бриллиантом и сапфирами.
Руки у меня так дрожали, что я не смела взять у него коробочку, опасаясь, что уроню ее в реку или опрокину лодку.
— Пожалуйста, дорогая, позволь я надену это кольцо тебе на палец.
— Да, Джон, дорогой, я почту за честь стать твоей женой. Пожалуйста, — сказала я, протягивая ему дрожащую руку, — надень его мне на палец.
Он вынул кольцо из коробочки и успокоил мою руку.
— Если ты не перестанешь дрожать, милая, — пошутил он, — кольцо угодит на дно Темзы, а мы окажемся в воде. — Он надел мне кольцо. — Завтра ты познакомишься с моей семьей, Мари-Бланш. Я ждал так долго, потому что хотел полной уверенности. Теперь я знаю, вне всякого сомнения, мы предназначены друг для друга, предназначены быть вместе. Навсегда.
4
Навсегда. За всю мою короткую жизнь я никого не любила так, как Джона Геста в тот миг на Темзе, когда красивое бриллиантовое кольцо сверкало на моей руке в лучах весеннего солнца. Однако навсегда, как часто показывает жизнь, далеко не всегда такой уж долгий период.
Семья Джона владела домом в Лондоне, а также загородным поместьем под Батом, куда он и повез меня в тот уик-энд. Его родители, сестра и брат собрались там, чтобы познакомиться с его маленькой француженкой-невестой. Они знали Леандера Маккормика и его семью, несколько лет встречались с ним в компании и очень ему симпатизировали. И, разумеется, знали мамà, с тех пор как она вышла за дядю Леандера. Но в особенности англичанки издавна питают к француженкам недоверие, вероятно рожденное, по крайней мере отчасти, простой завистью, а отчасти убежденностью, что их романские соседки за Ла-Маншем в лучшем случае не слишком чистоплотны, а в худшем — аморальны. Одновременно, учитывая историю замужеств мамà, она имела репутацию авантюристки, искательницы приключений, что прекрасно сознавала и на что отвечала чисто французским пожатием плеч и восклицанием: «Pffttt, je m’en fous».
Вот и я тоже выглядела в глазах семьи подозрительно и буквально в первые же минуты знакомства прочитала на лицах матери и сестры Джона почти нескрываемое выражение недоверчивой, слегка скептической пытливости. Я тотчас насторожилась. С другой стороны, отец Джона и брат, казалось, были очарованы la petite française[23]; правда, в глазах их женщин это ничуть мне не помогло.
После того как нас разместили в соответствующих комнатах, Джон устроил мне экскурсию по поместью. Красивое место, со строго распланированными садами, спускавшимися к идиллическому пруду. Мы сидели на каменной скамье, по зеркальной глади плавали лебеди. Джон поцеловал меня.
— По-моему, твоей матери и сестре я не понравилась.
Он рассмеялся:
— Чепуха. Они же только что с тобой познакомились. У них не было времени создать себе впечатление.
— Я чувствую себя как под микроскопом, все меня разглядывают.
— Так и есть, дорогая. Все тебя разглядывают. Увы, все это неизбежная часть процесса, ты должна одолеть препятствие, тогда тебя примут в семью. Но они прекрасные люди и, когда узнают тебя, полюбят так же, как я… ну, может быть, не так сильно. Успокойся, будь очаровательной, как всегда, Мари-Бланш, это все, что тебе нужно сделать, чтобы их покорить.
Вечером мы собрались в салоне на коктейль. Отец Джона, сэр Гест, был весьма жовиальный мужчина, чье красное лицо и заметные жилки на носу указывали, что он большой любитель коктейлей.
— В честь вашего визита, Мари-Бланш, — сказал он, — я решил, что будет de rigueur[24] откупорить шампанское.
— О, вы говорите по-французски, сэр Гест, — сказала я.
— Плохо, дорогая, я только делаю вид, что говорю. Главным образом я говорю на языке вин.
Как бы в ответ на реплику, в комнату вошел дворецкий с подносом, на котором стояло ведерко со льдом и шампанским и бокалы.
— «Боллинже» двадцать девятого года. Вас это устраивает, дорогая?
— Превосходно, сэр Гест. Обожаю шампанское.
— Чудесно! Вижу, мы с вами подружимся, Мари-Бланш. И прошу вас, называйте меня сэр Ральф.
Дворецкий откупорил шампанское и наполнил бокалы.
— Кстати, Мари-Бланш, — сказал сэр Ральф, — чтобы вы чувствовали себя среди нас как дома, я доставил из наших погребов несколько бутылок вина к ужину, французского вина, разумеется. А как же иначе?
— Вы очень добры, сэр Ральф. Благодарю вас. Я думала, в Англии все пьют только джин.
Сэр Ральф рассмеялся:
— О да, прозрачный эликсир, на котором построена Британская империя! Мне кажется, Джон говорил, что вы родом из Бургундии, это правда, мадемуазель?
— Да, из департамента Кот-д'Ор. Моя семья по-прежнему живет там.
— Думаю, в Англии француженке больше всего недостает доступа к винам ее родины, — сказал сэр Ральф. — Надеюсь, мой сын умел найти их для вас в Лондоне.
— О да, — сказала я, с улыбкой глядя на Джона. — Он прекрасно обо мне заботится, сэр Ральф. Но я пью мало. К сожалению, вино сразу бросается мне в голову.
Дворецкий разнес бокалы, и я взяла свой.
— Одного мне вполне достаточно.
Джон сказал мне, что объявит о нашей помолвке после ужина и попросил до тех пор не надевать кольцо, чтобы это стало сюрпризом для семьи. Поэтому я удивилась, когда он встал и произнес:
— Отец, я хотел подождать с объявлением до конца ужина. Однако, коль скоро мы отмечаем приезд Мари-Бланш этим чудесным шампанским, думаю, самое время сказать прямо сейчас. — Он достал из кармана коробочку с кольцом, открыл ее и вынул кольцо. — Я сделал Мари-Бланш предложение, — он надел кольцо мне на палец, — стать моей женой. И она согласилась.
— Браво, сын! — вскричал сэр Ральф, поднимая бокал. — Тогда выпьем за счастливую пару по этому очень-очень радостному случаю!
Я не могла не заметить взгляд, каким обменялись мать Джона, леди Харриет, и его сестра Беатриса, — один из тех загадочных семейных взглядов, мгновенно сообщающий всю историю их общего разочарования, даже ужаса, что их сын и брат намерен жениться на маленькой французской шлюшке, мнящей, будто она обворожительна, с этим ее очаровательным акцентом и звонким смехом, это она-то, вымуштрованная собственной мамашей в хитростях женского авантюризма. Теперь обе бледно улыбнулись и равнодушно выпили за помолвку. Я выпила шампанское, хихикнув, когда пузырьки попали в нос, а затем очень непривлекательно шмыгнула носом, отчего захихикала еще пуще. Чопорные британки совершенно правы: мы, француженки, немножко грубоваты. Джон рассмеялся вместе со мной, как и сэр Ральф. Я видела, что завоевала по крайней мере одного члена семьи. Пузырьки шампанского словно мчались по телу, щекоча повсюду. Я почувствовала себя менее скованно, более уверенно.
Младший брат Джона, Артур, был совсем другой, непохожий на брата и сестру. Я помнила,
