Верно! Святая Правда!Не барабан,а обруч старый,пень корявый, навозом набитый; смрадом шибало,а все по причине то ли неведения,то ли нарочитого укрывательства! Флейты альты,кларнеты,гобои,трубы закупорило, дрянь и хлам, прочь,долой,хотим развернуть извлечение звуков,о дайте,дайте же нам получше что-нибудь,и мы обязуемся заиграть! Тут тряпицей заткнуто, вот, посмотрите, тут мундштук страдает непроходимостью,а тарелки из цементо-бетона,станиолью только обернутые,ну как этим будешь играть?Смотрю: я ли,они ли спятили, ведь с первого раза все было видно,и откуда горячность такая внезапная, ломаю голову и все не пойму,а в них пылает к музыке страсть и непритворная одержимость.И встает пианист,и,окинувши взором зал,говорит:Вот,пожалуйста, докладная записка,мною в прошлом году составленная, да недосуг было по почте послать; и читает: «Руководствуясь своим суверенным мнением, ради блага Га.Сф. решительно требую вместо Гипсо-Цемента внедрить Дерево, листовую Медь и Латунь,а также Струны звучно-кишечные!Вот что нам надобно, а от той дряни, что мы ныне имеем, не жди ничего, кроме чада!» Садится, чрезвычайно собою довольный, и во Круг, на коллег,торжествующе смотрит, а те шумят-гомонят: Точно! и я,и я,о, мы давно уж приметили,что опилки,и мыши, и цемент,и просто навоз, как и откуда во храме Муз, неизвестно, доложить собирались, усовершенствовать, да вот у меня болела нога,у меня были судороги, я охрип, я точь-в-точь то же самое написал, что пьянофортист, только листок задевался куда-то, а я еще рельефнее выразился, но из-за болезни ТЕТКИ… и все в таком роде, наперебой, однако же вижу,Углан сидит себе в открытом шкафу на корточках, икает и чешется,трет ножищу о ножищу когтистую, ну прямо натуральный Гориллий;тогда я тыкаю коллег в бока,и показываю, и подмигиваю, вон, туда,мол,туда посмотрите,но те, разошедшись, ни малейшего не обращают внимания, в лестной надежде на лучший звук и жребий. И впрямь появляются четверками музицейские,галунами обшитые,кушаками белыми подпоясанные, и новые,дивные несут инструменты,теперь-то уж мы заиграем!Радость неимоверная! И новый пред нами предстает Капельмейстер,в очках роговых,ибо тот, пенсноватый, отправлен на Пенсию ради Выслуги Лет, и толкуют уже, что ему-де Перепонок Барабанных недоставало, так что ничего он не слышал. Отвинчивают прежнюю надпись и новую золотыми гвоздочками приколачивают: CAPPELMISTERIUM OPTISSIMUM№,и снова за дело!Сперва,однако, Роговик сообщает: Прогрессивных держусь я принципов.Объявляю Дискуссию. Пусть каждый поведает о сокровеннейших думах,о том,что звучит у него на душе.Пусть откроется!Можете говорить без опаски,Дражайшие,никто у вас волоса не тронет на голове, никто не обидит,не надорвет ни раковины ушной, ни связки, ибо я не таков! В чем торжественнейше клянусь, и на Га.Сф. присягаю, и сказанное скрепляю Дирижерской Печатью под Управлением Его Всемилостивейшего Збасительного Величества!!!
[№Лучший капельмейстер(лат.)]
И ну все сызнова взахлеб изливаться!Льется патокой красноречие,риторики мед- смычковцы,валторна,скребачи, трубодеры, да так смело, аж дух спирает; сообщают,что кто кому с кем и как,что творилось при пенснеце-дирижере; ох, и плохо же,слышу,о нем отзываются, никогда не пришло бы мне в голову, что они не любили его как родного,ведь сами же бесперечь перед ним в любви изъяснялись и чувства предлагали нежнейшие,- а те тугие конверты, не иначе как письма любовные, что совали в его перчатчатую ладонь? Сыновней нежностью дарили его и с носами расквашенными умилялись:он наш голубчик,наш батюшка, по заслугам колотит он нас,и на тебе,память его вовсю загрязняют,глух-де как пень,а Контра-Басисты- что-де ручищи у него параличом искорежены и одно лишь умел он: лупить по глазам,а глаз-де имел он дурной,монструозный, и взглядом дырки выжигал в барабане,что присутствующий здесь ударник милостиво подтвердить соизволит,- а я,в замешательстве страшном,под нос себе мямлю и бормочу, ведь зазорно так лгать,но вижу, что лгут они от чистого сердца, из чистого энтузиазма врут с три короба,и не могу надивиться, каким это образом непритворное благонравие,добрая воля и влечение к Лучшему могут марать себя такой обовранью, и лжепыханством, и выплевом слюнно-язычным? Ведь они уверяют, будто и порчу он наводил, и у мышей молоко из-за него пропадало, что был он косой, легавый, горбонос-недомерок, да еще плоскостопый, а как, мол, с Плоскостопием шествовать к Га.Сф.?!
А Роговик записывает,подпевает,вторит,однако вскоре затем,по возобновлении репетиции, вижу, Что-то к нам шлепает не торопясь, мы в мелодию пробуем спрятаться,но нависла от Лапы тень, и вот уже того Коротышку при колокольчиках, что первый начал,Цап за штаны,а другой лапой Контра-Басиста, что столько на пенснеца наохальничал, Хап за полу,и обоих, ногами болтающих, уносит Оно и в шкафу затворяется, и слышу я сквозь наше Анданте Маэстозо: Хруп-Хруп, Ням-Ням! Только мы их обоих и видели.
Играем, но разлезается играние наше,затем что темень в глазах! Da capo al fine![С начала до конца!(ит.)]- кричит Роговик.Плохо,еще раз! Играем,вступает оркестр,по спине мурашки, полный звук и полный тон, но среди этих мурашек другие какие-то, немузыкальные,чувствую да вдобавок путаю ноты, а причиной тому глазотряс от беспрестанного зырканья в угол.Пошло форте,гремят медные, но словно бы пробирает их дрожь,а Гориллище шкаф отворяет, принюхивается, на пороге садится,зычно рыгает, знать,отрыгнулось ему Колокольником,о Боже правый,о Гармония Сфер!А от рыгания- от чего же еще?- съехали в фальшь смычки,а пианист как забарабанит по клавишам,вкривь,вкось,в тряс, в дрожь! Морщится роговой Капельмейстер,словно лягушку проглотил, ох, плохо, такие инструменты, а запороты, скверно, мерзопакость, не музыка, и не совестно вам, лоботрясы, лодыри! еще раз! И раздает нам руководящие исходящие из-за пюпитра, и витамины, и смеси питательные,и приносят заграничный канифолий в бочонках,нарочно выписанный, не жалеет расходов Его Величество Гармонарх, но снова фальшь вкривь-вкось,и вот уже Непременную Ученую Комиссию учреждают. Заседает Комиссия, и что порешит,то мигом и исполняется. Входят четверками музицейские в позументах,становятся справа и слева от нас,и кто сфальшивит на фа-диез — премию прочь, а кто на бемоль- вычет из жалованья. И играем мы форте, но фальшь, и по шее трахают нас музицейские, ибо каждый снабжен метрономом и акустрофоном,и от всеобщего траха слабеет симфония,и слышно скорее трах-тампамтрах, чем тирлим-пампам; вижу, в лютую я попал переделку из-за тяги к Гармонии Сфер — вся голова в шишках…
Мало музицейских! Подтягивают резервы, нотоведов-счетоводов несчетные полчища,ко всякому игрецу приставляют поверщика,чтоб за чистотою звука следил; сверяют они тональности, приход и расход и баланс мелодий,строчат, и от скрипа перьев музыки меньше,чем котенок наплакал.О, что-то не так! — говорит роговик-капельмейстер,-не так!И колокольчиков нет. Где Колокольник, куда подевался? Те,что подальше, в смех, а ближние на корточки и бормочут: а ведь нету, действительно нету, испарился он, что ли, а? Может, упорхнул на мелодии? Что скажет начальство? Скверно, понимаем, что скверно! Злобарь, густобрех,балабон,ящереныш,стреканул,ренегад,собака,стреньбрендил,и прочее.
И устраивает нам дирижер совещание с практическими занятиями. Нужно до самых корней дрожальной фальши добраться! И все вокруг признают: Что-то и вправду нам как будто препятствует. Что-то, мол, портит обедню. И что это, дескать, за фантазмы-миазмы мешают нам и с пути к Га.Сф. сбивают? Контра-Басист говорит: Быть может, воздушной вентиляции не хватает? Виолист на это: Полагаю,напротив,что слишком сильный сквозняк. Или, может, уж очень я виолу свою завиолил,оттого она и виляет? Моя вина!А другие бормочут: Возможно, как знать,проверим весь зал, все углы и все эркеры, может, мыши завелись, может, их-то и боится интуитивно подсознание наше? И начинаем искать сквозняки, вентилюфты,затыкаем всякую щель,и мышей тоже ищем,с лупами,на четвереньках, и наконец сыскали трех тараканов,одного паука, шесть блох да вшей пару дюжин; ободренные этой находкой,протокол составляем и давай искать дальше, теперь уже с фонариками электрическими,под эстрадой и во всех закутках, но замечаю, никто не придвигается к Шкафу ближе, как на шесть шагов, я тоже на корточках лазаю, углы обнюхиваю и словно бы ненароком направляю толкучку, себя вместе с прочими к Шкафу подпихиваю,а там словно бы электрошок, дальше ни на вершок,все единым трясом назад, как черт от ладана, приборматывая: Ага, стена. Известное дело,стена, самая что ни на есть стеночная, в такой, окромя кирпича да песка,штукатурки да извести, нечему быть! А когда я попробовал,приналегши,подтолкнуть их, кто-то, чую, меня отпихивает, а кто-то и в зад укусил. И вот уже откатились мы на более спокойное место. Да еще при откате кто-то всадил мне в глаз палец.Стал я смекать,что они,превосходно все замечая, не замечают вообще ничего,видя все ясно,ничего не видят, и, весьма удивленный такими порядками, удалился на четвереньках.
