лишь до весны 1918 года, когда, убедившись в бесперспективности своей линии, «украинские большевики» решили самораспуститься[968].
Упоминавшийся выше Областной (краевой) съезд РСДРП(б), состоявшийся 3–5 декабря 1917 года в Киеве, стал важной вехой на пути к решению вопроса о создании в Украине большевистского партийного центра. Однако, как было показано (глава третья настоящего издания), достичь желаемой цели тогда не удалось.
Как видим, в том, что касалось «самоопределения» большевиков Украины, выработки их позиции, поисков линии отношений – с одной стороны, с ЦК РСДРП(б), а с другой – с украинскими партиями, Центральной Радой, – далеко не все складывалось просто. А решения принимались под воздействием многих факторов. Особую роль, в частности, играла позиция ЦК РСДРП(б), который проявлял понятную осторожность в деле объединения большевиков Украины в краевой, в сущности, автономной организации. Последнее могло стать нежелательным прецедентом, началом превращения единой, централизованной партии в федерацию краевых большевистских организаций, что неизбежно привело бы к ослаблению боеспособности взрощенного В. И. Лениным и его соратниками довольно мобильного, дисциплинированного, надежно управляемого, политически мощного (конечно, относительно других политических сил России того времени) политического организма.
Острая политическая борьба, вылившаяся с начала 1918 года в открытое вооруженное противоборство, последующий ввод в Украину по приглашению Центральной Рады австро-венгерской и германской армий несколько затормозили ход процесса консолидации большевистских рядов в регионе. Однако с повестки дня вопрос не снимался, а его актуальность даже росла в связи с новыми обстоятельствами.
* * *
Спорить с историей – занятие безнадежное. Хорошо продуманный расчет В. И. Ленина, его окружения на необходимость подписания на самых тяжелых условиях Брестского мира, от которого можно будет, тем не менее, легко отказаться уже в недалеком будущем (тенденции явно указывали на неизбежное коренное изменение европейской конъюнктуры) начал блестяще оправдываться. Ожидались и кардинальные изменения в положении Украины. Однако, уже с момента начала ее оккупации, с возрождением дореволюционных порядков, осуществляемых с немецкой пунктуальностью и тотальным грабежом, совсем не корреспондирующимся с арийской цивилизованностью, украинскому народу, основной его массе было не до проникновения в глобальные стратегические предвидения. Да и вообще, кто мог поручиться, что навалившиеся страдания через какое-то время прекратятся. Невмоготу было жить уже сейчас.
Потому массы стихийно поднимались на свою защиту с момента прихода иноземцев, которых они не ждали (а еще вчера считали заклятыми врагами, почти четыре года сражались против них на войне) и не приглашали. Однако новоявленные союзники не просто пришли в чужую землю, они стремились все, что только могли, забрать, оставляя жителей, в первую очередь крестьян, их семьи без надежды на выживание. Потому с первых захватных операций, с первых дней оккупации Украина встрепенулась и город за городом, село за селом стали восставать против навязываемого режима. Это был стихийный порыв, настоящая Вандея.
Однако возглавить борьбу было некому.
Москва, советская власть, большевики должны были исполнять букву и сущность Брестского мира, да и откровенно побаивались, чтобы не дать повода отмобилизованным немецким войскам обвинить в нарушении взятых обязательств и перейти украинско-российскую границу. Как покажет опыт захвата Таганрога, Ростова и Крыма, обороняться пока было явно нечем.
Украинские социалистические партии, группировавшиеся в Центральной Раде и вокруг нее, по определению не могли прийти на помощь своим массам, интересы которых они клялись защищать. Это они пригласили немцев и австрийцев оккупировать свою Родину. И если массы и раньше не доверяли им, то после Бреста и подавно отвернулись от них, как от сообщников нагрянувшей беды. В самих же партиях вспыхнуло брожение, начались внутренние распри. Мгновенно решить организационные проблемы, совершить и закрепить размежевание, было невозможно – требовалось время.
Единственная же сила, не запятнавшая себя союзом с оккупантами – местные большевики, хотя и до последней возможности сражались с иноземной воинской армадой, напрямую были связаны с Москвой, которая уговаривала их, что необходимо потерпеть, собирая силы и готовиться к сражениям, момент для которых наступит когда-то позднее.
Ситуация складывалась непросто.
К середине апреля 1918 года почти вся территория Украины была оккупирована германскими и австро-венгерскими войсками. Советская власть была ликвидирована. Однако сопротивление, оказанное оккупантам трудящимися Украины, частями Красной армии, красногвардейцами, свидетельствовало о том, что они не смирятся с участью, которую им уготовили политические противники. Центральный Исполнительный Комитет Советов Украины 19 апреля 1918 года в своем Манифесте заявил, что, «невзирая на нашу нынешнюю военную неудачу, вскоре наступит время смерти Центральной рады и время окончательного торжества рабочих и крестьян Украины. Во всякой борьбе бывают не только победы, но и поражения. И зря надеется контрреволюционная буржуазия, что гайдамацко-немецкие захватчики сумеют надолго удержать власть в своих руках. Этого не будет»[969].
К середине апреля немецкие войска подходили к Ростову и Таганрогу. В приморский город эвакуировались ЦИК Советов Украины и советское правительство республики. 18 апреля 1918 года здесь состоялась последняя сессия ЦИК, созванная по инициативе большевиков. Сессия постановила реорганизовать органы власти и управления республики. Вместо ЦИК Советов Украины и Народного секретариата создавалось Всеукраинское бюро для руководства повстанческой борьбой против немецких оккупантов. Ему передавались права и обязанности высших органов власти и управления советской республики. Бюро состояло из девяти человек, поэтому получило название «Девятка». Называли его еще и «Партизанской девяткой», «Повстанческим Народным секретариатом». В состав «Девятки», как многопартийного органа, входили большевики А. С. Бубнов (председатель), Г. Л. Пятаков, В. П. Затонский, Н. А. Скрыпник; левый украинский социал-демократ Н. Е. Врублевский (он активно сотрудничал с большевиками и вступил в КП(б)У в момент ее создания; левые российские и украинские эсеры С. Д. Мстиславский, А. С. Северов-Одоевский, В. В. Семушкин и Е. П. Терлецкий (последний тоже вскоре стал коммунистом). На случай «выхода из строя» (ареста и тому подобное) членов «Девятки» было избрано девять кандидатов, с пропорциональной партийной принадлежностью.
Принятое решение в значительной мере отвечало взглядам левых, лидером которых в большевистских организациях Украины стал Г. Л. Пятаков, оставивший в начале марта пост руководителя государственного банка РСФСР и возвратившийся в Украину для содействия отпору австро-германским оккупантам.
Создание такого боевого чрезвычайного органа, обладающего широкими полномочиями, вполне отвечало точке зрения Г. Л. Пятакова. Как и большинство других «левых», он считал лишним, как говорил, «ломать комедию советского правительства, когда это делается почти на фронте». Именно Е. Б. Бош и Г. Л. Пятаков, которые волей судьбы опять оказались рядом, вместе, предлагали создать узкий центр и больше всего, если не исключительно, озаботиться военными делами[970].
В комплексе общепартийных проблем, которые приобрели особую актуальность и остроту, все более безотлагательным представлялось решение вопроса о создании Коммунистической партии Украины. Его обсуждение и стало лейтмотивом
