В какой-то момент Добрынич даже пожалел, что ей не довелось родиться парнем: справный вышел бы воин, а то и воевода.
Когда сотник впервые увидел её на новгородской ладье в нынешнем обличии, у него болезненно сжалось сердце. Бедная девочка, что над собой сделала! Чёрная от солнца, с заострившимися чертами и тёмными кругами вокруг глаз, растрёпанными, как у отроков, вихрами вместо ровной долгой косы, в мужской одеже, висящей на ней мешком. А по плечу ли тебе, дитятко, доля тяжкая, доля ратная. Впрочем, утомительные дозоры, караулы да прочие повинности Войнегу не особенно и тяготили, заставляя отвлечься от тяжких дум. Ничего, потерпи, девонька, все перемелется. Как на молодом теле легче заживают даже самые жестокие раны, так затянутся раны и на изувеченной душе. И за добрым именем не станет. Придет время, и на твою буйную головушку наденем желанного замужества убор. А что до Ратьши. На север его и в горы, как говорят урманы. Найдутся и получше женихи.
Кого он пытался обмануть? Ох, Мстиславич, Мстиславич! Черным, безжалостным коршуном закогтил ты сердце бедное, сердце девичье. Стальной сетью паутины к себе привязал, не высвободишься. Впрочем, при чём тут Мстиславич, когда нерушимыми узами их связала сама судьба, хотя сейчас о величии и могуществе сил, эти узы благословивших, помимо Добрынича ведал один лишь старый кудесник Арво. Именно эти узы вели сегодня отчаянную поляницу сквозь ужас смертельной битвы, оберегая от вражеского меча. Она их ощущала каждым своим вдохом, каждым шагом, почти вслепую верша путь по бранному полю, не видя и не замечая тех, кого лишала жизни и кто пытался лишить жизни ее. И Ратьша, несчастный безумец, ослепленный себялюбием и гордыней, мог сколько угодно эти узы не замечать и попирать. Они глубоко вплелись и в его судьбу, пройдя сквозь кровь и плоть. Оборвешь их, освободишься, а там уже стучится в ворота государыня смерть.
— Ой, братцы, гляньте! А это что там впереди? Никак опять копья?
— А ты кого, Путша, рассчитывал там увидеть? Красных девиц с караваями хлеба?
Когда атака хазарской конницы захлебнулась в железных тисках великокняжеского и печенежского полков, многие пешие ратники вздохнули едва не с облегчением. Они, словно пешки на тавлейной доске, отвоевали больше половины поля и видели вдали уже стены Итиля и золочёный шатёр царя Иосифа. Однако не случайно во всех баснях, чтобы добраться до цели, разных преград и застав герой должен преодолеть не менее трех. И кто сказал, что жизнь — это не самая невероятная из басен? Северные викинги охотно продавали мечи за хазарское золото. Прекрасно обученные и вооружённые, способные в пешем строю творить чудеса, они составляли грозную и, главное, свежую силу, с помощью которой царь Иосиф и его полководцы рассчитывали переломить ход сражения. Вести их в бой поручили Мстиславичу.
— Ну что, изменники, смерды вонючие! — приветствовал дедославский княжич земляков, с упорной, настойчивой яростью врубаясь в их ряды. Даже железный строй большого полка не выдерживал его напора. — Не желаете отведать княжеского меча?
— Знамо дело, желаем! — отозвался, не забывший корьдненских обид, усмарь Дражко. — Всё лучше, нежели княжеская плеть.
— Ату его, братцы! — поддержал товарища Доможир, снося секирой голову такому же седоусому, как и он сам, урману. — Живьём берите! Привезём в Корьдно в железной клетке, станем простому люду показывать. И пусть Ждамир светлейший и его бояре попробуют хоть что-нибудь сказать!
— Ждамир и бояре только обрадуются! — рассмеялся Ратьша, любовно глядя, как застоявшиеся в ожидании своей очереди вступить в битву викинги рубят головы потомкам Вятока. — Потому что в клетке будет сидеть сын неудачливого Игоря Святослав, а в повозку, что его повезёт через всю землю вятичей, мы с царём Иосифом запряжём всех русских воевод, которых сумеем захватить живьём. Хельгисона с Незнамовым сыном расчалим по бокам!
— А какую долю ты уготовал для меня, Мстиславич? Забыл али не признаешь?
Дважды милосердные боги разводили Ратьшу и отданную им на поругание возлюбленную по разные стороны бранного поля. Дважды заточенный для мести меч Войнеги затуплялся, рубя чужие, незнаемые кости. Сегодня Даждьбог и Перун трудились не покладая рук, помогая своим внукам одолеть в жестокой битве заклятого врага, отмщая многолетние обиды, а Велесу хватало забот с душами погибших. Что до Добрынича, то он, во исполнении отцовского долга и данной много лет назад клятвы оберегавший девчонку весь этот страшный день, в тот момент отбивался от полудюжины наемников и просто не сумел и не успел ее удержать. Верно, так распорядились Хозяйки судеб.
— Велес-батюшка! — оскорбительно рассмеялся Ратьша. — Никак беспутная объявилась! Да ты, голуба, совсем мужиком сделалась! Того гляди, борода вырастет. И как я тебя только обнимал?
— Женского естества во мне куда больше, нежели ты думаешь, — грозно и скорбно отозвалась Войнега. — И оно нынче поможет мне отплатить тебе за нанесённое оскорбление и свершить мою месть!
Ловко и гибко она перехватила тяжёлый меч и приемом, которому её научил князь Всеволод, с места прянула вперед. Ратьша то ли забыл приём, то ли все еще развлекался, не желая принимать противницу всерьёз, но меч поляницы скользнул мимо лезвия его меча, достав плоть чуть пониже все еще растянутых в презрительной ухмылке губ.
— Как тебе мой поцелуй? — сухо и холодно рассмеялась Войнега. — Слаще предыдущих?
Ратьша ответил ей кощунственной бранью и резко прыгнул вперед, однако меч его рассек только воздух, девушка непостижимым даже для опытных воинов приемом ушла от выпада, чтобы вновь атаковать.
Там, где они вершили единоборство, прямо посреди кипящего котла битвы образовалось пустое пространство, нерушимый круг, подобный оку урагана, в котором, как утверждал Анастасий, царит штиль. Сколь долго продолжался поединок, Добрынич не ведал. Для него время измерялось не мгновениями или веками, а ударами собственного сердца, останавливавшегося в груди с каждой новой атакой Мстиславича и вновь начинавшего биться вместе с выпадом Войнеги. Ох, лучше бы он в этот миг находился в каком-нибудь другом месте, лучше бы выколол или выжег себе глаза! Лучше бы со вчерашнего вечера заковал непокорную дочь в каменные колодки, как грозился учинить над Тойво Лютобор.
Молодая поляница, ощущавшая свою правоту, дралась бесстрашно и умело. Опыт Обран Оша, сражения на Самуре и сегодняшнего дня не прошёл для нее бесследно, закалив волю и отточив мастерство. Но Ратьша, всё своё время проводивший в походах и набегах, не просто так считался лучшим бойцом земли вятичей. Только много ли лучшему бойцу чести, лишить жизни женщину, с которой делил перед тем ложе.
Войнега понимала, что ей не успеть. Она знала этот удар, видела его сотни раз, всегда
