— Построились по шестеро в ряд. Хозе впереди… Тебя ведь Хозе зовут? Вот так. Осторожнее, братцы, на осколки не наступите. Мальчик, да-да, с ирокезом, как тебя зовут? Том? Том, я тебя запомнил: встречу в следующий раз — коки отстрелю. И средний палец обязательно. Понял, да? Остальных тоже касается, но первую пулю — Тому. А вот Хозе — его последним задавлю, вручную, без милосердия. Всем внимание: по моему выстрелу — бежать до горизонта. Кто устанет в пути, либо осмелеет — не поленюсь и догоню. Да, да, догоню, что же я буду пули в молоко-то посылать с далекого расстояния? Патроны денег стоят… Сами знаете: местные собаки людей едят редко, но охотно. На старт… Внимание… Марш!
По-моему выстрелу они побежали… Могли бы и порезвее, честно говоря, да мне уж некогда было дисциплину им подтягивать, потому как женская половина человечества взялась мне выговоры делать. Все же я успел, выстрелил и в третий раз, и ребята подбавили ходу будьте нате! — им же не видно, что я в воздух палил.
— Рик! Ты испортил нам весь день.
— Я испортил? Я его спас.
— Чил, я прошу прощения за нас, вы не представляете только, что я с ним вынесла. Обычно он человек как человек, но иногда… Он хотел как лучше…
— Ни в коем случае! — Чилли Чейн даже остановился и картинно, эдак, взметнул руки в небо, как в том фильме про черного колдуна. Получилось забавно и несколько странновато, но — подействовало: Ши сразу же замолкла. А Чилли Чейн продолжил:
— Ни в коем случае. Уж чего-чего, а конфликтов на своем веку и домогательств от наглой черни я насмотрелся предостаточно. Ваш муж и мой друг — если мне позволено будет вас так называть (позволено, чего уж там… через несколько дней забудет, небось, как и звать сегодняшнего друга… Но — приятно, конечно же, я ведь тоже человек, со своим тщеславием…) — великолепно справился с ситуацией. Великолепно. Рик… Простите за нескромность, ваш пистолет зарегистрирован?
— Да, конечно. С работы взял, лицензия на него действительна по всей территории страны, не только в Бабилоне. Я же вам рассказывал…
— Тем более. Если вдруг на шум выстрелов прибудет полиция — остальное я утрясу, это не проблема. Госпожа моя, сударыня Шонна, вы должны быть счастливы, имея такого обаятельного и находчивого мужа. Равно как и он должен быть счастлив в браке с вами.
— Это точно. Но и она не жалуется, на самом деле. Обычно не жалуется, только иногда по пустякам, вроде этого. — Я вгоняю в Шонну такой взглядец, что она проглатывает ответ. Впрочем, даже самые грозные мои слова и взоры слабо на нее действуют, недолго, не внушают благоговейный страх передо мною, ибо никогда в жизни я не обижал ее грубостями и невниманием.
— А почему у пистолета ствол такой длинный? Я, честно говоря, всегда думал, что у парабеллума… Какой он странной формы…
— Это так называемая артиллерийская модель, антиквариат, трофейный. В нем специальный ствол на двести миллиметров. Магазин — не восемь, как обычно, а под двенадцать патронов.
— Ой, класс!.. Вы не сфотографируете нас с Риком? На память?
Ах, великолепная фотография получилась! — в этот день Шонна вообще была в ударе: те снимки и сейчас занимают почетное место в альбоме. А особенно эта — где мы с Чилли стоим рядом, на фоне океана, обнявшись за плечи… Нет, это был отнюдь не испорченный день.
— Но вы так чудно сделали сальто-мортале, это поразительно! Вы просто гений, Чил!
— Что вы, Ши, гениальность ни при чем, мы, актеры, обязаны поддерживать себя в форме. Наши тела, голоса и лица — это товар, который мы продаем, и торговля им — единственное, что мы умеем делать. Обыкновенное обратное сальто, любой выпускник спортивного класса способен закрутить его несравнимо лучше.
— Не скромничайте.
— Да я и не скромничаю, но говорю голимую правду. Я ведь больше ничего не умею, кроме как лицедействовать, изображать чужие судьбы и жизни. А акробатике я с детства учился и стараюсь не забывать элементарное. К слову сказать, стреляю я плохо.
Я смотрю: Чилли впадает в покаянное настроение, того и гляди — в унисон загрустят, спелась парочка… надо разрядить атмосферу, вернуть ей тонус и градус.
— Я тоже не снайпер, повезло да и все. Вон, видите бочки? Хотите потренироваться? Поставим одну, положим на нее другую — вот и мишень. С десяти метров популяем, у меня с собой две обоймы, кроме початой.
— Нет! Ричик! Ну не надо. Громко, люди прибегут…
— Ого!
— Что не надо? Ничего не громко, звук в волнах утонет. Чил, а что «ого»?
— Пистолет и три обоймы на пляже — вы не на войну ли собрались?
— Да нет, в номере оставлять неохота, я с собой и таскаю. Обычный боезапас. Так что?..
— Не надо никакой стрельбы! Пойдемте лучше в Солнечный, мне здесь надоело.
На самом-то деле, никакой это не обычный боезапас, я на серьезные выезды по работе больше двух обойм не беру, просто я предполагал и надеялся, что мне удастся пострелять на диком побережье. Может, акулу бы подстрелил в волнах. С берега… Но что я буду молоть языком понапрасну, разъясняя никому не нужные подробности?..
— Ши, я умоляю вас разрешить нам с Риком сделать по нескольку выстрелов. Это так романтично!
— О-о-о… Маленькие детки… Вот и Жан, боюсь, таким же вырастет. Ставьте уж ваши бочки… Ну, тогда я, чур, первая выстрелю! Куда нажимать?…
Короче, расстреляли мы две с половиной обоймы, да минус те три «представительских» — осталось у меня боезапаса — ровно три патрона на все оставшееся время. Но не на войне ведь мы, в отпуске. А грохоту наделали!.. Думаю, напуганные дельфины с акулами до сих пор плывут к северному полюсу, спасаются от бабилонских идиотов.
Потом была таверна в Солнечном, где мы втроем до вечера отплясывали под живую музыку в компании таких же как мы балбесов-курортников, потом такси по ночному побережью…
— А хорошо сегодня день прошел, да, крошка? Ши? Заснула уже?
— Нет еще… Да, неплохо, если не считать некоторых кошмарных ковбоев с пистолетами…
— Ну, уж…
— У, уж… Ричик, а что тебе Чил насекретничал тогда, на пляже?
— Когда это?
— Когда вы бочки громоздили. Он тебе что-то прямо в ухо нашептал, а ты в ответ так заухмылялся…
— А, вспомнил, ерунда. Он сказал, что для мишени было бы не худо поставить кое-кого из Дворца.
— У-у, а то я подумала, что вы насчет меня прохаживались.
— Ага! Буду я с кем-то секретничать про свою любимую жену. Все, вырубаюсь.
— Чмоки, дорогой. Только не храпи.
— Постараюсь.
Нет, конечно же, не стал бы я обсуждать с кем бы то ни было мою Шонну, даже с Чилли Чейном. Здесь я чистую правду ей сказал, а в остальном бессовестно соврал, ибо Чил прошептал мне на ухо совсем иное: «Ванда Вэй была бы от вас без ума».
Глава пятая,
в которой главный герой восклицает про себя и по поводу ревности: не пляши, танцуя!
Увы, увы мне и ах: не сумел я добыть для Шонны жемчужину из глубин Атлантического океана. А ведь так старался! Можно было бы купить втайне, благо вокруг без счета магазинчиков, торгующих подобными «трофеями», потом подсунуть в створки раковины, но это было бы совсем не то, да и не честно.
Общества Чилли Чейна мы лишились на следующее, после совместного похода, утро: вышел я на балкон — а внизу мигалки полицейские, люди с кинокамерами, всюду фотовспышки… Я к горничной, а она мне — глаза по блюдцу — преподносит величайшую сенсацию: оказывается, у них в отеле, в люксе на пятнадцатом этаже, четыре дня и ночи жил сам великий Чилли Чейн, инкогнито! Под именем Элистер Лестер! Сегодня, сейчас, он покидает отель, вот-вот, все ждут у выхода.
Да, это уровень. Вот что значит — хорошие деньги в хороших руках, при умной голове! Уж если горничные ничего не знали, не ведали, то — да, господин Чилли Чейн не только знаменит и богат, он, как оказалось, умен, и неплохо умеет пользоваться в быту своими возможностями. И если бы не острый глаз моей лапушки…
— Пойдем, — говорю, — Ши, — хоть издалека попрощаемся, вприглядку.
— А… может, он нам сам позвонит?
— Может быть, но вряд ли, у него сейчас в номере челядь, суета и пресса. Пойдем, не будем чваниться напоследок, он ведь вполне по-человечески себя проявил. Пойдем, Ши?
Спускались в дотесна заполненном лифте: все вокруг только ахают и «чи-чирикают», обсуждают невероятную новость… Повезло отелю, неслыханно повезло, отныне и на несколько сезонов вперед, проблемы постояльцев и незаполненных номеров для него не существует.
Холл, естественно, забит людьми едва не под потолок, — и откуда все они понабежали в таком беспокойном количестве? Обычно в девять утра холл пустынен, а сейчас — не продохнуть, не протолкнуться… Мы уж было решили не дожидаться и уйти куда-нибудь на природу… но тут с грохотом скатывается по лестнице местный герольд в ливрее: "Идут!"
Большой лифт ползет, гудит, световые окошечки с цифрами все ниже… Стоп. Двери лифта открываются и… вот он!!! Вой, визг, фотовспышки, давка… Секьюрити, местные и пришлые, вероятно, люди Чейна, оттеснили зевак, сделали небольшую аллею сквозь толпу, от лифта до входных-выходных дверей…
