Она понурила голову и вернулась в комнату. Нож остался в рыцаре. Яда у неё нет. Но она пока жива, её даже ни в чём не обвинили. Просто убрали с глаз долой и заперли.
…а если завопить, они сбегутся?... А сможет ли она тогда прошмыгнуть между ними?
Не стоит с этим торопиться…
* * *
Когда заскрипела дверь, девочка сидела на полу у кровати, обхватив колени руками и спрятав лицо. Она очень долго силилась заплакать, но почему-то всё не выходило. Даже мысли о грядущей казни заставляли по-дурацки хихикать, когда она представляла себе, какие приправы в этот суп насыпят святоши.
— Пойдём, — сказала сестра Дезире с тихим состраданием. Показалось ли, что во взгляде монахини появилось что-то новое?
Эрна послушно поднялась на ноги.
Можно оттолкнуть женщину, убежать и спрятаться в тенях. А потом тайком как-нибудь выбраться из замка. Молитвы помогают от вампиров, но против колдовства они не помогут. Разве что попадётся святоша, у которого «голова с трещинкой». Но ведь Эрна и просто так умеет прятаться, а замок большой. А если сплести удавку из волос, как учил Танцующий Кабан, то даже самый тупой святоша ей не страшен. Главное — успеть потеряться в переходах.
Снаружи караулили святоши — те же, которые стояли, когда Эрна выглядывала. Двое пошли спереди, за ними сестра Дезире повела Эрну, третий шёл сзади. Тот самый, высокий. Нечего было и думать о побеге. Эрна на всякий случай натянула на лицо скорбную гримасу и приготовилась к тому, что её ждало дальше.
* * *
Ждал её отец Бенлиус. Он сидел в библиотеке, откуда унесли тело несчастной аббатисы и даже смыли кровь, и разглядывал какие-то письма. Эрна готова была поклясться — те самые.
Она подошла под благословение священника. Тот привычно осенил девочку священным знаком. Это было хорошо… наверное.
— Как ты себя чувствуешь, дитя моё? — участливо спросил он на тафелонском. Эрна внутренне содрогнулась. Примерно с таким же лицом Виль пытал пленников.
— Я… — выдавила девочка. — Не понимаю… всё как в тумане… шея болит… ох… матушка Онория…
— Ты не плакала? — спросил священник. Она покачала головой. Это было очень плохо. Кто поверит в её искренность?! — Молись Заступнику, чтобы он даровал тебе слёзы.
Эрна кивнула. Ей уже успели объяснить, что слёзы означают вовсе не слабость, а дар самого Заступника, глубокое и искренне переживание веры.
— На мне страшный грех, — тихо сказала Эрна. Ей хотелось поскорее покончить с самым страшным. Пусть тюрьма, пусть казнь, но только не это добренькое лицо! — Я убила своего…
— Нет, — слабо улыбнулся отец Бенлиус.
— Нет?!
Сердце девочки провалилось в самые пятки. Её раскрыли! Она так старалась, а они всё равно догадались! Освободитель, её сожгут на костре! А перед этим, небось, будут неделями читать ей священную книгу, брр.
Почему он так смотрит и улыбается?!
Он её с таким лицом на казнь пошлёт?!
Сам-то пытать, небось, побрезгует, святоша.
— Смотри, — сказал отец Бенлиус, показывая девочке письмо, исписанное непонятными закорючками.
— Что это? — сделала большие глаза Эрна.
— Тайнопись, — пожал плечами отец Бенлиус. — Проклятые так скрывают свои письма.
Он любовно разгладил пергамент.
— За одно это любой трибунал осудил бы рыцаря лю Дидье, — сказал священник.
Ого!
— А что там написано? — рискнула спросить девочка.
— Ты не его дочь, — отозвался отец Бенлиус.
— Но… — промямлила Эрна, чувствуя, как холодеют руки. Откуда он узнал?! — Как это может быть?..
— Скажи мне, дочь моя, — в упор взглянул на неё священник, — кто заставил тебя перекрасить волосы?
Эрна, холодея больше прежнего, оскорблённо задрала подбородок.
— Я никогда…
— Сними платок, — приказал отец Бенлиус.
Увяз коготок — всей птичке пропасть, вспомнила девочка слова, которые слышала когда-то в детстве. Сколько времени она пробыла среди святош?! Она же не могла красить волосы! Госпожа Татин предупреждала! Отрастая, они выдали свой настоящий цвет!
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-390', c: 4, b: 390})
Деваться было некуда. Даже ножа не было. И ядов тоже.
Почему она такая тетёха?
Сплела бы удавку, пока сидела взаперти.
А потом что? Тут везде охрана.
Девочка послушно стащила надоевший ей жёсткий платок и, повинуясь жесту священника, наклонила голову. Тот удовлетворённо кивнул.
— Надень обратно, — приказал он. Это-то зачем?
Эрна снова повиновалась.
— Садись, дочь моя, и рассказывай всё без утайки, — сказал отец Бенлиус.
За всё без утайки её, небось, сперва четвертуют.
Девочка рухнула на колени и разрыдалась. Наконец-то это получилось. Ей было по-настоящему страшно и ужасно жалко маму, и ещё она жутко злилась на Виля, который подставил где можно и где нельзя — и бросил! Напряжение стало невыносимым, и слёзы полились потоком. Эрна время от времени с трудом выталкивала невнятные слова, что-то про матушку Онорию и про Заступника и про то, как ей было больно и страшно. Говорить было действительно трудно.
Виль всегда сердился, если она так делала.
Говорил, что она без толку квакает.
Враг с ним, с Вилем.
Отец Бенлиус терпеливо дождался, когда рыдания перейдут в тихие всхлипывания, подошёл и положил руку на голову девочки.
— Кто заставил тебя перекрасить волосы? — повторил он свой вопрос.
Враг с ним, с Вилем.
— Дядюшка Ги, — прошептала Эрна, — слуга моего… слуга рыцаря лю Дидье. Он… он сказал, что приехал за мной… он сказал, что за мной послал мой отец! Он не говорил… я не знала! Я думала, у меня нет отца! И вот недавно приехал… приехал дядюшка Ги… он сказал, что мой отец хочет меня видеть! Он одел меня как знатную госпожу! Бархат… и туфельки… я в жизни не видела ничего такого! И карета! Настоящая! Все мне кланялись! Я в жизни так не ела! Он сказал, что отец хочет позаботиться обо мне! Он сказал…
— Ты видела раньше этого человека?
— Кого, отец? — растерянно спросила девочка.
— Слугу. «Дядюшку Ги».
— Н-нет… не знаю… он же совсем обычный был. Может, видала где-то… на ярмарке в городе…
— Он приходил в твой дом?
— Нет, никогда.
— А рыцарь лю Дидье?
— А рыцарь приезжал! — поспешно заявила Эрна, как будто радуясь, что может что-то рассказать. — Я ещё думала — такой важный господин! К нам он не заходил, нет. Но через деревню проезжал. Несколько раз.
Если она не угадала, ей конец.
Священник сунул нос в письма, посмотрел одно, потом другое, третье…
— Сколько раз? — спросил он.
Какой кошмар! Не может же она не помнить, поди не заметь такого рыцаря.
— Я сама видела его дважды, — сказала девочка, хмурясь так, будто силилась вспомнить поточнее. — Но я была маленькая…
Священник чуть заметно кивнул.
Угадала или он окончательно понял, что она врунья?!
— Но, отец… — жалобно заговорила девочка, когда молчание затянулось. — Как же… неужели…
— Кто твоя мать? — спросил священник вместо ответа.
— Я не знаю, — «растерялась» Эрна.
Освободитель! Помоги!
— Мамушка Лоре была твоей матерью?
— Я не знаю, — повесила голову девочка. — Мне… мне не говорили… мне запрещали спрашивать.
— Ты не знаешь… И кто твой отец, тебе тоже не говорили?
— Н-нет… ну… вот только… когда повезли сюда!
— Постарайся вспомнить, дочь моя, это очень важно. Что тебе говорили, когда привезли сюда?
— Что я должна заменить своего брата Бастина, — без запинки ответила Эрна.
— Тебе говорили, зачем ты должна это сделать?
Девочка помотала головой.
— Какого цвета волосы у твоей воспитательницы?
— Светлые… у нас в деревне у половины народа светлые волосы.
— А у её матери?
— Седые.
— А у тётки?
— Тоже…
— Ты на них похожа?
— Не знаю… мне никогда не говорили!
— Другие люди в деревне не говорили ничего про тебя?
