— И даже эта — триадическая — как они её называют? — Дежерин улыбнулся. — Я ведь читал об этом, как видите. Как тогда приходят в церковь новообращенные?
— Когда находят в ней больше смысла, чем в язычестве. И в неё нелегко вступить. Сначала надо пройти через годы трудного учения, через экзамены, а потом — через довольно-таки финансово ощутимые жертвы. Но знаете ли, если бы у меня был религиозный склад ума, я бы подумал о том, как бы в неё вступить.
— Ну, вы шутите. Обожествлять три солнца…
— Всего лишь символ. Вы можете, но не обязаны подразумевать под ним любых богов в прямом смысле слова. Вы можете считать его аллегорией, отражением реальности. — Спарлинг задумчиво смотрел, как вьется дым из его трубки. — И вся мифология содержит достаточно большую долю правды о жизни, и с помощью поэзии и обрядов вы просто это чувствуете. Бел — Истинное Солнце — даритель жизни, но он может быть и ужасным. Эа — Янтарная звезда диадема Тьмы, которая есть зима и смерть, но и та и другая в мире необходимы. Ану — Бродяга, приносит и Хаос, и шанс на обновление. Знаете, мне это кажется несколько разумнее, чем Бог христиан, который одновременно и одно лицо, и три, которого зовут милостивым и который благословил нас такими своими созданиями, как рак и инсульт.
Дежерин, считавший себя христианином, сдержался и спросил только:
— А есть обращенные среди людей?
— Нет, — ответил Спарлинг. — И не будет, как я думаю.
Кроме всего прочего, если мы не умеем видеть правильных снов, то мы половины не поймем. Мы будем вроде католика, который навек отлучен от мессы или от причастия. И даже хуже, потому что он может читать требник.
— Правильные сны? — поморщился Дежерин. — Вроде целительных снов примитивных гуманоидов?
— Ничего подобного. Вы не знаете? Ну, для нас эта идея настолько трудна и тонка, что, я подозреваю, о ней мало кому из нас на этой планете известно. Иштарийцы спят, как мы, и основная причина та же самая: мозгу надо отключиться от внешней информации и обработать накопившиеся данные. Но передний мозг иштарийца не отключается начисто, как у нас. Он до некоторой степени сохраняет сознание и даже может направлять сны.
— У меня бывало такое ощущение в полудреме.
— У всех у нас бывало. Но для нас это бесполезный рудимент. А для иштарийцев — норма. Он может выбирать тему для своего сна. Это становится нормальной частью эмоциональной жизни — и может быть, поэтому иштарийцы, употребляя некоторые наркотики, никогда не становятся наркоманами. Конечно, одни более способны, другие менее. Есть фактически профессиональные сновидцы. Они используют эту смесь сна и бодрствования для созерцания прекраснейших видений и с помощью целого искусства разработанных способов общения передают их аудитории. Слова, интонация, жесты, музыка, танец, огромный свод древних условностей, — все участвует. — Спарлинг вздохнул. Мы никогда не сможем этого испытать, — я или вы. И поскольку я не могу видеть снов о Триаде, для меня она всегда останется только философским понятием.
Дежерин вдохнул дым.
— Да, — медленно произнес он, — я вижу, почему иштарийцы производят такое… такое ошеломляющее впечатление. Но я не испытываю по отношению к ним наследственного чувства неполноценности — разве что в нескольких областях.
— И я не испытываю, и ни один нормальный человек, — ответил Спарлинг. — Например, насколько мы можем разделить культуру и наследственность которые не очень далеко друг от друга отстоят — похоже, что они хуже воспринимают трехмерную геометрию, чем мы. Может быть, из-за отсутствия древолазающих предков? Многие из них до ужаса боятся летать, хотя они знают, что наши машины безопасны. И так далее. Нет, насчет комплекса неполноценности вы не правы. Мы просто считаем их своими друзьями, от которых мы бы могли многому научиться, если бы стряхнуть с нашей шеи земных politicos.
— Вы мне поверите, что у меня были друзья из негуманоидов? — мягко спросил Дежерин.
Спарлинг кивнул.
У Дежерина мелькнула мысль: «Мне удалось его к себе расположить. Не отнесет ли он оливковую ветвь Джилл?»
Я что, влюблен в нее, что ли? Или это просто очарование, наложенное на долгое воздержание — как сталь с кремнем? Не знаю. Я только знаю, что хочу её видеть. И часто.
Он заговорил, тщательно подбирая слова:
— Вы не смогли бы сообщить об этом мисс Кону эй, если представится случай? Я боюсь, что она сердится на меня за то, что я не мог помочь её близкому другу. Она мне даже не дала шанса объяснить, как мне жаль.
Спарлинг вдруг снова стал ледяным:
— А как я это сделаю?
Как будто чья-то рука схватила сердце Дежерина и стиснула.
— С ней что-нибудь случилось?
— Не могу сказать, — отрезал Спарлинг. — Она ушла с Ларрекой на север. Они уже несколько дней в пути.
— Как? Это же сумасшествие!
— А как можно было бы её остановить? Если она решила провести исследование в Валеннене, пока он не стал нам недоступен, кто мог бы ей запретить? И она послала записку своим родителям и мне через посыльного, который должен был нам их передать после её ухода. Я пролетел над маршрутом, но ничего не увидел. Я и не надеялся обнаружить маленький отряд в таком огромном и пестром ландшафте. Я их вызывал, но они, конечно, отключили рации, когда отошли от релейных линий.
— Зачем, ради всего Космоса, она так по-сумасшедшему поступила?
— Потому что она — Джилл, и она хочет помочь. Да, это вмешательство. Но она называет это исследованием, и вы долго будете искать разницу, Дежерин. Она позвонит из Порт-Руа, и вполне вероятно, что я организую там себе проект для исследования примерно в то же время. И хватит с вас. Мало вы ещё вреда принесли?
Глава 13
И вечно девы будут сидеть,Возлюбленных будут ждать,И волны морские будут им петь,А ветер — пряди трепать.От Абердура за сорок мильПятьдесят сажен в глубинуМогилу нашел сэр Патрик СпенсИ взятые им на войну.
Допев древние слова, переведенные ею на сехаланский — потому что иштарийцы, не знавшие английского, охотно слушали музыку Земли, Джилл, продолжая звенеть струнами, засвистела, подражая свисту ветра над холодной гладью моря. В её сознании промелькнуло, что она всегда считала такое исполнение правильным, но вот что сказал бы автор песни, встань он из могилы и перенесись сюда за тысячу световых лет?
В этот вечер отряд Ларреки стоял лагерем на северном склоне Красных холмов. Им предстояло ещё пройти Плохие земли — Далаг и потом выйти к берегу и сесть на корабль легиона. В этой открытой тропической стране, большую часть дня под двумя солнцами, они двигались после заката, стараясь пройти как можно больше. Но здесь был лес, который давал тень, а когда с неба светили только луны и звезды, идти оказывалось просто темно. Поэтому они остановились на отдых.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});
