– Ладно, неважно. Просто остальные уверены: самое последнее, о чем нужно беспокоиться Галаду, так это о том, чтобы оказаться вдруг Стражем при Зеленой Айз Седай, пока в голове у него ещё не прояснилось. А его голова сейчас работает не слишком ясно! – Он засмеялся. – Нет, похоже, ничего эти дамы ему не сделают. Но я готов держать пари на те две мои марки, что ты сжимаешь в руке: некоторые из них не прочь бы такое сотворить!
– Марки уже не твои! – сказал Мэт, пряча деньги в карман своей куртки. – А вовсе даже мои!
Объяснения Гавина не слишком разъяснили Мэту смысл происшедшего. Он, однако, твердо знал главное: Галад жив. Суть взаимоотношений между Стражами и Айз Седай была понятна ему недостаточно, лишь обрывочно он помнил о чем-то вроде союза между Морейн и Ланом, в котором не было ничего такого, на что намекал, казалось, Гавин.
– Интересно, как они отнесутся, если я потребую у Галада его проигрыш? – спросил Мэт.
– Скорее всего, будут недовольны, – сдержанно ответил ему подошедший в ту минуту Хаммар. – Некоторым из этих Айз Седай ты сейчас не слишком-то нравишься. – Хаммар хмыкнул. – Знал бы ты о них больше, так понял бы: даже Зеленые Айя лучше иных девушек, вырвавшихся наконец из-под материнской опеки. Но Галад не из тех красавчиков, что им по нраву.
– Да, он не из тех, – согласился Мэт. Гавин с ухмылкой смотрел на обоих говоривших, но под взглядом Хаммара отвернулся в сторону.
– Вот, бери! – Страж вложил Мэту в ладонь ещё две серебряные монеты. Галад мне потом отдаст. А ты сам-то откуда, парень?
– Из Манетерен! – И Мэта обдал мороз, ибо он услышал выскочившее у него слово. – То есть я хотел сказать – из Двуречья! Видно, слишком много старых преданий я наслушался! – Но Страж и его ученик смотрели на него и ничего не говорили. – Я… Я, пожалуй, пойду, мне надо поесть, подкрепиться. И они оба кивнули ему, словно понимая, что Мэту давно пора как следует поесть, хотя колокол ещё не пробил Середину Утра.
Прихватив шест, положить который на место ему никто не приказывал, Мэт медленно пошел в сторону от учебной площадки и вскоре скрылся за деревьями. Как только он понял, что никто его не видит, Мэт стал опираться на посох, ибо продолжать путь без посторонней опоры он был уже не в силах.
Мэту казалось: стоит ему распахнуть куртку – и в том месте своего тела, где должен находиться его желудок, он увидит разрастающуюся дыру, уже готовую утянуть в пустоту всего юношу целиком. Но вовсе не о голоде он думал. В сознании его продолжали звучать голоса. Ты, парень, вроде на Древнем Наречии говоришь?.. Манетерен!.. Эти слова заставили его задрожать. О Свет, помоги мне, я себя сам зарываю! Я должен немедленно отсюда выбраться. Но как мне уйти, как? Мэт двинулся обратно, в сторону Башни, ковыляя, точно дряхлый старик. Как мне удрать, о Свет?
ГЛАВА 25. Вопросы
Эгвейн лежала на кровати, подперев руками подбородок, и смотрела, как Найнив раздумывая, ходит по комнате взад и вперед. Илэйн расположилась перед очагом, все ещё полным пепла от огня, горевшего в нем вчера вечером. Вновь и вновь вчитываясь в каждое слово, она изучала список имен, переданный ей вчера Верин. Другой список, перечень наименований тер'ангриалов, лежал на столе. Прочитав его и один раз обменявшись своими соображениями, потрясенные девушки больше этот список не обсуждали, хотя обо всем прочем говорили и говорили. И беспрестанно спорили.
Эгвейн подавила зевок. Уже давно наступило утро, и ни одной из подруг так и не удалось как следует выспаться. Вставать все равно пришлось рано – идти на кухню, потом готовить завтрак, а после была ещё масса иных дел, о которых девушке даже думать не хотелось. В минувшую ночь, когда Эгвейн все-таки довелось отдохнуть от дневных трудов, краткий сон ее был все же полон неприятных сновидений. Растолковать сны, те, что нужно бы понять, мне могла бы помочь Анайя, но… Ну а если она – Черная айя?
Вчера весь вечер Эгвейн так и ощупывала взором каждую женщину в том зале, теряясь в догадках, какая из них – Черная Айя. И после пришла к выводу: теперь ей трудно доверять кому-либо, кроме двух своих подруг, кроме Илэйн и Найнив. Но ей очень хотелось, чтобы хоть как– то могла она объяснить для себя те сны. Понятны были кошмары, вызванные тем, что случилось минувшим вечером в тер'ангриале, хотя от них Эгвейн не раз просыпалась в слезах. В сновидениях ей являлись Шончан и женщины, одетые в платья с вытканными на груди рисунками в виде молний. Эти дамы вели на ошейниках длинную вереницу других женщин, у каждой из которых на пальце блестело кольцо Великого Змея, и они заставляли пленниц насылать молнии на Белую Башню. От этих снов просыпалась Эгвейн вся в холодном поту. Но все-таки это был лишь ночной кошмар. В другом ее сне Белоплащники связывали руки ее отцу. Такой сон мог, вероятно, быть рожден тоской девушки по родному дому. А вот другие сны…
Эгвейн снова взглянула на подруг. Илэйн продолжала перечитывать список, а Найнив неустанно расхаживала по комнате.
Девушка вспомнила ещё один из своих снов: Ранд протягивает руку к мечу, выкованному будто из кристалла, и не замечает, как на него падает и опутывает его тонкая сеть. И ещё один сон: зал, в центре которого стоит на коленях Ранд, порывы иссушающего ветра гонят по полу пыль, а существа, весьма похожие на тех, что красуются на знамени Дракона, только поменьше, помельче, парят в горячем воздухе и вгрызаются Ранду под кожу. Еще Эгвейн снилось, как Ранд спускается в громадную пещеру в черной горе, под сводами подземелья мерцают красноватые отблески огромного огня, полыхающего где-то внизу. Это сновидение прервалось другим, в нем Ранд противостоял Шончан.
Но последний сон не так тревожил Эгвейн, как другие. Именно в тех, других снах она чувствовала какую-то важную тайну. Когда Эгвейн могла доверять Анайе – прежде, когда ещё не сомневалась в ней, не покинула Башню и не уверилась в действительном существовании Черных Айя, девушка понемногу и осторожно расспрашивала Айз Седай. Но задавала Эгвейн свои вопросы крайне осмотрительно, и Анайя не заподозрила в пытливости девушки ничего особенного: схожее любопытство Эгвейн выказывала и к другим темам. Но девушка выведала, что сны Сновидицы о та'верен почти всегда были важны и значимы и чем больше влиял на мир та'верен, тем чаще "почти всегда" превращалось в "постоянно".
Но Мэт и Перрин тоже были та'верен, и их также Эгвейн видела в своих снах. То были странные сны, понимать их было ещё труднее, чем сны о Ранде. Например, Перрина она видела то с соколом на плече, то с ястребом. При этом самка ястреба держала ремешок в своих когтях – Эгвейн была почему-то уверена, что прилетевшие в ее сон птицы были самками, – и пыталась обвить ремешок вокруг шеи Перрина. Вспоминая об этом виденье, Эгвейн содрогнулась. Ей вовсе не нравились сны, в которых появлялись привязи и ошейники. А как понимать другое сновидение? В нем Эгвейн видела Перрина – подумать только, с бородой! – который вел за собою огромную стаю волков, которая растянулась насколько хватало глаз. Сновидения же о Мэте были ещё отвратительней. Мэт кладет на чашечку весов свой левый глаз. Или же Мэт, повешенный на суку, петля туго стянула шею. Еще она видела сон, в котором ей снились Мэт и Шончан, и тот сон ей хотелось забыть, как самый жуткий кошмар. Да, такой сон может оказаться всего лишь кошмаром, ничем другим он быть не должен! Как и тот сон, в котором Мэт говорил на Древнем Наречии, и причиной этого сна было, вероятно, то, что Эгвейн услышала во время Исцеления Мэта.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});
