Играл джаз. Играл полузабытое мной ретро. За столами сидели посетители, одетые как в те далекие годы. И мне показалось, что я сам случайно попал в 1945 год, когда мне было всего-навсего двенадцать лет. Но был август 1983-го, время, когда мы еще могли снимать любые исторические фильмы.
Кстати, в основу книги и сценария легла история о банде Крука, которую поведал мне в ресторане «Бристоль» некий пан Анджей, человек с довольно пестрой и непростой биографией.
Правда, я перенес действие в Западную Белоруссию, которую я знал лучше, чем Западную Украину.
Джаз играл, артисты делали что им положено, а мы сидели с бывшим метром и вспоминали всякие забавные истории, случившиеся в этом ресторане.
Правая сторона зала состояла из кабинок, закрытых портьерами из рытого бархата. Это особенно привлекало московских деловых. Там они принимали своих подельников, заключали сделки и, конечно, весьма фривольно вели себя со своими дамами.
Кроме всего, «Астория» славилась своими вкусными и недорогими порционными обедами. Именно сюда приходил известный московский валютчик Ян Рокотов, по кличке Ян Косой, который вошел в историю как человек, против которого закон обрел обратную силу. Изменил верный ленинец Никита Хрущев статью 88-ю УК – и Яна Рокотова и Юлика Файбишенко, уже получивших свой срок, отправили в Пугачевскую башню Бутырки для встречи с исполнителем, по-старому – палачом. Для оправдания этого решения кукурузного вождя пришлось создать общественное мнение.
И по сей день в некоторых газетах появляются статьи о главаре валютной мафии Яне Рокотове. Я неплохо его знал. Человек он был темный, как полярная ночь, хотя носил на бессменно сером пиджаке университетский значок.
Кроме всего прочего, он был, скажем так, активным помощником Московского управления БХСС, за что ему и позволялись мелкие шалости с валютой. Нашли у него не так уж много золотых империалов, джоржиков и валюты. Грохнули его, видимо, в назидание другим деловым.
Но я знал людей, которые ворочали делами с золотыми монетами и валютой в огромных по тем временам масштабах. Одним из них был постоянный посетитель «Астории» Саша Ключик. Кликуху свою он получил, естественно, из-за фамилии – Ключерев.
Папа его когда-то командовал трикотажной артелью и умер, не дождавшись, когда на лестнице заскрипят сапоги оперуполномоченного.
О деятельности Ключика поведал мне в свое время вышеупомянутый энциклопедист московского делового мира Яша, командовавший мастерской металлоремонта.
Меня всегда поражало следующее обстоятельство: если о размахе торговли валютой Ключика знали я, Яша и наверняка еще много разных людей, почему его не называли королем московской валютной мафии?
Это было загадочно, и, видимо, существовали какие-то заморочки в других сферах. Если Ян Косой был тунеядцем с купленной для отмазки справкой, то Ключик работал. Он был завхозом в школе-интернате. И надо сказать, что школа эта ни в чем не нуждалась.
Саша Ключик находился в самом центре половой жизни столицы. В те годы было модно завести роман с манекенщицей или стюардессой. Саша предпочитал манекенщиц из Центрального дома моделей. Он заводил с ними «жестокие» романы. Мужик он был широкий, и девицы имели все, что хотели.
И вот в солнечном июле с очередной «вешалкой», так называли манекенщиц отвергнутые ими поклонники, он отправился в Юрмалу. А о Сашином золоте знали и московские блатари.
Они тщательно отследили квартиру и днем, когда соседи уехали на работу, занялись Сашиной гордостью – дверными замками, привезенными из Финляндии. Работали недолго и вскрыли дверь. Обшмонали всю квартиру, но никакого золота не нашли. Пришла очередь кухни, здесь тоже ничего не было. Они даже в холодильник заглянули. Пусто. Тогда один из крадунов взял и отвинтил заднюю панель и на пол выпали два пакета. Один с долларами, другой с финскими марками. Воры забрали добычу и ушли.
Дома, рассмотрев внимательно валюту, лихие ребята призадумались: сбыть доллары и марки было нелегко. За каждой бумажкой с иностранным водяным знаком проглядывал голубой околышек фуражки КГБ. И в голову им пришла гениальная мысль. Они бросили в почтовый ящик Ключика письмо с условиями выкупа валюты.
В баре «Яма», как мне рассказали, Ключик передал воришкам десять штук и получил свое добро обратно. А потом он бросил все свои дела в Москве, обменял квартиру и уехал в Таллин.
…Съемка подходила к концу. Доснимали крупные планы. Ушли музыканты, а официанты накрывали большой стол. У тех, кто снимает кино, есть такой обычай: отмечать первый и последний съемочные дни. Называется это «шапка по кругу». Все, кто занят на площадке, бросают кто сколько может. Но обязательно приезжают те, кто получает постановочное вознаграждение. Сценарист, режиссер, композитор, художник кладут в шапку вполне весомые суммы.
Мы выпили за окончание работы, за режиссера, актеров, всех наших технических сотрудников. Ночь 1945 года закончилась. Мы вышли на улицу в солнечное утро 1983 года. Уходя из ресторана, я похлопал по курчавой голове каменного сатира, хитро глядящего на меня.
А сегодня вместо отличного ресторана ушлые дельцы сделали там пиццерию.
«Астория» осталась в моей памяти. Шумный, веселый ресторан, с романами и драками, а главное, с друзьями, которых со мной уже нет.
Самоволка в Париж
Под жилье им выделили совсем неплохой домик в предместье Карлхорста, практически не тронутый войной. Четыре молодых офицера поселились в нем. Их не демобилизовали. На свое несчастье, они знали немецкий язык, поэтому были задержаны на службе еще на год после окончания войны для работы в Контрольной комиссии.
До начала работы оставалось десять дней, и они решили посмотреть Европу.
– Едем в Париж. В Париж так в Париж.
Два «виллиса» были загружены консервами, шоколадом, хлебом, ромом.
Их было четверо, ребят, прошедших самую страшную войну, увешанных орденами и не привыкших бояться ни врагов, ни начальства. Они даже представить не могли, что с ними могли сделать люди начальника Смерша Виктора Абакумова. Но они свято считали, что не делают ничего плохого, – они выжили и победили и теперь им можно развлечься.
В те дни в разбитой войной Европе не было никаких границ. Ровно сутки заняла дорога до Парижа. Они остановились в маленькой гостинице у Вандомского вокзала. Франков у них не было, но в машинах лежала самая твердая валюта для голодной Европы – продукты.
Три дня они жили беззаботной парижской жизнью. Четверо молодых ребят в кителях с золотыми погонами стали достопримечательностью веселого Парижа. А потом снова сутки по Европе и домик в Карлхорсте.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});
