— Совсем забыл! Подождете секунду! — Он снова опустил на берег беспомощную фрейлину королевы, бросил в лодку сверток с вещами и, не производя шума, с быстротой молнии бросился обратно в сад.
— Клянусь небом, он в конце концов все-таки изменил нам! — воскликнул Ситон. — Я всегда опасался этого.
— Он так же надежен, как само небо, — возразила Кэтрин, — я ручаюсь за него.
— Молчи ты, кокетка, — рассердился ее брат, — хотя бы из стыда, если уж ты утратила страх. Ну-ка, в путь, ребята, и гребите что есть сил, дело идет о жизни и смерти!
— Помогите, не оставляйте меня! — взывала покинутая леди Флеминг громче, чем этого требовала осторожность.
— В путь! В путь! — кричал Генри Ситон. — Пусть все остаются, только бы спасти королеву!
— Неужели вы допустите это, государыня? — умоляюще воскликнула Кэтрин. — Неужели вы обречете на смерть вашего освободителя?
— Я этого не сделаю, — ответила королева. — Ситон, я приказываю вам ждать, чего бы это нам ни стоило.
— Простите, ваше величество, но этому приказу я не могу повиноваться, — ответил неподатливый юноша, и, поддерживая одной рукой леди Флеминг, он другой оттолкнулся от берега.
Гребцы прошли уже с десяток футов и развернули суденышко носом к селению, когда появился Роланд Грейм и прыгнул с берега прямо в лодку, опрокинув стоявшего на его пути Ситона. Юноша хотел было высказать свое возмущение, но сдержался и только остановил Грейма, который собирался направиться к корме:
— Для вас нет места около знатных дам! Отправляйтесь на нос и постарайтесь уменьшить дифферент лодки. Ну, теперь наконец в путь! Вперед! Гребите сильней, во имя бога и королевы!
Гребцы повиновались, и под сильными ударами весел лодка стала удаляться от берега.
— Почему вы не обернули весла? — спросил Роланд Грейм. — Всплески разбудят часового. Теперь гребите, ребята, сильней! Нам нужно выйти за пределы выстрелов. Потому что, если только старый Хилдебранд, сторож на башне, не нахлебался макового отвара, такой шум наверняка разбудит его.
— Это все из-за твоей задержки, — отвечал Ситон. — Я потом с тобой еще рассчитаюсь и за это и за многое другое.
Предсказание Роланда оправдалось настолько быстро, что у него не осталось времени для ответа. Часовой, которого не разбудил шепот, проснулся от всплесков весел. Сразу же раздался его оклик:
— Эй, лодка! Остановитесь, или я буду стрелять!
Так как они продолжали грести, он громко закричал:
— Измена! Измена!
Тут же он ударил в большой колокол замка и разрядил свой аркебуз вслед уходящей лодке. Дамы, в смятении от вспышки и грома выстрела, прижались друг к другу, как испуганные птицы, а мужчины торопили гребцов, стремясь во что бы то ни стало ускорить ход лодки. Было слышно, как несколько пуль скользнуло по поверхности озера невдалеке от их утлого суденышка, а по огням, метавшимся от одного окна к другому, можно было догадаться, что весь замок пришел в движение и что их бегство обнаружено,
— Быстрей! — снова вскричал Ситон. — Налягте на весла, пока я не подбодрил вас кинжалом! Они сейчас спустят лодку!
— Об этом я уже позаботился, — ответил Роланд. — Я закрыл вход и выход, когда возвратился в сад, и если только ворота, сработанные» из доброго дуба, и железные затворы могут удержать людей за каменной стеной, ни одна лодка не отчалит сегодня ночью от острова. А теперь я отказываюсь от своей должности привратника замка Лохливен и передаю эти ключи на сохранение Келпи.
Когда тяжелая связка ключей исчезла в озере, аббат, который до этого времени повторял свои молитвы, воскликнул:
— Да благословит тебя бог, сын мой! Ты своей предусмотрительностью посрамил нас всех!
— Я это знала, — сказала королева, переводя дыхание, после того как они оказались вне пределов досягаемости мушкетных выстрелов, — я была уверена в преданности, сообразительности и находчивости моего пажа. Я надеюсь, он станет другом моим не менее верным рыцарям Дугласу и Ситону, Но где же Дуглас?
— Здесь, вате величество, — ответил тихим и печальным голосом кормчий, который сидел рядом с ней и управлял ходом лодки.
— Боже! Так это вы прикрывали меня своей грудью, когда вокруг нас свистели пули? — спросила королева.
— Неужели вы могли подумать, что Дуглас упустит случай защитить королеву хотя бы ценой собственной жизни? — тихо промолвил кормчий.
Их разговор был прерван несколькими выстрелами из тех небольших пушек, которые артиллеристы называют фальконетами и которые в те времена использовались для обороны замков. Выстрелы были произведены наугад и не могли причинить вреда, но мощная вспышка и оглушительный гром, повторенный громогласным эхом в полуночной тиши Бенарти, испугал беглецов и заставил их замолчать. Прежде чем они опять обрели дар речи, лодка причалила к пристани или набережной, удаленной на значительное расстояние от сада. Они высадились, и пока аббат громко возносил благодарение небу, которое до сих пор благоприятствовало их замыслам, Дуглас считал себя с лихвой вознагражденным за участие в этом отчаянном предприятии тем, что именно он сопровождал королеву к домику садовода.
Мария Стюарт, даже в этот полный страха и напряжения момент, не забыла о Роланде Грейме, приказав Ситопу сопровождать леди Флеминг, в то время как Кэтрин сама, не дожидаясь приглашения, оперлась на руку пажа. Ситон, однако, тут же передал леди Флеминг аббату, сославшись на то, что ему нужно позаботиться о лошадях. Его люди сбросили плащи гребцов и поспешили вслед за ним.
В то время как готовили лошадей для дальнейшей поездки, Мария Стюарт отдыхала в домике Блинкхули; заметив забившегося в угол владельца сада, она велела ему подойти поближе. Он выполнил ее распоряжение с некоторым колебанием.
— Что же ты медлишь, брат мой, поздравить свою венценосную королеву и госпожу со свободой и вновь обретенным королевством? — спросил его аббат.
Услышав это, старик подошел к королеве и в учтивых выражениях выразил свою радость по поводу ее освобождения. Королева сердечно поблагодарила его и сказала под конец:
— Нам остается предложить вам пока небольшую награду за вашу преданность. Нам хорошо известно, что ваш дом служил прибежищем верным слугам, готовившим наше освобождение.
С этими словами она протянула ему кошелек с золотыми монетами, прибавив:
— С течением времени мы постараемся более щедро вознаградить вас за эти услуги.
— На колени, брат мой, — воскликнул аббат, — немедленно на колени, поблагодари ее величество за доброту!
— Добрый брат мой, еще не так давно ты подчинялся мне, и даже сейчас ты много моложе меня, — обиженно ответил садовод. — Позволь мне выразить мою признательность так, как я считаю нужным. До сих пор королевы склоняли передо мной колени, а мои колени, если говорить по чести, слишком стары и негибки, чтобы склонять их даже перед этой прекрасной дамой. Быть может, вашему величеству было приятно, когда ваши слуги заполнили мой дом настолько, что я уже не мог назвать его своим, что в усердном хождении туда и сюда они потоптали мои цветы и, заведя в сад коней, погубили все мои надежды на обильный урожай плодов, но я прошу у вашего величества только одной награды — избрать, себе резиденцию по возможности подальше от меня. Я уже старик, мне бы хотелось идти к могиле с легким сердцем, в мире, доброжелательстве, погруженным в спокойные труды.
— Я торжественно обещаю вам, добрый человек, — ответила королева, — что, насколько это будет зависеть от меня, я ни за что на свете не выберу для своей резиденции этот замок. Но возьмите, пожалуйста, деньги. Пусть они послужат вам возмещением за те опустошения, которые мы произвели в вашем саду.
— Я благодарен вам, ваше величество, но это ни в какой степени не послужит мне возмещением. Уничтожены труды целого года; можно ли их возместить тому, у кого не осталось, быть может, и одного года жизни"? Кроме того, говорят, что мне, в мои преклонные лета, придется покинуть это место и отправиться странствовать. А у меня ведь нет на свете ничего, кроме этих фруктовых деревьев и нескольких старых пергаментных свитков с ничего не стоящими чужими семейными тайнами. Что касается золота, то если бы я жаждал его, я бы остался пастырем аббатства святой Марии, и все-таки мне неясно, хорошо ли было бы мне тогда, ибо если аббат Бонифаций стал всего лишь бедным поселянином Блинкхули, то его преемник аббат Амвросий пережил еще худшее перевоплощение, превратившись в латника.
— Как! Неужели вы действительно аббат Бонифаций, о котором мне столько говорили? — воскликнула королева. — Тогда действительно мой долг велит мне склонить колени и просить у вас благословения, добрый отец!
— Не склоняйте передо мной колен, миледи! Благословение старика, который больше не является аббатом, и без того последует за вами через горы и долы. Но чу! я слышу топот ваших коней.
