Ивара я почувствовала. Именно так. Не увидела, а ощутила, что уже нахожусь в его руках. Меня окутал его неповторимый запах. Я хотела прижаться крепче, уткнуться носом в его рубашку и вдыхать еще глубже, во всю силу легких, но тело не слушалось.
Он куда-то нес меня, и я не испытывала ни малейшего интереса — куда. Он что-то говорил, но не удавалось разобрать ни слова. Главное, что я поняла: можно радоваться.
Все закончилось.
Очнулась я в мягкой и удобной постели. От подушки исходил тонкий лавандовый аромат кондиционера для белья. Кто бы мог подумать, что это такая роскошь — лежать на чистых простынях и наслаждаться тем, что позвоночник расслаблен, а мышцы получили необходимый отдых.
Это была кровать Ивара в его городском доме. Я узнала обстановку комнаты. На краю постели сидела элегантно одетая женщина. Ее стрижка-каре и огромные лучистые голубые глаза показались мне знакомыми. Сообразив, что передо мной приемная мать Ивара, я, кажется, покраснела. С женщинами приходилось ладить реже, чем с мужчинами, и ее персона внушала мне страх.
Тут раздался писк. С извиняющейся улыбкой мать Ивара аккуратно вытащила у меня из подмышки электронный градусник. Посмотрела на экран, и на лице отразилось облегчение. Я оглядела себя и обнаружила, что была кем-то заботливо переодета в шелковый пеньюар, а вместо браслета на обожженное запястье наложили аккуратную повязку.
— Я разбудила тебя, Кира? — голос у матери Ивара оказался глубокий, грудной, но приятный. — Прости. Хотела только убедиться, что нет жара. Мы переживали из-за воспаления.
Она указала на повязку.
— Вы… — я облизнула пересохшие губы. Почему-то после дурманящего действия таблетки очень сильно болела голова, и хотелось пить.
— Зови меня Лидия.
Я не чувствовала, что могу так фамильярно обращаться, и уклонилась от предложения.
— Вы это сделали?
— Что именно? Переодевал тебя Ивар. А осматривал врач, — Лидия мягко похлопала меня по руке, — не волнуйся, он — Юрин знакомый и не станет никому рассказывать о тебе. К счастью, рана вполне излечима. Только, наверно, шрам останется.
Она сочувственно изогнула губы. Я вспыхнула. Значит, Ивар поведал не только отцу о моем похищении. Что еще он открыл? В каком свете представил меня? Кто я в глазах его матери?
— Сейчас принесу бульон, и ты поешь, — сказала Лидия. Мне показалось, что она хочет сказать что-то еще, но не знает, как это сделать. — Тебе обязательно нужно начинать есть. Сначала понемногу.
— Я бы хотела увидеть Ивара.
— Ты его увидишь. Обязательно, — она снова замялась, потом вдруг подняла ясный взгляд и стрельнула им в упор. — Кира, я люблю своего сына.
— Как я вас понимаю… — пробормотала я, не придумав ничего лучше.
— Мне больно видеть, что он сам не свой с тех пор, как все случилось. Не отходил от твоей постели ни на шаг, на врача чуть ли не кинулся за то, что тот сразу не смог приехать. Я с трудом уговорила его поспать. Он ведь почти не спал в последние дни.
Ивар переживал? Так сильно, что напугал этим мать? У меня даже горло перехватило от этой новости.
— Я знаю, что ты испытала большой стресс, — продолжала Лидия, — но учти, что он испытал его тоже. Поэтому… — она вздохнула, — как бы ни было трудно, именно ты, как женщина, постарайся его понять.
— Понять в чем? — я сглотнула.
— Он во всем винит себя. Ты должна убедить его, что это не так.
Винит себя?! Разве в нашей ситуации можно искать виноватых? Я только растерянно пожала плечами.
— Ты мне нравишься, Кира. Я узнавала тебя, в основном, по рассказам сына, но мне кажется, ты — хорошая девушка. А самое главное, разумная. Я хочу, чтобы он был счастлив.
С этими словами Лидия поднялась и покинула меня, оставив в полном недоумении. Я откинулась на подушки и воздела глаза к потолку, но обдумать свое новое положение не успела. Дверь распахнулась. Я подскочила, от напряжения стиснув пальцами одеяло.
Ивар стоял на пороге. Судя по сбившемуся дыханию, очень торопился сюда прийти. Видимо, узнал от матери, что я проснулась. Одетый в домашние штаны и серую футболку, он вдруг показался мне еще привлекательнее, чем в нашу первую встречу. Глаза предательски защипало. Больше всего на свете хотелось кинуться ему на грудь и снова ощутить себя в безопасности. Совсем как раньше находила утешение в объятиях папы. Ивар стал моей новой гаванью, хотя тихой ее уж точно нельзя было назвать.
Внезапная заминка между нами напоминала ситуацию, когда к столу приносят красивый пирог, но никто не решается начать его резать, потому что жалко портить глазурь. По лицу Ивара я видела, что каждую минуту он тосковал по мне. Так же, как я не переставала думать о нем в неволе. Он наверняка хотел обнять меня так же сильно, как я жаждала оказаться в его руках.
Но он медлил.
— Проходи, — не выдержала и пролепетала я.
Звук моего голоса вывел Ивара из ступора. Он закрыл за собой дверь, приблизился к постели и опустился на нее, поджав под себя одну ногу. Я схватила его за руку. Это было сильнее меня. Мне требовалось почувствовать, что это — не сон. Что Ивар рядом, он настоящий, из плоти и крови, большой и теплый. И мы снова вместе.
Ладонью другой руки он накрыл мои пальцы. Успокаивающий жест. Жест, наполняющий меня светом и прогоняющий из закоулков души все плохое и темное.
— Ну здравствуй, охотница, — пробормотал Ивар, буквально пожирая глазами мое лицо.
— Ну здравствуй, зверь, — я попыталась улыбнуться, но не могла отделаться от смутного ощущения неловкости.
Ивар словно сдерживал себя. Как будто не этот человек когда-то буквально силой взял меня в первый раз. Я думала, он бросится ко мне и зацелует, как только увидит.
Может, боится показаться чересчур настойчивым или считает, что плохо себя чувствую?
Я подалась вперед и подставила ему губы. Несколько долгих секунд он смотрел на них, плотно сжав свои. Потом начал склоняться все ниже. Мои веки сами собой отяжелели. Еще немного — и…
Ничего не произошло. Когда я открыла глаза, Ивар отвернулся. Он выглядел так, будто страдал от мучительного приступа зубной боли.
Показалось, что в комнате похолодало. Я даже взгляд на окно бросила. Но занавески не шевелились, значит, ни о каком сквозняке не шло и речи. Неприятное чувство сдавило грудь.
— Ты как-то остыл по отношению ко мне, — произнесла я, стараясь, чтобы голос не дрожал.
— Что?! — резко повернулся Ивар. — Я? Остыл? Охотница, ты в своем уме?!
— Ты, наверно, постоянно думаешь, что делали со мной в гетто…
Он дернулся, и я поняла, что попала в цель. На скулах Ивара заиграли желваки, от одного взгляда кровь стыла в жилах. Несмотря на такую его реакцию, я подняла подбородок и заставила себя договорить:
