Ну что ж, скоро вся земля будет опоясана асфальтовыми лентами дорог, выбрита, причесана и припудрена песочком. Люди как-нибудь к этому приспособятся, и одно нам непонятно — куда же денется нечистая сила? Если мы заговорили именно о Кирсановском уезде Тамбовской губернии, то, разумеется, неспроста и неспуста, а по особой причине: там, в числе других нечистиков, были двое любопытных и не часто встречающихся: Любостай и Фармазон.
Они жили там еще сравнительно недавно: лет пятьдесят тому назад, а то и меньше. В те дни деревенский человек не удовлетворялся обществом себе подобных: он населял свой дом, свои клети, амбары, риги хотя и невидимыми, но забавными и очень деятельными, в большинстве — симпатичными существами, с которыми и жил в тесноте, да не в обиде. Из существ видимых покровителем домовитости и довольства был только черный таракан; пока таракан живет в доме — беспокоиться не о чем, но если он задумал уйти — быть пожару или иной неприятности. И добрый хозяин, переселяясь в новое помещение, переносил туда чулок, полный тараканов, и выпускал на жительство.
Та же вежливость полагалась и по адресу домового, добродушного невидимого старичка, одинокого упрямого холостяка, нетребовательного, но в житейских обстоятельствах достаточно влиятельного. Жил домовой обыкновенно в углу клети во дворе, поближе к скотине, о которой он очень заботился. Но если обидеть или чем-нибудь разозлить дедушку домового, тогда доставалось скотине, а иногда и людям; впрочем, последних домовой только исщипывал до синяков, особенно женщин.
Был еще куриный бог, личность также положительная, — но жил не во всяком курятнике. Куриного бога нужно было найти, и это удавалось не каждой хозяйке. Куриный бог — сверленый черный камушек, иногда попадавшийся при распашке земли на месте старинного поселения или на берегу речки. В дырку продевалась ниточка, и куриный бог висел спокойно в курятнике, иногда занимаясь практикой зубного врача. В последнем случае камушек крестообразно и шестикратно прикладывали к щеке — и излечивали зубы безо всяких бормашин и золотых мостов.
Вообще по части медицинской раньше было гораздо проще: не нужно было ни врачей, ни дипломов, ни диагнозов, ни анализов, ни терапии, ни хирургии, ни двадцати пяти тысяч патентованных снадобий, вся сила которых в высокой цене и красивой упаковке. Кто мог — вылечивался, кто не выдерживал — умирал и было гораздо меньше хлопот и осложнений. Серьезных болезней было две: лихорадка и грыжа. Обе были женского рода, забирались в человека и сидели в нем, пока их не выгоняли. Лихорадка выгонялась просто: больного, независимо от погоды, выводили во двор, надевали ему на шею хомут и обливали холодной водой, а затем смотрели: поможет или нет? Грыжа изгонялась сложнее. Приходилось больного везти в ближний лес и там раскалывать молодой дубок; в отверстие дубка забивались клинья, и больного грыжей протаскивали в образовавшуюся щель. Случалось, что клин выпадет и больного защемит слишком сильно: неудача, возможная и при нынешних операциях, когда, например, хирург по рассеянности оставит в брюшной полости сумку с инструментами или носовой платок. Протащив больного, с него снимали рубашку и вешали ее на дубок. Остальное зависело от так называемой силы сопротивляемости организма.
И неправильно думать, что все это — суеверия и предрассудки; это только степень медицинского познания: блуждали в области грыжи, как сейчас блуждают в области рака.
Но в славном прошлом человеческому бессилию помогали святые покровители. Святой Власий, например, брал на себя целиком заботы о коровах; Фрол и Лавр достаточно смыслили по конской части; Зосима и Савватий были настоящими знатоками по части пчелиной; Константин и Елена выращивали и укрывали от заморозков огурцы нежинские, муромские, крымские, неросимые и всякие другие, за исключением породы берлизовской, лучшей из существующих, которая была выведена уже после отставки названных высоких покровителей. Было также известно, что Благовещенье — покровитель игроков в орлянку, а кому удастся ловко украсть в день Рождества, — тот на весь предстоящий год обеспечен от всяких в этом деле неудач и неприятностей.
Но все это — быт серый и повседневный, маленькие болезни, незначительные события, мелкая и спокойная речка жизни, без бурь и обрывов. Не всегда спокойно протекала деревенская жизнь; бывали случаи особые, в которых никчемной оказывалась помощь рядовых скромных святых и домашних нечистиков. Бывали случаи отчаяния и протеста, жажды преодолеть границы, поставленные маленькому человеку. В курной избе рождались люди высоких страстей и дерзостных размахов воли, от которых прятался в щель дедушка домовой. А чья-то помощь нужна, кому-то нужно продать душу если не за вечное, то хотя бы за временное, земное счастье, не за всю жизнь — так за годы, за месяцы, за высокие миги!
Тут-то и поджидала человека нечистая сила высшего чина и строго очерченных специальностей. Руководил такими спецами, конечно, все тот же Сатана, жительствовавший в аду, принимавший там от своих подчиненных донесения и отдававший соответствующие распоряжения. Но в то время как в другие места он посылал лиц, более или менее всенародно известных и много раз описанных, — только в Кирсановский уезд Тамбовской губернии он командировал названных нами выше совершенно особых врагов рода человеческого: Любо-стая и Фармазона.
* * *
Уехал дорогой человек в дальнюю сторону, на месяц, на год, навсегда. Первую ночь женщина тоскует, вторая ночь полегче; но если на третью ночь любовь не пройдет, — хватит за сердце тоска.
И тогда перестает быть милым свет. Днем небо в лиловых облаках, голоса людей сливаются в ненужный шум, валится все из рук, и никакие яства не сладки. Ближе к ночи земля холодит ноги, а голова и грудь пышут жаром. В самую ночь мягкая постель хуже резаной соломы и крапивного ложа, — нет бабе дыханья, руки напрасно шарят, в теле зуд, и сна нет ни на спине, ни на боках, ни ничком — адовы муки, и ночи нет конца, а утренняя заря не радует и не облегчает.
Вот тогда-то и прилетает к тоскующей безо всякого зова великий облегчитель и убийца Любостай.
Он прилетает во образе змея, но никто его в этом образе не видел. Подлетев к избе, рассыпается огненным дождем, ничего не сжигая. Но от жару и пламени в избе раскидывается спящая и теряет сознание. Когда же приходит в себя, — с нею дорогой человек, вернувшийся на тайную побывку. Радости не описать, а страсти обоих нет ни удержу, ни конца. К утру опять засыпает женщина, но сном счастливым, а просыпается одинокой, усталой, ослабевшей, но спокойной на весь день до солнечного захода. Только к новой ночи просыпается прежняя тоска, — но теперь ждать уже недолго.
Так и бывает, из ночи в ночь, пока Любостай не выпьет из покинутой женщины всю кровь, все молоко, все жизненные силы до последней капельки. Помочь ей ничем нельзя, да она и сама не хочет помощи: ей дороги и милы ночные свидания и ни на что она их не променяет. Пройдут недели, месяцы, а то и год, сколько хватит сил, — и неутешные родные сволокут на погост жертву Любостая.
Совсем иное — Фармазон. Он без зова не приходит и нужен не всякому. Но если молодому или пожилому человеку восхотелось чего-нибудь недостижимого, если жизнь показалась ему скучной и несносной, свет для него сошелся клином, пожелалось ему богатства, славы, красоты, мудрости, любви первой красавицы, власти над людьми, — вот тогда он может призвать к себе Фармазона.
Нужно для этого выйти в чистое поле ночным часом, и чтобы звезды в эту ночь были ясны, а луны не было. На звездном небе нужно отыскать звезду самую тайную и прекрасную, поднять к ней руки — и голосом спокойным, без крика, без слез и униженья, позвать Фармазона. Не к каждому, — а все же может Фармазон неведомо откуда явиться. Особенно объяснять ему не приходится, — он сам все понимает лучше нашего. Богатство и слава стоят подешевле, женская любовь подороже, но если просит человек великих знаний и мудрости, — за это плата высока. Но чего бы человек ни просил, — прежде всего, пожалуйста, расписку! Разрезывают правый мизинец и пишут на бумажке собственной кровью. Ту расписку Фармазон берет с собой, да еще, про случай, снимает с просителя живой патрет, на всякий случай, а на какой — увидим.
Что Фармазоном обещано, — то и исполняется. Станет бедняк богатым, а к ранее неудачному в любви самая лучшая красавица сама бросится на шею. Славы желаешь — славы добьешься, из мужика станешь барином, из Петрушки — Петром Ивановичем господином Кривоносовым. Если же возжелал стать мудрецом — держись крепче на ногах, не упади от великих прозрений!
Но может случиться и так, что богатство не даст тебе сладости, женщина опостылеет, слава приестся, и захочется человеку стать прежним простаком, без лишних знаний и догадок, счастья не приносящих. Тогда еще есть время расторгнуть договор, подписанный с Фармазоном, и вернуть страшный залог: душу, назначенную идти прямо к дьяволу.
