Приведут ли неизбежно и окончательно к духовному и культурному релятивизму бессодержательность западного универсализма и реальность глобального культурного многообразия? Если универсализм легитимирует империализм, легитимирует ли релятивизм репрессии? И вновь ответ на эти вопросы – и “да”, и “нет”. Культуры – относительны; мораль – абсолютна. Культуры, как утверждал Майкл Уолзер, являются “мощными”; они описывают институты и задают поведенческие шаблоны, служащие для людей ориентиром, направляющие их на те пути, какие считаются правильными в каждом отдельно взятом обществе. Однако за пределами этой максималистской этики находится “маломощная” минималистская этика, которая содержит в себе “повторенные особенности отдельных “мощных”, или максимальных, принципов поведения”. Минимальные нравственные понятия правды и справедливости можно обнаружить во всех “мощных” моральных системах, и они неразделимы. Существуют также минимальные моральные “запретительные принципы, которые, вероятно, запрещают убийства, обман, пытки, угнетение и тиранию. Общее у людей то, что является “скорее осознанием общего врага [или зла], чем приверженностью общей культуре. Человеческое общество универсально потому, что оно – человеческое, а особенное потому, что оно – общество. Иногда мы шагаем вместе с другими; по большей части, мы шагаем в одиночку” . Однако “маломощная” этика на самом деле проистекает из общего человеческого состояния, [c.526] и во всех культурах можно найти “универсальные права” . Вместо того чтобы поддерживать универсальные – предположительно – особенности какой-то одной цивилизации, важнейшие предпосылки для сосуществования культур требуют поисков истинно общего, того, что есть в большинстве цивилизаций. В полицивилизационном мире курс на созидание состоит в отказе от универсализма, признании разнообразия и в поиске общих ценностей.
В маленьком Сингапуре в начале 1990-х годов имела место актуальная попытка определить подобные общности. Население Сингапура – приблизительно 76 процентов китайцев, 15 процентов – малайцев и мусульман и 6 процентов индийцев – индусов и сикхов. В прошлом правительство пыталось способствовать распространению в народе “конфуцианских ценностей”, но не менее настоятельно оно добивалось всеобщего обучения и свободного владения английским языком. В январе 1989 года президент Ви Ким Ви в своем обращении на открытии парламента обратил внимание на то, что 2,7 миллиона сингапурцев чересчур подвержены внешнему культурному влиянию Запада, что “дает им возможность ближе знакомиться с новыми идеями и технологиями из-за границы”, но “также делает их подверженными” воздействию “чуждых ценностей и уклада жизни”. “Традиционные азиатские представления о морали, долге и обществе, которые придавали нам силы в прошлом, – предостерегал он, – уступают место более вестернизированным, индивидуалистическим и эгоистичным взглядам на жизнь”. Необходимо, убеждал он, определить основные духовные ценности, которые являются общими для различных этнических и религиозных общин Сингапура и “которые ухватывают сущность того, что есть сингарпурец”.
Президент Ви предложил четыре таких критерия: “ставить общество выше своего “я”, поддерживать семью как главный структурный элемент общества, разрешать основные вопросы посредством консенсуса, а не споров, соблюдать расовую и религиозную терпимость и гармонию”. Его [c.527] речь вызвала широкое обсуждение, и два года спустя была опубликована “Белая книга”, сформулировавшая правительственную точку зрения. “Белая книга” подтвердила все четыре предложенных президентом критерия, но присовокупила пятый пункт, о поддержке личности, в значительной мере исходя из необходимости подчеркнуть приоритет индивидуальных достоинств, в противоположность конфуцианским ценностям иерархии и семьи, которые могли бы привести к непотизму. “Белая книга” определила “общие ценности” сингапурцев следующим образом:
Нация превыше [этнической] группы, а общество превыше индивида;
Семья есть основная ячейка общества;
Уважение и общественная поддержка личности;
Консенсус вместо спора;
Расовая и религиозная гармония.
Декларация “общих ценностей” хоть и упоминает о приверженности Сингапура парламентской демократии, но явным образом исключает из их сферы политические ценности. Правительство особо отметило, что Сингапур – “во всех важнейших отношениях азиатское общество” и таковым и должен оставаться. “Сингапурцы – не американцы и не англосаксы, хотя мы говорим по-английски и носим западную одежду. Если с течением лет сингапурцы станут неотличимы от американцев, англичан или австралийцев или, еще хуже, станут их бледной копией [т.е. разорванной страной], то мы утратим наше преимущество перед этими западными странами, которое позволяет нам занимать твердую позицию на международной арене” .
Сингапурский проект был амбициозной попыткой определить сингапурскую культурную идентичность, которую разделяют все этнические и религиозные общины и которая отличает их от Запада. Несомненно, в формулировке западных, а в особенности американских, ценностей намного [c.528] большее значение придавалось бы правам личности в противовес правам общества, свободе самовыражения и истине, рождающейся в борьбе идей, политическому соучастию и состязательности и верховенству закона, как противоположности правлению знающих, мудрых и ответственных правителей. Но все равно, пусть они и могли бы дополнить список сингапурских ценностей, а некоторым из них придать меньшее значение, мало кто на Западе отверг бы эти ценности как никчемные. По меньшей мере, на “мощном” базовом уровне этики между Азией и Западом существуют некие общности. Кроме того, как указывали многие, в какой бы степени основные мировые религии – западное христианство, православие, индуизм, буддизм, ислам, конфуцианство, даосизм, иудаизм – ни разделяли человечество, им также свойственны общие для всех ключевые ценности. Если когда-нибудь человечество эволюционирует в универсальную цивилизацию, то она возникнет постепенно, через выявление и распространение этих общностей. Таким образом, вдобавок к правилам воздержания и совместного посредничества, для сохранения мира в полицивилизационном мире нужно выполнение третьего правила – правила общностей: людям всех цивилизаций следует искать и стремиться распространять ценности, институты и практики, которые являются общими и для них, и для людей, принадлежащих к другим цивилизациям.
Попытки достичь этих целей не только внесли бы вклад в ограничение столкновения цивилизаций, но и в укрепление Цивилизации как цивилизованности. Под Цивилизацией вообще обычно подразумевают сложную смесь более высоких уровней морали, религии, образования, искусства, философии, технологии, материального благополучия и, наверное, многого другого. Понятно, что эти составляющие необязательно изменяются вместе. Тем не менее, ученые без труда определят звездные мгновения и моменты наибольшего упадка уровня цивилизованности в историческом развитии цивилизаций. Тогда вопрос в следующем: можно [c.529] ли составить схему взлетов и падений в развитии Цивилизации? Существует ли некий общий, извечный тренд, выходящий за границы отдельных цивилизаций, ведущий к более высоким уровням цивилизованности? Если подобный тренд имеется, является ли он продуктом процессов модернизации, которые повышают человеческий контроль над окружающей средой и, следовательно, порождают все более и более высокие уровни технологической сложности и материального благосостояния? Таким образом, является ли для текущей эпохи более высокий уровень соответствия времени необходимой предпосылкой для более высокого уровня цивилизованности? Или уровень цивилизованности претерпевает изменения, главным образом, в рамках истории отдельных цивилизаций?
Эти вопросы представляют собой еще одно проявление спора о линейном или циклическом характере истории. Понятно, что модернизация и нравственное развитие человека, основанные на более высоком уровне образования, информированности, понимания человеческого общества и его естественного окружения приводят к постоянному движению все к более и более высоким ступеням Цивилизации. Или же уровни Цивилизации могут просто отражать фазы эволюции цивилизаций. Когда впервые появляются цивилизации, то их народы обычно энергичны, динамичны, жестоки, подвижны и склонны к экспансии. Они сравнительно нецивилизованы. По мере своей эволюции цивилизация становится более “степенной” и совершенствует умения и технические приемы, которые делают ее более цивилизованной. По мере того как конкуренция среди составляющих ее элементов уменьшается и возникает универсальное государство, цивилизация достигает своего наивысшего уровня развития Цивилизации, своего “золотого века”, сопровождающегося расцветом морали, искусства, литературы, философии, технологии и максимумом военных, экономических и политических возможностей. Когда она начинает клониться к упадку как цивилизация, уровень цивилизованности [c.530] также снижается, до тех пор, пока она не исчезает под стремительным натиском другой нарастающей цивилизации с более низкими уровнями цивилизованности.
