Получив это письмо, Сталин написал, что не согласен с Акуловым и что если Микоян и ошибся, то только в том, что надо было начинать это дело раньше. Я был удовлетворен такой сильной поддержкой Сталина в работе по строительству современной пищевой индустрии. Это помогало и дальше развивать начатое дело.
Я, конечно, не был специалистом или инженером, но был политическим деятелем и организатором. Для успеха начатой работы я направлял наиболее способных и знающих людей за границу, чтобы они изучали опыт лучших предприятий Европы и особенно Америки, чтобы перенести на советскую почву все передовое и лучшее. Кроме того, приглашал иностранных специалистов, с которыми консультировался, например, в деле строительства мясокомбинатов. Так, Московский мясокомбинат был построен после того, как группа советских специалистов и проектировщиков побывала в Америке и оттуда также прибыла к нам группа американских проектировщиков – так был разработан проект строительства Московского мясокомбината. Затем по его образцу были построены Ленинградский, Семипалатинский, Бакинский и другие комбинаты.
Следует сказать, что тогда в состав Наркомпищепрома входило много совхозов, например все свекловичные совхозы, созданные на базе старых имений сахарозаводчиков.
В это время я часто встречался со Сталиным, был в близких с ним отношениях. Он интересовался всем, был в курсе всего того, что заслуживало внимания в этой области. Одобрял и был доволен теми успехами, которых удавалось достигнуть.
По инициативе Сталина стали расширяться мои обязанности по хозяйственной работе. Тогда производство растительных масел, естественно, находилось в системе пищевой промышленности, а производство мыла было в Наркомате легкой промышленности, хотя в основе производства мыла лежало пищевое сырье.
Наркомом легкой промышленности тогда был Любимов, старый большевик, уважаемый человек. Но на него шли жалобы, что он мало обращает внимания на развитие парфюмерной промышленности и на мыловарение. Сталин узнал об этом из беседы с Полиной Семеновной Жемчужиной, женой Молотова. Тогда она возглавляла ТЭЖЭ – Трест жировой промышленности Москвы (такой же трест ЛЕНЖЕТ был в Ленинграде).
Как-то раз позвонил мне Сталин и пригласил к себе на квартиру. Там был Молотов. Попили чаю. Вели всякие разговоры. Потом Сталин перешел к делу и сказал примерно следующее: жена Молотова, Жемчужина, рассказала ему, что ими очень плохо руководит Наркомлегпром. В таком положении находится и ЛЕНЖЕТ. С ее слов получалось, что они беспризорные. Вместе с тем Жемчужина говорила, что парфюмерия – это перспективная область, прибыльная и очень нужная народу. У них имеется много заводов по производству туалетного и хозяйственного мыла и всей косметики и парфюмерии. Но они не могут развернуть производство, потому что наркомат не дает жиров; эфирных масел для духов и туалетного мыла также не хватает; нет упаковочных материалов. Словом, развернуться не на чем. А у женщин большая потребность в парфюмерии и косметике. Можно на тех же мощностях широко развернуть производство, если будет обеспечено материально-техническое снабжение. «Вот, – говорит Сталин, – я и предлагаю передать эту отрасль из Наркомлегпрома в Наркомпищепром». Я возразил, что в этом деле ничего не понимаю сам и что ничего общего это дело с пищевой промышленностью не имеет. Что же касается жиров, то сколько правительство решит, столько я буду бесперебойно поставлять – это я гарантирую. Кроме эфирномасличных жиров, производство которых находится у Легпрома, а не у меня.
Сталин заметил, что не сомневается, что жиры я дам. «Но все же, – сказал он, – ты человек энергичный. Если возьмешься, дело пойдет вперед». Неуверенно, но я согласился.
Итак, все это перешло к нам. Был создан в наркомате Главпарфюмер, начальником которого была назначена Жемчужина. Я с ней до этого не был близко знаком, хотя мы жили в Кремле на одном этаже, фактически в одном коридоре. Она вышла из работниц, была способной и энергичной, быстро соображала, обладала организаторскими способностями и вполне справлялась со своими обязанностями.
Следует сказать, что, несмотря на драматические перипетии ее жизни (ее выдвинули наркомом рыбной промышленности, потом избрали членом ЦК, затем исключили из состава ЦК, арестовали, сослали, и она была освобождена только после смерти Сталина), я, кроме положительного, ничего о ней сказать не могу. Под ее руководством эта отрасль развивалась успешно. Я со своей стороны ей помогал, и она эту помощь правильно использовала. Отрасль развилась настолько, что я мог поставить перед ней задачу, чтобы советские духи не уступали по качеству парижским. Тогда эту задачу в целом она почти что выполнила: производство духов стало на современном уровне, лучшие наши духи получили признание. Мы покупали за границей для этого сырье и на его основе производили эфирные масла. Все это входило в систему ее главка.
В отношении Полины Семеновны я, правда, слышал немало критических замечаний от моей жены Ашхен. Но речь шла исключительно о ее воспитании дочери Светланы и о манерах Полины Семеновны в быту. Она вела себя по-барски, как «первая леди государства» (каковой стала после смерти жены Сталина). Не проявляла скромности, по тем временам роскошно одевалась. Дочь воспитывала тоже по-барски. В подтверждение рассказов Ашхен припоминала, что еще Серго Орджоникидзе возмущался: «Для какого общества она ее воспитывает?!» Так что бытовая сторона жизни Полины Семеновны была, видимо, широко известна. Причем дома она играла роль первой скрипки – муж очень ее любил и ни во что не вмешивался. Наш общий коридор имел двухстворчатую дверь между квартирами, обычно открытую. Однажды Ашхен с иронией сообщила мне, что дверь заперли и закрыли большим шкафом: Полина Семеновна, мол, боится дурного влияния наших сыновей на ее «принцессу». Но, может быть, она просто не хотела жить почти как в коммунальной квартире? В любом случае эти стороны быта чужой семьи меня не интересовали, не было ни желания, ни времени о них думать.
Через три года, в 1934 г., из Наркомата снабжения были образованы три наркомата: Наркомат внутренней торговли – наркомом стал мой заместитель Вейцер, Наркомат заготовок – его возглавил Клейнер, тоже мой заместитель, оба достойные, хорошие работники, а я стал наркомом пищевой промышленности.
Глава 22
Моя первая поездка в Америку
Шел 1936 г. Получив после долгого перерыва в начале августа очередной отпуск, я собирался провести его вместе с женой и пятью сыновьями в Крыму. Вещи были уже упакованы, поезд отходил ночью. Я зашел к Сталину попрощаться. У него находились в это время Молотов и Ворошилов. Сталин вдруг, совершенно неожиданно говорит: «А почему бы тебе не поехать в Америку вместо Крыма? Заодно это будет неплохим отдыхом, но главное – надо изучить опыт США в области пищевой промышленности. Лучшее из того, что ты там увидишь, потом перенести к нам, в Советский Союз!»
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});
