сделал удручённый жест и понимающе покачал головой. Он оказался не таким недоверчивым, как его мать.
— Эсфирь здесь, — сообщил Рэтас, снова берясь натирать фужеры, но его руки выдавали то, что он нервничал. — Она сидит здесь уже час и пьёт вино, хотя раньше никогда этого не делала. Я пытался вразумить её, но она меня не слушает. А между тем, вино для неё — яд. Я не знаю, что делать.
— Где она? — спросил Артур.
Рэтас указал на столик, стоявший в углу, полускрытый портьерой. Из-за слабого освещения и тени от портьеры, Эсфирь было почти не видно.
Артур пошёл к Эсфири, гадая, кто же она на самом деле. Терианка сидела лицом к подходившему Артуру, но не видела его. Низко опустив голову, она подпирала её правой рукой, поставив локоть на стол. Её длинная вьющаяся чёлка и волосы скрывали лицо, упав вперёд волнистыми прядями. На Эсфири было то же переливающееся красно-коричневое платье и тёмно-вишнёвый плащ из плотного шёлка, который сполз и висел на одном левом плече, скрывая левую руку и частично лёжа на полу. Перед девушкой на столе стояли бутылка, уже больше, чем на половину пустая, фужер и лежал кинжал, лезвие которого блестело в мерцающем свете свечей.
— Эсфирь!
Услышав своё имя, Эсфирь медленно и неохотно подняла голову. Из-под длинной чёлки на Артура недружелюбно сверкнули большие чёрные глаза.
— Тебе нельзя пить, — сказал Артур, садясь напротив Эсфири.
— Кто вы такой, чтобы указывать мне? — немного возмущённо спросила Эсфирь, и протянула руку к фужеру, но Артур перехватил её запястье и быстро отодвинул фужер и вино.
— На сегодня тебе достаточно, — нравоучительно произнёс Артур. — Вино убьёт тебя, если ты не остановишься. Ты и так уже пьяна.
— Нет, я не пьяна, — устало возразила Эсфирь, снова опустив голову и не проявляя никакого интереса к человеку, подошедшему к ней, и не думая о том, что говорит. — Я хотела бы напиться и всё забыть, хотя бы сегодня, но не могу. Мои воспоминания сильнее меня.
«Неужели эта полупьяная и пребывающая в полной депрессии девушка и есть Одинокий Убийца?» — усомнился Артур.
У сидевшей перед ним терианки вид действительно был не самый бравый.
— Я понимаю тебя, но такое горе невозможно утопить в вине. Твоё прошлое и твои поступки не дают тебе покоя, — посочувствовал землянин.
Эсфирь резко выпрямилась и в упор поглядела на Артура, тому стало немного не по себе, зато в таком состоянии терианка больше походила на грозную убийцу.
— Что вы знаете обо мне? — она бросила на собеседника уничтожающий взгляд.
Настороженно глядя в не менее чёрные, чем её, глаза Артура, Эсфирь вдруг вспомнила и узнала командира Группы Риска-III, некогда гнавшейся за ней.
— Я знаю достаточно много, мне всё рассказал Логвин Пирс, а до остального я додумался сам, — ответил Артур.
Слова были достаточно серьёзными и прямолинейными, но терианка не впала в панику и не сделала попытку сбежать. Она приняла эти слова как вызов, в её глазах вспыхнула решимость принять и эту войну, если её хотят ей навязать. На миг, только на краткий миг, Эсфирь замерла, а потом одарила Артура вероломной усмешкой, которая могла означать всё, что угодно, но что именно, трудно понять. Одно ясно — эта девушка не сдастся без борьбы и с её стороны будет нанесено тоже немало ударов, прежде чем её уничтожат. Это было уже поведение настоящего Одинокого Убийцы, каким и описывал его Логвин Пирс — умный, коварный, хитрый, не брезгующий убить врага со спины. Эсфирь показала своё истинное лицо и это могло служить достаточно красноречивым предостережением против того, чтобы вставать у неё на дороге.
— Значит, Логвин всё же не выдержал и проболтался, — покачав головой, с кривой усмешкой, произнесла полупрезрительно Эсфирь и безразличным тоном осведомилась: — Вас послали, чтобы убить меня?
— Нет, я искал тебя, чтобы предупредить о том, что император ищет убийцу Хауца, для того, чтобы убить его без суда и следствия.
— Как это похоже на здешних людей, — скривилась Эсфирь.
— Пока полиция не напала на твой след, ты должна покинуть Аулент.
— Зачем? — Эсфирь равнодушно пожала плечами.
— Но ведь тебя могут убить! Неужели тебя это не волнует? — удивился Артур.
— Меня это перестало волновать много лет назад.
— Ты так говоришь, потому что напилась и не понимаешь всей опасности. На самом деле ты хочешь жить.
— Нет. Мне уже всё равно. Поэтому вы зря беспокоитесь. Идите и спите спокойно, господин Артур. Вы предупредили меня, а остальное — мои проблемы, — Эсфирь снова взяла фужер и сделала глоток.
— Я не уйду.
— Почему?
— Ты разве забыла, какой сегодня день? И не смотри на меня волком, я знаю, что память-то у тебя на редкость хорошая. Сегодня настала очередь следующей жертвы Одинокого Убийцы. Поэтому в эту ночь, пока весь Аулент ловит неуловимого убийцу, я прослежу, чтобы ты не попала в переделку.
— Вы о ком заботитесь — обо мне или о моих жертвах? — услышал Артур циничный вопрос.
— Эсфирь!
— Вы боитесь, что я убью очередного Вампира? Не так ли?
Глаза девушки хищно и непримиримо сверкнули.
— Нет, я боюсь, что аулентцы убьют тебя, если поймают.
— У них ума не хватит, — самоуверенно заявила Эсфирь.
— Хотя, честно говоря, я хочу помешать тебе убить очередную жертву, припасённую на этот день, и этим взять ещё один грех на душу.
— А вот это больше походит на правду, — заметила терианка.
— Эсфирь, я правда желаю помочь тебе. Твоя жизнь не заслуживает ни чьего одобрения, ты должна добиваться всего законным путём.
— Ага, как Нейман де Эриндо. Интересно, много ли она добилась, ища правды у закона?
— Она действительно страдает незаслуженно. Но сейчас речь идёт не о Нейман де Эриндо, а о тебе. В твоём случае всё могло быть иначе, если бы ты сразу обратилась к правосудию.
— И кто интересно поверил бы маленькой девочке с голубой кровью? В лучшем случае я сейчас трудилась бы как каторжная на какого-нибудь пришельца в качестве пожизненной рабыни. Ведь именно так поступали с моим народом. А так я жива и свободна, я могу вершить свой суд и ни перед кем не склоняю голову, хоть я всего лишь бродяга. Может, на других планетах слово «закон» и уважают, но здесь оно всего лишь бессильный мираж, калечащий жизни и судьбы людей, и не только териан. Ещё тогда, совсем маленькая, я понимала, что лучше держаться подальше от аулентского закона, и потому я выжила там, где погибали другие.
— И всё-таки, я не допущу, чтобы сегодня произошло ещё
