— Недостаточно сильно, — возразил Тромм. — Политическая программа всегда слишком логична и однозначна, поэтому понять её и оценить, а значит принять или отвергнуть, способен даже идиот. Именно потому политреформисты могут обладать лишь большинством голосов, необходимых для принятия решения, но никогда у них не было, нет и не будет всеобщей приверженности. У политиков всегда есть противники. Даже у тех, кто творит революции. «Да-да, — говорят люди, — вы правы, диктатора свергнуть нужно, но после жизнь устраивать надо по-другому. Например, так, как предлагают ваши конкуренты». У политика никогда не будет абсолютной власти, даже если он называется господом богом. Всегда отыщется не только прямой враг-дьявол, но и конкурирующее божество. В русле одной и той же религии есть множество разных течений.
— Тогда зачем нам творить сказку? — не понял Лиайрик. — Если ни в форме политической программы, ни в виде религиозного учения она не даст нам полного контроля над Иалуметом?
— А мы и не будем доводить сказку до уровня программы или учения. В отличие от политреформистов или провозвестников новых религий нам нет нужды добиваться верховной власти. Мы уже вершители судеб Иалумета. Поэтому мы остановим развитие нашего сказания на середине пути, когда оно уже избавится от наивности и примитивизма сказки, но ещё и не обретёт целеуказующей конкретики учения. Нам нужна полувоплощённая мечта, фата-моргана, которая всегда будет привлекать, но никогда не даст себя разглядеть, а значит, принять или отвергнуть. Люди будут стремиться к ней вечно. Хотя бы для того, чтобы понять, что это такое. А пока народ будет гоняться за фата-морганой, ему некогда будет обдумывать и оценивать наши поступки.
— Иллюзии всегда держали крепче любых цепей, — согласилась Маргарита.
— Что ж, — одобрил Лиайрик, — звучит разумно. Осталось выяснить, какие сказки сейчас наиболее популярны.
— Надо народ слушать, — сказала Маргарита. — Представителей каждого конкретного класса и каждой страты на каждой планете Иалумета, систематизировать их высказывания.
— Да это же какая бездна работы!
— Однако и политреформисты, и провозвестники религий с ней справляются, причём в кратчайшие сроки и собственными силами, тогда как в твоём распоряжении вся мощь ВКС.
— Ладно, — Лиайрик откинулся в кресле, закрыл глаза. — Попробуем.
* * *
Мальдаус, хозяин самого крупного и знаменитого в Бенолиии цирка, высокий и полноватый человек пятидесяти двух лет с тёмными волосами и синими глазами, взбешённо мотался по кабинету.
— Как прикажешь это понимать? — спросил он управителя, худощавого, но жилистого и крепкого блондина лет тридцати с небольшим. — Как на арену мог попасть кукляк с милтуанным оберегом? У тебя что, глаза повылазили на проверке?
Управитель бросил быстрый взгляд на мониторы.
Приговорённый к смерти на арене государственный преступник, на цирковом жаргоне — кукляк, сидел, свернув по-степняцки ноги, у южного края арены. У северного лежали два льва. Немного правее пристроились три тигра. Звери скучали, ждали, когда на арене появится пригодная для охоты жертва. Такая, от которой не исходит тяжёлая отталкивающая вибрация.
— Я… — начал управитель. — Северцева сейчас уберут с арены, обыщут. Его вышвырнут на арену голым, даже налысо выбритым! У него больше не будет никакого милтуанника.
— Поздно, — сказал Мальдаус. — Представление испорчено. Уже вечером все СМИ начнут называть мой цирк непрофессиональным, а завтра вообще превратят в ничтожность. Но ты этого уже не увидишь! Точнее, увидишь, но не как управитель лучшего цирка империи, а как рядовой безработный Бенолии. Пшёл прочь отсюда!
Управитель побледнел.
— Но ведь всё небезнадёжно, мой господин, — ответил он дрожащим голосом. — Если сейчас же выставить против Северцева гладиатора, то СМИ назовут облом со зверями лучшим разогревом публики в истории цирков. А на людей милтуан не действует. Во всяком случае, тот, который есть у Северцева — звериный.
— Умный, да? — разъярился Мальдаус. — Ты же слышал, что говорили о Северцеве. Ни один гладиатор не пойдёт против Погибельника.
Управитель понял, что помилован. Если хозяин продолжает разговор, то в цирке оставит.
— Разве гладиаторы трусливее и слабее коллегианцев? — неуклюже изобразил ехидство управитель. Голос всё ещё подрагивал от страха. — Те, значит, крутые перцы, а гладиаторы — дерьмо и трусы?
— Хм-м… — глянул на него Мальдаус. — Пожалуй, это сработает. На такую подначку они не могут не повестись.
Управитель облегчённо перевёл дух. Спасся! Теперь надо немедля закрепить позиции.
— К тому же слава того, кто отрубит голову самому Погибельнику, будет не просто велика — огромна. И риска при этом никакого, потому что противник — калека колчерукий, которого едва держат полухромые ноги. Ваши гладиаторы не идиоты, господин, выгоду считать умеют.
— Хорошо, — кивнул Мальдаус. — Делай. И побыстрее!
— Господин, — осторожно спросил управитель, — почему вы не дали мне времени на подготовку? Если бы не пришлось так спешить с номером, то не было бы всех этих накладок. Ведь прежде я никогда вас не подводил! Но и вы не заставляли меня так спешить. Будь у меня ещё хотя бы сутки…
— Я получил приказ из Императорской башни. Северцев должен быть на арене тридцатого! По-твоему, я мог говорить об отсрочке?
— Из Императорской башни? — испуганно переспросил управитель.
— Разумеется. Или ты думал, Погибельником империи будут заниматься на низших уровнях?
— Нет… Только… Хозяин, ведь до сих пор ни один Погибельник не оказывался в цирке. С ними всегда разбиралась Преградительная коллегия. Почему же теперь…
— Не нам судить о поступках высших! — оборвал Мальдаус. — Наш удел — выполнять повеления государя. Иди и работай!
Управитель поклонился, ушёл.
Но сердце грызло сомнение. То, что звонок исходил из Императорской башни, ещё не означало, что сделан он по приказу государя. Тут явно какие-то собственные интриги, прикрытые ссылкой на императора.
Как бы не закончились они крутыми неприятностями.
Может, лучше свалить отсюда, пока не поздно? Без должности будет плохо, а без головы ещё хуже.
Управитель посмотрел в окно. У огромных мониторов перед цирком топился народ. Журналисты, зеваки…
Как легко будет раствориться в этой толпе, исчезнуть… Сейчас он управитель знаменитого цирка, приближённый самого Мальдауса. Все его знают, многие говорят о нём с почтением. А кем он будет там, за стенами цирка?
Никем. И ничем.
Управитель поёжился.
— Нет, — сказал он тихо. — Нет.
И пошёл к гладиаторам.
=
Золотая ложа в цирке предназначена для посетителей самых высших статусов. Билеты в неё не продаются, в Золотую ложу посетителей почтительнейше приглашают.
Сейчас в Золотой ложе только один зритель — предвозвестник государя.
Мальдаус со страхом смотрел на смуглошерстого беркана тридцати двух лет.
Красив как картина, элегантен как стереозвезда, бесстрастен как изваяние. И смертоносен, как топор палача.
Эльван Кадере, теньм императора номер пять. Предвозвестник высочайшей воли.
— Угодно ли вам вина? — с низким поклоном спросил предвозвестника Мальдаус.
— Нет.
У ног посланца государя стоит контейнер для головы Погибельника.
— Свободен, — тоном приказа сказал предвозвестник.
Мальдаус исчез.
Эльван смотрел на арену.
Огромная плоскодонная чаша с высокими трёхметровыми бортами — чтобы смертники или звери не выскочили к зрителям.
Борта и покрытие пола пронзительно-белые, чтобы ярче видна была кровь.
От верхнего края бортов начинаются зелёные трибуны для зрителей.
Над ареной, на уровне верхних ярусов трибун, к куполу подвешено кольцо из восьми громадных мониторов, которые показывают происходящее на арене. Немного ниже восемь мониторов поменьше, на них демонстрируют счёт поединков, размеры ставок и выплат.
Хищников с арены уже убрали.
Северцев по-прежнему сидел возле края арены.
Сейчас выпустят гладиатора и с гирреанским гадёнышем будет покончено.
А пока смотреть не на что. Эльван откинулся в кресле, закрыл глаза.
Какой же сладкой будет смерть гирреанца! Жаль только, нельзя выродка палёнорожего убить собственноручно.
…Решению Преградительной коллегии выставить Северцева на арене, вместо того, чтобы обезглавить в собственном подвале, как это делалось обычно, император удивился безмерно. И разгневался.
Но один из гардеробщиков почтительнейше заметил, что так будет даже лучше — все увидят, сколь ничтожен Погибельник в сравнении с могуществом государя.
Император согласился, однако на коллегию продолжал гневаться. Тогда гардеробщик ещё почтительнейше заметил, что коллегия тут ни при чём. Северцева передали в цирк самые обычные подданные его величества, которым, волею пресвятого, посчастливилось разоблачить и задержать это отродье сатаны. «Зверя — к зверям, — сказал гардеробщик. — Ведь от начала империи треть приговорённых казнят в цирках».
