Села рядом с княжной и с треском поскребла голову.
— Но если с другой стороны заглянуть, тоскливо будет здесь сейчас. Словом переброситься не с кем, а не то, что разругаться для душевного веселья. Да и дрягва пропала. То ли озеро, а то ли… И куда, спрашивается, мне сейчас на старости лет из родных мест шагать?
Пригорюнилась, голову повесила.
— И все то у тебя, тетушка, не слава богу. — возмутилась Влада. И так не хорошо, и этак не ладно.
— А вот такая я с молоду уросливая. — Берегиня почувствовала себя виноватой. — Поэтому меня и люди, наверное, таким именем зовут. А нет, чтобы в душу поглубже заглянуть, на судьбу мою горькую посмотреть, так по другому бы зщапели. Я же ласковое слово от вас только и услышала. От других же одно слышу… кикимора болотная, и все тут.
— И заинтересованно заглянула в лицо Радогора.
— Ты как думаешь, касатушка, не соврал он про пироги? Правда видел? Или так сказал. Чтобы меня успокоить?
— Проснется, сама и спроси.
— Когда он еще проснется! — Расстроилась кикимора. — Эвон развалился. Спит и спит. Как сроду не сыпал. На таким коленках и голодом можно всю жизнь проспать. А я к той поре начисто вся изведусь.
Кикимора от досады сплюнула в воду, вскочила на ноги и бойко забегала по бревнам.
И ночь не уходит, как за гору зацепилась. Так и висит чернее черного. Я таких ночей и не видела сроду. Аж мурашки по коже скачут. Всю истоптали.
Влада зримо представила тех мурашек, которые топают по твердой, как кора, коже берегини и, не удержавшись, улыбнулась.
— А тебе, хохотунья, только бы зубы скалить над голодным человеком. А нет, чтобы подумать своей головой, не все сыты, тем, что один другого по голове ладошкой гладит. Есть и другие…
Но рассвет медленно, с ленцой поднимался над болотом. Тучи расступились и запоздало появился блеклый, ущербный месяц, высветив на водной глади чуть заметную дорожку. И берегиня оживилась, сразу забыв все свои огорчения.
— Пусть спит. — Сжалилась она. — наломался за эти дни. — Сама такой была. Набегаюсь за день так, хоть колом буди, хоть из ведра воду лей, все равно не добудишься. Я теперь и без него одним махом догребу. А уж на берегу пусть сам разбирается. Ты только, девка, держись покрепче. И его держи, чтобы с коленок не скатился.
Влада забеспокоилась, с тревогой глядя в задорное лицо кикиморы.
— Ты, тетушка, на месяц держи. Когда сюда шли, он у нас за спиной был
— Учи кого другого, а меня молода еще учить. — Строптиво огрызнулась берегиня, которую торопил, разом пробудившийся, голод. — Без сопливых склизко. Ну, залетные!
Залилась в разбойничьем свисте, заухала, разгоняя вихрь. И Влада наклонилась всем телом на Радогором, закрывая его от воды, хлестким потоком обрушившейся на их плот.
Растаял месяц. Исчезла путеводная дорожка. И ночь ушла, отлепившись от горы, когда их плот врезался в берег. Весь забитый завалами из поваленных деревьев, бесформенных болотных кочек, травы… и страшилищ, которых пожирали полчища муравьев, пауков и червей.
Удар был настолько сильным, что кикимора, не удержавшись, сорвалась с плота. Пролетела по воздуху над завалом и воткнулась головой в мягкую, размытую водой землю. И теперь смешно болтала в воздухе ногами, над скатившейся на голову, юбкой и ругалась на чем свет стоит.
Влада вцепилась руками в бревна, но тоже не сумела удержаться. Прокатилась по ним и ударилась спиной во что — то мягкое. А сверху ее придавил, так и не проснувшийся, Радогор.
Непереносимая вонь ударила в ноздри..
— Радо, проснись!
А где — то за завом благим матом верещала берегиня.
— Выдерните меня скорее! Ослепли что ли?
— Радо!
Радогор открыл глаза и с удивлением посмотрел на нее.
— Проснись, Радо. Мне тебя не скатить. Тяжелый ты.
Приподнялся на руках, с трудом приходя в себя от сна. — до берега добрались, а я выползти из — под тебя не могу. Будто не ты, а целая гора меня придавила. А сзади что — то мягкое и противное лежит.
Радогор, все еще плохо понимая, поднялся на ноги.
— На ноги меня поставьте скорее, а то вся голова затекла. — долетел до них рассерженный голос кикиморы. — я ногами по воздуху болтаю, по самые уши в землю воткнулась, а на них разговорами напало. Юбка на ушах висит и все добро, какое есть, на голе. Не дай бог, кто увидит меня в таком непотребстве, долго ли до греха.
Но Влада, которая в другое время уже каталась бы от смеха, словно и не слышит ее. С тревогой заглядывает в глаза Радогора. Даже на носки привстал. Без слов понял причину ее тревоги и, как мог, успокоил.
— Вижу, Ладушка. Не так внятно, но вижу. А дойдем до дома, пополощу глаза отваром и совсем хорошо будет.
— Да, наговоритесь вы или нет? — Завопила, теряя терпение берегиня.
Полезли через завал. И оба чуть не повалились от смеха.
— Не подавитесь! — Взбеленилась кикимора. — У человека горе, а на них смехом напало.
Прыгнула на ноги, как только Радогор ее вытянул и запрыгала вокруг них, кипя от негодования.
— Хорошо, еще что ночь кончилась, а то так и пролежала бы под ним. — Набросилась она на Владу. — Лежи себе да полеживай, а другие пусть погибают не хорошей смертью. А там, может, уже все пироги переели. И только я, где не попадя, ногами болтаю. Чуть землей не уходилась на смерть…
— Тетушка! — Возмутилась Влада. — Я вообще спиной уперлась в то страшилище, которое нас съесть собиралось, а оно уже запахло. И Радогора еле дотолкалась.
Не утерпел, улыбнулся и Радогор, чем привел берегиню в совершенное бешенство.
— А тебе бы только на беззащитную женщину покрикивать Смотри, княжна, подумай головой, хотя чем там думать уже, в какую сторону клонишься. Понаторел на мне, так и на тебя покрикивать будет. А то и поколачивать.
Радогор спорить не стал.
— Пироги стынут. — Напомнил он.
И зашагал, ловко выбираясь из завала, поймав Владу за руку. Кикимора, услышав про пироги, замолчала. Какое то время плелась следом, переживая свой конфуз, но потом не утерпела и забежала вперед.
— Ты как про пироги сказал? Шутейно? Или как то иначе?
Поедим, увидим…
— Ботало ты коровье. Вот кто! Все бы загадками разговаривать. Даром, что головой верхушки подпираешь, а все ни какой самостоятельности.
Но выговаривала уже без злости. С довольной улыбкой прищурила глаза и бодро побежала, далеко опередив их. Остановилась, бросая на них не терпеливые взгляды.
— Копытиха поди — ка уже заждалась меня, все глаза проглядела, а они еле ноги тащат. — Беззлобно проворчала она. — вы еще цветочки начните нюхать. Или того хуже, собирать.
И снова убежала вперед.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});
