После событий, связанных с нападением на меня, завод все– таки выдержал, мы постепенно стали наращивать объёмы производства, налоги стали платить уже не по 16, а по 200 миллионов рублей в год. Подняли зарплату сотрудникам.
Прошло три года… Мне дали немного отдышаться, развить бизнес. И вот приходят три человека – бывшие сотрудники органов, не потерявшие связь с коллегами, – и предупреждают о том, что скоро у меня начнутся серьезные проблемы. Поскольку я почитал этих людей за порядочных и мною уважаемых, то их информации поверил и тому, что не из худших побуждений они приходили ко мне.
На следующее утро, перед самым «наездом» милиции мы собрали пресс-конференцию. Не побоюсь высокопарных слов, но в этот день наши заводчане проявили настоящий героизм. Они какое – то время держали под контролем все входы-выходы на завод и не впускали представителей власти. Одна женщина выдернула стул из-под ног подполковника, когда тот срывал камеру слежения на проходной. Конечно, позже все наши камеры милиционеры всё-таки поснимали и утащили к себе, чтобы не осталось зафиксированных фактов беспредела на заводе.
План захвата предприятия ими был неплохо подготовлен. Ко мне в кабинет вошёл капитан в форме, с ним – ещё десять человек «по-гражданке». Он стал вырывать провода связи, скидывать со стола документы, – тем самым, провоцируя меня на вполне прогнозируемые в такой ситуации для нормального, но не подготовленного, человека ответные действия, в расчете на то, что я не выдержу и, ну например, оттолкну его. Именно на такой случай у них предусматрительно работала камера, которую они принесли с собой. Если бы я оказал хоть малейшее сопротивление, – меня могли бы «на законных основаниях» осудить за нападение на представителя власти. Но в тот момент, когда служители порядка ворвалась в мой кабинет, рядом со мной находился их бывший сотрудник, который предупредил меня прямо при них: «Отойди от него. Видишь, они снимают все твои действия, чтобы доказать, что ты нападаешь на милиционера». Я вышел из кабинета. Здесь меня попытались задержать, но вся приёмная уже была забита рабочими, и они просто не пустили милицию вслед за мной. Я уехал с завода. И вовремя. Вскоре прибыли машины с ОМОН-ом и разогнали заводчан. Меня искали везде: то ли арестовать хотели, то ли ещё что-то. Я вынужден был скрываться.
В то время меня неоднократно предупреждали о том, что за мной охотятся и могут убить. И я прямо скажу, что многие милиционеры мне тогда реально помогали. Немало людей порядочных среди них оказалось. Я очень им благодарен. Бывало, кого-то из них направляют меня задержать, а он, наоборот, – предупреждал об этом, чтобы я имел время скрыться.
– А здесь? Тоже есть порядочные?
– Есть. В этой камере, по крайней мере, относительно человеческие условия: можно отдохнуть, нормально поспать, помыться. Правда, меня ограничивают в информации, но, в общем, спокойно. Раньше меня перемещали из одной общей камеры в другую, и в каждой обязательно оказывался какой-нибудь убийца, а при нём – весь набор колюще-режущих принадлежностей. А ночью всякое может произойти: я могу и с нар упасть, и сам повеситься. Если урод, убивший двадцать человек, убьёт двадцать первого, ну что ему за это будет? Я не сгущаю краски, но когда ко мне в камеру сегодня утром зашёл один мой давний знакомый – тоже предприниматель, сидящий почти по схожей схеме, что и я – и сказал, что меня этой ночью будут «мочить», сердце моё еле выдержало. А тут в обед поселили вас. Я очень рад, Алексей, такому соседству. Вижу, вы – человек порядочный. Теперь они подумают…
– У вас томик Библии, – ушёл от скользкой темы Алексей, взглянув на книгу, которую читал Горшенин.
– А без бога нельзя. Особенно в таком месте. Он дал испытания великие. Бывало, конвоиры «забывали» меня где-то в не очень хорошем месте. Я думал, может, зарезать хотят? Читал молитву, и становилось светло и радостно на душе. Тюрьма дала мне много полезного. Она открыла глаза на то, чего я никогда бы не смог увидеть в других условиях. Самое главное, я увидел, что супруга моя и дочь – нормальные русские женщины – могут до фанатизма доходить в своей любви, в своём понимании добра. И прямо скажу, я был потрясён их отношением ко мне, предпринимаемыми ими попытками вытащить меня из беды. У жены было наличными три миллиона рублей, и она все три миллиона отдала за меня.
– Помогло?
– Ну, их там обманули. Но факт движения души – это главное. Ко мне каждую неделю приходят передачи, и в этих передачах я вижу такую любовь, такое уважение, что здесь испытываю большее счастье, чем на воле. Парадокс. А поначалу, когда меня тайком привезли из Москвы, и никто об этом не знал, такая наваливалась тоска. Тогда я понял, что от тоски можно подохнуть.
– Сколько вы уже сидите?
– Полгода.
– Много.
– Для меня много – возраст. Но я скоро выйду.
– Каким образом?
– Заплачу и всё.
– Сдадитесь?
– Мне сейчас важнее жена и дочь. И завод нужно заново поднимать. Без меня его уже просто растащили.
– Вы сказали, что вас привезли сюда тайком. Расскажите, как?
– Мне удалось добиться приёма у генерального прокурора. С пакетом документов неопровержимых доказательств о творящимся беззаконии в городе я в назначенный день сошёл с трапа самолёта в московском аэропорту. На земле меня уже ждали трое в гражданском. Они предъявили удостоверения сотрудников МВД и на глазах остальных пассажиров усадили в подъехавшую «девятку», надев наручники как на преступника. Потом везли меня обратно домой, зажатого между двумя амбалами. Сдали в тюрьму по липовому обвинению в нападении на милиционера.
Когда меня привезли из Москвы, было половина второго ночи. В половине третьего я захожу в пятнадцатиметровую камеру распределителя, где уже находятся тридцать человек. Два человека на метр. Нары в три яруса. И если учесть, что первый ряд нар у окна занят постоянным контингентом блатных, то двадцать человек ютятся на остальных шести. В камере не продохнуть, аж жарко от дыхания тридцати мужиков. Я простоял до утра, потому что сесть было негде – затоптали бы. Но, мысленно молясь, я выдержал.
– Ужас. В моей камере посвободнее было.
– Терпимо. Человек всё может снести. Нужно, чтобы внутри был стержень.
– У вас он есть?
– У меня – есть.
– А что и кто вас поддерживает, кроме семьи?
– У меня есть своя среда общения, где все независимы. Это довольно серьёзные люди, и все мы ценим наши отношения хотя бы за то, что они не преследуют цели – кого-то сожрать. Многие из них являются очень крупными руководителями. А когда дружишь не по интересу денег, а по интересу духа, – это здорово! Эти люди за меня и заступились. К счастью, их ещё очень много – порядочных людей.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});
