приколол листок к двери их общей комнаты.
Приставы пришли потому, что Бульсара не внесли месячную плату — всего-навсего пятьсот фунтов. Фиц взял все это дело на себя, позвонил юристу семьи Бульсара, и тот отправил приставам факс, что чек уже послан по почте. Так что же, теоретически приставы могут приходить каждый месяц? А если окажется, что чек так и не послан, могут и завтра? Что за финансовые проблемы у семьи Бульсара? Это было ужасно: дом, имевший такой солидный вид, мог растаять из-за финансовых проблем владельцев, и на месяцы, необходимые для ремонта нового жилья, он мог опять оказаться бездомным? Фиц был невозмутим. «Я с ними поговорю», — сказал он. Больше приставы не появлялись.
Был вопрос о здоровье и связанный с ним вопрос о страхе. Он посетил врача — доктора Бевана из Сент-Джонз-Вуда, известного Особому отделу и лечившего в прошлом людей, пользовавшихся охраной, — и его сердце, кровяное давление и все прочие важные параметры оказались в идеальном порядке, что удивило даже самого врача. Его организм, получается, не заметил, что он живет в стрессовой ситуации. Он справлялся с ней прекрасно, и к услугам обычных ангелов-хранителей, помогающих жертвам стресса — амбиена, валиума, золофта, ксанакса, — прибегать не пришлось. Объяснить свое хорошее здоровье (он и спал крепко) он мог только тем, что «мягкая машина» его тела тем или иным образом приспособилась к случившемуся. Он начал писать «Прощальный вздох Мавра» — роман, главный герои которого старел вдвое быстрей, чем все люди. Жизнь «Мавра» Зогойби проходила слишком быстро, смерть приближалась стремительней, чем ей положено. Отношение этого персонажа к страху было отношением автора. Раскрою вам один из секретов страха, писал Мавр: он — максималист. Ему или все, или ничего. Либо он, как грубый деспот, властвует над твоей жизнью с тупым оглушающим всесилием; либо ты свергаешь его и вся его сила улетучивается как дым. И еще один секрет: в восстании против страха, которое становится причиной падения этого заносчивого тирана, «храбрость» не играет почти никакой роли. Его движущая сила — нечто гораздо более непосредственное: простая необходимость идти дальше по жизни. Я потому перестал бояться, что, раз отпущенный мне срок на земле так мал, у меня нет времени дрожать от испуга.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});
