Во-первых, это было частичным и весьма завуалированным признанием того, что и Гитлера с отцом связывал сюжет о запрятанном кладе. И весьма в стиле Гитлера было бы потешить себя таким признанием, которого не сумел разглядеть ни один дурак — Гитлер любил ощущать себя единственным умным человеком на свете!
Во-вторых, введение в рассмотрение в общем-то опереточного злодея, каким оказался Бонс у Стивенсона, заведомо снижало серьезность того уровня, на котором общались отец и сын Гитлеры — это способствовало поддержанию тайны, которую был обязан сохранять Гитлер всю его оставшуюся жизнь.
Наконец, в-третьих, изображая отца в виде Бонса, Гитлер умалял значение влияния отца на его собственные, Адольфа, поступки (это было четко отмечено многими комментаторами, включая Мазера и Феста, по множеству иных деталей разнообразных заявлений Гитлера), и, опираясь на контраст, аналогичный контрасту между обессилевшим и превратившимся в ничтожество старым пиратом и энергичным и подвижным Джимом, подчеркивал собственное превосходство над отцом, используя образы, тщательно выписанные английским писателем.
Это оказалось одной из форм восхваления Гитлером самого себя, а то, что объектом для сравнения он избрал собственного отца, заставляет нас предполагать, что в действительности дело обстояло совсем наоборот: злобный и мстительный фюрер не удержался от желания посмертно унизить собственного отца, взяв реванш за те неравные отношения, которые реально связывали этого отца с этим сыном!
Забавная в целом игра, вполне соответствующая изобретательному уму, черному юмору и мелкой душонке Гитлера!
Заметим притом, что ситуация, описанная Стивенсоном, и реальный дуэт двух Гитлеров могли содержать еще одно принципиальное различие.
Понятно, что когда трезвый молодой человек регулярно общается с пожилым пьяным, постоянно поддерживая разговоры на разнообразные темы, то нити бесед могут достаточно часто контролироваться именно трезвым молодым.
Алкоголь — это, кроме всего прочего, один из множества наркотиков, в определенном смысле — вариант пресловутой сыворотки правды, которую вроде бы используют для того, чтобы развязывать языки допрашиваемым. Алкоголь не может быть универсальным средством для таких целей, поскольку чрезвычайно разнообразно действует на разных людей; у некоторых алкоголь наоборот обостряет различные чувства (кое у кого — чувство опасности) и даже повышает четкость мышления, хотя, естественно, и замедляет все реакции — автор этих строк знает людей, обладающих подобными качествами.
Пьянство, заметим, нисколько не мешало весьма продолжительной деятельности такого решительного, циничного, мудрого и, подчеркнем, скрытного политика, как Уинстон Черчилль. Тяжелым пьяницей был и знаменитейший и удачливейший разведчик ХХ века Ким Филби, до сего времени (т. е. и много лет после собственной смерти) сумевший сберечь основные тайны своей необычайной роли.
Так или иначе, но выспрашивание пьяных на предмет извлечения из них информации, которую те держат под строгим секретом, безусловно соблюдаемом в трезвом состоянии, — один из частых приемов, применяемых в быту недобросовестными людьми: что у трезвого на уме, то у пьяного на языке — гласит известнейшая пословица.
Успех таких допросов зависит от индивидуальных качеств оппонентов. Некоторые пьяные способны выболтать буквально все — и притом абсолютно не помнить об этом, протрезвев позднее. Каким, например, способом Иоганн Непомук извлекал секреты из своего брата Георга — этого мы не знаем.
Стивенсон либо упустил такую возможность, либо, более вероятно, сознательно прошел мимо нее: его Джим, претендующий на роль благородного авантюриста, не пользовался столь подлым приемом, беседуя с опьяневшим Бонсом.
А вот как это происходило у Адольфа и Алоиза Гитлеров — этого мы не знаем. Учитывая же, что беседы отца и сына велись годами, дозировки выпитого Алоизом менялись по обстоятельствам, а Адольф всегда (наверняка — и в юности) был очень ловким и сообразительным парнем, не сильно обремененным балластом совестливости (как будет показано ниже — как раз в результате тесного общения с собственным папашей), его диалоги с отцом могли принимать весьма несимметричный характер: Адольф мог узнавать значительно больше, чем в принципе желал сообщить ему отец.
Инициатива при этом могла переходить от воспитателя к воспитуемому, а воспитатель далеко не всегда мог даже фиксировать утечку информации, сохраняемой в секрете.
Так ли это происходило или не совсем, но такую возможность нужно учитывать.
В пользу ее реальности свидетельствует устойчивый отказ Адольфа Гитлера от употребления алкоголя, возникший с годами. Он так никогда и не представил никаких убедительных обоснований этому — мы еще будем возвращаться к этому вопросу.
Очень похоже на то, что Адольф Гитлер с некоторых пор очень хорошо понимал опасные свойства алкоголя — и старался уберечь от них себя самого.
Но не является ли наступившая духовная близость Адольфа Гитлера с его отцом, которую сам фюрер старался тщательно затушевать, вообще нашей выдумкой?
Нет, не является.
Добросовестный Мазер подчеркивает элементы этой близости, все же промелькнувшие в скупых воспоминаниях Адольфа Гитлера.
Обратим внимание на эти подробности.
«С того момента, как Адольф пошел в школу, характер у отца испортился. Он постоянно придирается к своему 14-летнему сыну Алоизу[-младшему] и в конце концов вынуждает его в 1896 г. уйти из дому»[417] — об этом мы уже писали, хотя, напоминаем, это могло произойти и в 1895 году.
В то же самое время дела с Адольфом обстоят практически идеальным образом: «В 1896 г. он переходит во второй класс ламбахской школы при бенедиктинском монастыре и /…/ учится [в этой школе] до весны 1898 г. И там он получает только отличные оценки. Впоследствии он с удовольствием вспоминает, что пел в это время в хоре мальчиков и брал в свободное время уроки пения».
С удовольствием Адольф участвовал и в церковной службе, «будучи членом монастырского хора и министрантом во время богослужений /…/. В «Майн кампф» Гитлер признается, что хорошо организованное праздничное великолепие церковных праздников заставляло его видеть в профессии католического священника высший идеал стремлений»[418] — и далее Мазер перечисляет однокашников Адольфа Гитлера того времени, которые действительно стали священниками.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});
