Полковник вызвал к себе начальников отделов, но совещание кончилось тем, что перед ним выросла уже целая юра догадок и предположений. Что касается ожидаемой передачи «Гермеса», то все сошлись на том, что дело может погубить возможная заминка, связанная с расшифровкой радиограммы. Эта заминка неизбежно приведет к тому, что выполненный «заказ» будет передан по назначению. А это значит, что какие-то сугубо важные документы, экспонаты или секретные данные, собранные агентом «Гермеса», безвозвратно уплывут в чужие, вражеские руки.
Заминка или неудача в расшифровке вполне возможны: «Гермес» на редкость крепкий орешек.
Слово взял старший шифровальщик отдела радиопеленгаторной службы. Это был красивый, элегантно одетый мужчина, из карманчика его пиджака всегда выглядывал краешек белейшего платочка. У него был приятный мягкий голос, а с лица никогда не сходила веселая улыбка, обнажавшая два передних золотых зуба. Он улыбался, даже когда говорил о вещах не очень веселых.
— А вы помните историю с посылкой пенициллина на Ближний Восток? — начал он. — Разве нашли бы мы тогда преступника, если бы нам не удалось вовремя прочесть последнюю шифрограмму радиопередатчика «Места»? Той самой «Месты», которая действовала всего лишь в тридцати километрах от места передач «Гермеса»? — Он улыбнулся и помолчал немного. — Впрочем, я давно убедился, что между нынешним «Гермесом» и тогдашней «Местой» нет по существу никакой разницы. После того как мы нанесли по ней удар, «Места» несколько передвинулась на северо-запад, переменила имя, но в остальном осталась прежней. Это я так, между прочим. Раз уж речь зашла об истории с пенициллином, то стоит вспомнить радиограмму-анаграмму. Кто установил порядок чтения анаграммы, чьи знаки были так искусно и хитроумно разбросаны по невинному тексту, содержащему описание красот морского заката? Два дня мы бились над этим текстом, ослепли от напряжения и в конце концов подняли белый флаг. Припоминаете? — Он весело засмеялся, словно рассчитывал, что это воспоминание очень развеселит слушателей. — И вот тогда, — продолжал он, — полковник Манов вспомнил про бывшего сотрудника шифровального отдела, видного профессора Найдена Найденова. Утопающий хватается за соломинку, не так ли? Но, как вам известно, в данной области этого человека не то что с соломинкой, но с древесным стволом, со спасательным судном, да и, пожалуй, с океанским пароходом нельзя сравнивать. Ведь он был внештатным секретным сотрудником отдела, а принес нашей контрразведке такую огромную пользу, какую не способны были принести все мы, дешифровщики, вместе взятые, за всю нашу службу. — На его лице снова расцвела веселая улыбка, словно высказанная им похвала относилась не к другому, а к нему самому. — Полковник Манов вспомнил об этом человеке в тот самый момент, когда наш дешифровочный корабль стал идти ко дну. Впрочем, вы сами понимаете, что в коварнейшем море шифра множество подводных скал, а дно его перенаселено утопленниками, жертвами многих кораблекрушений. Простите меня за это пышное, а может, и неуклюжее сравнение, но это истина, и притом довольно печальная. Электронная машина, несомненно, станет большим подспорьем, но что она сможет сделать, столкнувшись с условными обозначениями и символами? Представьте себе, что я и X., находящийся по ту сторону границы, условились под существительным «вода» подразумевать «человек», а под глаголом «пить» — «убивать». Этот самый X. присылает мне шифрованную радиограмму: «Выпей воды». Ну, хорошо, допустим, электронная машина с успехом выпутается из шифровых джунглей и, вместо того чтобы потратить день, за одну минуту выдаст нам выражение «Выпей воды»'. Но дальше-то она не пойдет. Она же не может перевести слова «Выпей воды» — словами «Убей человека»? Так вот, безбрежное море условных обозначений и символов едва ли когда-нибудь обмелеет настолько, что станет нам по колено.
Тут старший шифровальщик блеснул золотыми зубами, и глаза его заулыбались от удовольствия. Чудесное будущее условных обозначений и символов казалось, радовало его душу.
— Но, на наше счастье, — продолжал он, — полковник Манов в критические моменты не теряется. Он тут же отослал хитрую радиограмму этому самому Найдену Найденову, и все прояснилось. Анаграмма тотчас же была извлечена из текста, служившего ей камуфляжем. На фоне красивого морского заката появился наш старый знакомый Халил Джелепов. А следуя за этим Халилом Джелеповым и его дружками, мы добрались до инженера Петрунова и до всей банды «пенициллиновых» саботажников. Так был нанесен сокрушительный удар по «Месте», после чего она умолкла, чтобы потом воскреснуть в эфире под именем «Гермес». Заслуга в разгроме «Месты» полностью принадлежит нашему бывшему сотруднику Найдену Найденову. Студентом я учился у него математике, а когда он стал нашим внештатным сотрудником, учился и искусству шифрования. Я рассказал здесь эту длинную историю, чтобы спросить: «Не настало ли время напомнить прославленному математику о нашем существовании и поделиться с ним нашими заботами? Не лучше ли нам заранее подготовить его, гак сказать, психологически, дав понять, что в случае, если мы сами не сумеем прочесть ожидаемую шифрограмму «Гермеса», то будем рассчитывать на его помощь?» Если полковник Манов сам имеет в виду привлечь его, то прошу извинить меня за то, что я забегаю вперед. Но, скажу прямо, хотя всем нам тут сидящим не раз приходилось смотреть опасности в глаза, я должен признаться — прошу не заподозрить меня в малодушии, — что я испытываю опасение, серьезное опасение насчет шифрограммы, которую «Гермес», может быть, в данный момент составляет. — Он засмеялся, и лицо его обрело счастливое и беззаботное выражение. — Вы в первый, а может быть, в последний раз видите меня таким скептиком.
Пока он говорил, полковник Манов не спускал с него глаз и, неизвестно почему, испытывал к нему неизъяснимую жалость. Ему нравился этот человек, он втайне завидовал его молодости и обычно, когда тот говорил, любовался его улыбкой, его теплым звучным голосом, пропуская многие его слова мимо ушей — они его особенно не занимали. Но сегодня, против обыкновения, он слушал его с большим вниманием и, досадуя в душе на его словоохотливость, в тревоге спрашивал себя: «Откуда эта тревога, чем она вызвана?» Молодой человек весел, пышет здоровьем, а у полковника такое чувство, будто перед ним безнадежно больной, несчастный человек.
— А зря ты себя так скептически настраиваешь, — заметил полковник. — Ты в каком-то смятении, и это твое состояние может все испортить. — Теперь тревожное чувство поднялось в нем самом. Вроде и нет в парне ничего зловещего, внушающего опасение, а вот душа болит. — Сейчас особенно надо верить в себя, — добавил он. — Со сколькими «гермесами» мы уже мерялись силами и выходили победителями? — Эта фраза прозвучала настолько фальшиво, что полковник нахмурился. — Иди-ка лучше погуляй часок-другой, чистый воздух взбодрит тебя малость. — Полковник взглянул в окно: улицу окутал туман, шел дождь. — Однако… — вздохнул он и махнул рукой. — А что касается нашего бывшего сотрудника профессора Найденова, то я, естественно, его имею в виду и нисколько не сержусь, что ты напомнил мне о нем. Но на его помощь мы можем рассчитывать лишь в крайнем, в самом крайнем случае, и вот почему. Во-первых, он человек больной, почти инвалид, и любое сколько-нибудь серьезное напряжение может ухудшить его и без того плохое здоровье. Во-вторых, у меня есть данные, говорящие о том, что он находится в поле зрения иностранной разведки. Уже не раз было замечено, что у его дома околачиваются какие-то подозрительные типы. Это особенно стало бросаться в глаза после той самой истории с пенициллином. Я неоднократно советовал ему повесить на окно штору, но в ответ старик обычно машет рукой, и мне пришлось установить там круглосуточное наблюдение, особенно за фасадом его дома. Найден Найденов — крупный ученый, и мы не вправе рисковать им.
Старший шифровальщик спросил, улыбаясь:
— Позвольте, а если мы все же потерпим фиаско с расшифровкой радиограммы «Гермеса»?
Полковник Манов промолчал.
— Послушайте, — немного погодя сказал он, вдруг переходя на «вы», — я вам советовал прогуляться немного, если не ошибаюсь. В комнате дежурного есть раскладушка. Прилягте и поспите часок-другой. Мне ваш скепсис надоел!
Старший шифровальщик встал:
— Я уйду ненадолго. Разрешите?
«Сколько по этому парню вздыхает девушек!» — подумал полковник. И снова в нем проснулось прежнее тревожное чувство. Теперь оно не просто обволакивало его душу, а, раня сердце, причиняло боль. Полковник улыбнулся:
— В добрый час!
9
Дальнейшие события развивались так. К трем часам дня прямо с границы прибыл майор Н. Пока он докладывал полковнику Манову о событиях минувшей ночи и о своей находке, специалисты из физико-химической лаборатории Управления изучали доставленный им предмет. Спустя полчаса полковник уже держал перед глазами увеличенные изображения этого предмета, снятого с разных сторон. На одном снимке в правом верхнем углу был отчетливо виден след пальца. Широкие расплывчатые линии позволяли сделать вывод, что палец был внушительных размеров. Во всяком случае, у его обладателя большая, грубая рука.
