Клипперта в это время избивали за полтора квартала от вокзала —точнее сказать, убивали —три внезапно подскочивших парня в темных спортивных куртках и вязаных шапочках. Парни бросились наутек, а Клипперт остался лежать, истекая кровью, на тающем снегу. Когда грасовцы с опером подъехали к месту преступления, там уже суетилась дежурная бригада. Помимо прочего им сказали, что куртка Черепа была расстегнута так, как будто его убили с целью ограбления, забрав что-то из внутреннего кармана. На снегу алели красные пятна. Виталий побеседовал с медэкспертом и согласился с ним, что хотя пострадавшего и отвезли в «Скорую помощь», со сломанной шеей и пятью ножевыми ранениями, три из которых —смертельные, шансов выжить у него немного. Клипперт, однако, умер только ночью, так и не придя в сознание. Грасовцы какое-то время дежурили возле него. Форма черепа у него действительно была своеобразной —большая расширяющаяся кверху голова, почти идеально шарообразная от бровей до затылка, но внизу больше похожая на удлиненную волчью морду. В десять Борисов решил, что толку всё равно никакого нет, надо пойти и выспаться.
* * *
Оренбург. 5 апреля 1999 года. 15.49.
...Понедельник выдался солнечным, и намечавшиеся кое-где в снегу проталины объединились в темные ущелья, по которым к середине дня уже бежали веселые ручейки. Весна наступила как-то разом. Майору Борисову было жарко в его зимнем пальто, он устал и проголодался, но глядя по сторонам и вдыхая наполненный апрельскими звонами воздух, он чувствовал, что жизнь все- таки хороша.
Утро, по сложившейся традиции, прошло в оживленной переписке, маскируемой ничего не значащими разговорами.
Ларькин: Надо всё-таки определиться. Кто против нас играет? Когда мы это вычислим, будет ясно, что делать.
Борисов: Ничего ободряющего сказать не могу. Не нравится мне их почерк.
Ларькин: У нас перед самым носом оборвали последнюю ниточку.
Борисов: Которая скорее всего привела бы в тупик. Я за этого Клипперта взялся, только чтоб проверить их реакцию. Очень не нравится мне их стиль.
Ларькин: Но он показал себя достаточно эффективным.
Борисов: Не в этом дело. Так может работать на нашей территории очень небольшое число спецслужб. От силы пять. Из них две наших. Учти, что не каждая служба станет так борзеть на нашей земле. Вывод?
Ларькин: Против нас играют свои. Или мы играем против своих.
Борисов: Один черт.
Ларькин: У меня ещё есть сомнения. По-вашему, это точно не другая цивилизация? Орионо —действительно японец? Уж больно имя необычное.
Борисов: Так может считать русский офицер, начитавшийся фантастики, наигравшийся в компьютерные игры и полтора года проработавший в «аномальном» отделе. Для любого японца Орионо —обычная фамилия, хотя и не очень распространенная.
Ларькин: Но если это наша спецслужба — может, смотать удочки?
Борисов: А если не наша? Шансы, по-моему, пятьдесят на пятьдесят.
Ларькин: Доложить начальству... (Борисов улыбается, но Ларькин уже понял: «А если наши?»)
Ларькин: Так что действовать автономно, усилить режим секретности и т.д.?
Борисов: Именно. Смотри Приказ 30, пункт 3.1 «Действие ГРАС в ситуации «альфа», вариант — «Проникновение неопознанных чужеродных элементов в руководящие структуры государства и ФСБ». Опознаем их как, скажем, американцев или китайцев —доложим Седьмому и смоемся. Не наше собачье дело. Опознаем как своих — смоемся без доклада. Но пока не ясно, кто против нас играет, действуем строго по инструкции.
Ларькин: Так что мы имеем: эксперименты на людях, предположительно психогенный вирус с побочным эффектом в виде небольшого лишая, соблюдение секретности, с устранением следов вплоть до ликвидации подопытных, исполнителей и случайных свидетелей...
Борисов: Странно, что нас сюда вообще пустили и что мы ещё живы. Это говорит о том, что руководство ФСБ ни при чем. Во-первых, нам разрешили приехать.
Во-вторых, нас пока не трогают, потому что опасаются привлечь внимание ФСБ. Думают так обойтись.
Ларькин: По всему выходит, что это наши коллеги из ГРУ.
(Борисов пожимает плечами.)
Ларькин: Так что будем делать?
Борисов: Тебе нужны больные? Будем их искать.
Ларькин: Без документов? Диспансеризация? Поголовный осмотр?
Борисов: Раз надо, пойдем и на это.
Ларькин: Аборигены потребуют денег, и без Москвы не обойтись. А с Москвой придется расплачиваться автономией...
Борисов: Ни в коем случае. Сочини легенду о мутантном психогенном грибке, вызывающем у людей тягу к самоубийству.
Ларькин: ФСБ пригонит сюда бригаду медиков, и мы распрощаемся с автономностью.
Борисов: А они —с секретностью. Нет, думаю, они предоставят разгребать угли кандидату медицинских наук Ларькину. Денег дадут, конечно, в пять раз меньше, чем нужно. Но при теперешней ненадежности кадров привлекать чужое внимание к Оренбургу не станут. Неизвестным грибком, который можно использовать как оружие, каждому хочется распоряжаться единолично. Очень кстати случайно сгорела картотека кожных болезней. Эпидемическая обстановка сложная, экстренные меры вполне объяснимы. Они помогут с деньгами на диспансеризацию.
Ларькин: Может, и пойдет такая легенда.
Борисов: Придумай другую. Нам надо что-то сказать Москве на тот случай, если врачи сами не найдут денег. А они их, конечно, не найдут.
Белозерова, естественно, денег не нашла и вообще не знала, что делать. Напористый Борисов своей целеустремленностью вез её вперед, словно на капоте автомобиля. Ольге Валентиновне оставалось только, как в приключенческом кино, с вытаращенными глазами принимать жизнь такой, какой она складывалась. Он подключил к работе Москву и местное управление ФСБ. В кабинете Белозеровой появился чем-то очень напоминавший Борисова майор по фамилии Глухов. При всех своих индивидуальных различиях оба майора словно сошли с одного конвейера, и главврач не однажды переводила с одного на другого недоуменный взгляд больших глаз. Глухов обстоятельно выяснил, сколько медпунктов нужно дополнительно развернуть, чтобы в кратчайшие сроки провести диспансеризацию. Местные условия, положение дел на предприятиях он знал прекрасно, и от большей части неизбежной рутины москвичи были избавлены. У них оставалось право и возможность проводить в рамках общей работы свои исследования. Был образован штаб диспансеризации во главе с Белозеровой, от МВД в него вошел капитан Мозговой, а в качестве консультанта —кандидат медицинских наук В.Ю. Ларькин.
...Шел уже четвертый час, а всем этим грасовцы занимались с утра, обед предстоял поздний. Проголодавшись, они забрели в первое попавшееся кафе с устрашающей вывеской «Кафе —б...р» и заказали по порции пельменей.
—Тебе нужна будет лаборатория, —сказал Борисов и сопроводил свои слова небрежным жестом руки, причем указательный и средний палец чуть отделились от остальных. Ларькин догадался, что таких лабораторий нужно организовать две, причем основная работа должна вестись в никому не известном месте, а вторая лаборатория должна выполнять отвлекающую роль. Он кивнул и сказал:
— Вроде бы пока все неплохо складывается.
— Главное, чтоб был
