10-11 мая 1915 был издан приказ остановить выселения, и они прекратились. Жаботинский в итоге называл это выселение евреев из прифронтовой полосы в 1915 «катастрофой, кажется, беспримерной со времён Фердинанда и Изабеллы» испанских в XV в.[1528] Но не жест ли Истории, что это массовое выселение – и само оно, и возмущённая на него реакция – послужили реальному и желанному уничтожению черты оседлости?
Привременно отозвался Леонид Андреев: «наше пресловутое «варварство», в котором обвиняют нас… всё целиком и исключительно основано на нашем еврейском вопросе и его кровавых эксцессах»[1529].
Выселения евреев получили огласку всемирную. И петербургские еврейские правозащитники во время войны передавали сведения в Европу о положении евреев, «особенно проявил свою неутомимую деятельность Александр Исаевич Браудо»[1530]. А. Г. Шляпников рассказывает, что и от Горького получал документы о преследовании евреев в России, отвёз их в Америку. Такие сведения быстро и сильно отзывались в Европе и в Штатах и вызывали там высокую волну негодования.
И если «лучшие представители еврейского общества и интеллигенции» боялись, что «победа Германии… послужила бы только укреплению антисемитизма… и по этому одному не могло быть речи о симпатии к германцам и надеждах на их победу»[1531], то из Дании уже слышим от русского военного агента в декабре 1915, что успеху антирусской пропаганды «способствуют и евреи, которые открыто заявляют о том, что не желают победы России и, как результат её, – обещанной автономии Польши, ибо знают, что последняя примет энергичные меры для изгнания евреев из её пределов»[1532], – то есть что антисемитизма надо бояться польского, а не немецкого: в самостоятельной Польше евреев, может быть, ждёт жребий похуже российского.
Правительствам Англии и Франции было конфузно осуждать поведение своего союзника громко. Но тем временем на мировую платформу всё более всходили Соединённые Штаты. В ещё тогда нейтральной Америке в 1915 «симпатии разделились и… часть евреев, которая оказалась в Америке из бывших выходцев из Германии, проявляли, если не активную, то внутреннюю симпатию к немцам»[1533]. Подпитывало их и настроение еврейских выходцев из России и Галиции, которые, как свидетельствует социалист Зив, желали (что уже и не могло быть иначе) поражения России в войне, а тем более осевших в Штатах российско-еврейских «профессиональных революционеров»[1534]. Это налагалось на существующие в Соединённых Штатах антирусские настроения, – ведь ещё совсем недавно произошёл драматический разрыв в 1911 году 80-летнего американо-русского торгового договора. Американская общественность видела правительственную Россию – страной «развращённой, реакционной и невежественной»[1535].
И это быстро и весомо сказалось на воюющей России. Уже в августе 1915 читаем в милюковских записях заседаний Прогрессивного Блока: «Американцы ставят условием[помощи России] свободный приезд[в Россию] американских евреев»[1536], – снова тот конфликт с Т. Рузвельтом, 1911 года. – А когда русская парламентская делегация в начале 1916 поехала в Лондон и Париж просить денежной помощи, то она столкнулась с жёстким отказом. Это обильно представлено в докладе Шингарёва (20 июня 1916) в Военно-морской комиссии Государственной Думы по возврату делегации. Английский лорд Ротшильд ответил: «Вы мешаете нашему кредиту в Америке». Французский барон Ротшильд сказал: «В Америке огромная масса еврейских деятелей, они имеют большое влияние в Америке, и там настроение создалось враждебное для вас». (Затем «Ротшильд сказал ещё более резко», Шингарёв просит не заносить в протокол.) Это финансовое давление Америки, заключает докладчик, продолжение того, как был ими расторгнут торговый договор в 1911 (но, конечно, наложились недавние массовые выселения евреев). А Яков Шифф, так резко проявивший себя в 1905 против России, теперь сказал посланному в Америку французскому парламентарию Башу: «Мы дадим Англии и Франции кредит, если мы будем знать, что Россия что-нибудь сделает по еврейскому вопросу, а то вы занимаете деньги для России, а мы России давать не желаем»[1537]. – Милюков рассказывал с думской трибуны о протестах «многомиллионного еврейского населения» США, находящих «в американском общественном мнении… широкий отклик. У меня в руках целый ряд свидетельств из американских газет… у меня есть описание митингов, которые кончались истериками и слезами, когда говорили о положении евреев в России. У меня есть копия постановления Президента американской республики Вильсона, который назначает еврейский день по всей Америке для сбора помощи пострадавшим евреям». И «когда к американским банкирам приходят с требованием денег, они говорят: позвольте, как мы будем давать деньги? Мы дадим вам, Англии и Франции, но с тем, чтобы этими деньгами не пользовалась Россия… Известный руководитель нью-йоркского финансового мира, банкир Яков Шифф, решительным образом отказывается идти на какие бы то ни было займы…»[1538].
Англоязычная Еврейская энциклопедия подтверждает, что Шифф, «использовавший своё влияние, чтобы предотвратить займы России от других финансовых домов… продолжил эту политику во время Первой Мировой войны»[1539], и оказывал давление на другие банкирские дома – тоже не давать России.
А всё возбуждение от высылки, внутрироссийское и мировое, пришлось расхлёбывать российскому Совету министров, кого Ставка в своих действиях не спрашивала и на чьи протесты не обращала внимания. Обрывки страстных о том прений в Совете министров я уже приводил[1540]. Вот и ещё оттуда. За временное открытие всех городов еврейскому поселению выступал Кривошеин: «Льгота евреям будет полезна не только с политической, но и с экономической точки зрения… До сих пор наша политика в этой области напоминала того скупого, который спит на своём золоте, сам не извлекая из него доходов и другим не позволяя». Но протестовал министр Рухлов: предлагаемое право евреям свободно расселяться по России «является коренным и бесповоротным изменением исторически сложившегося законодательства, имеющего целью оградить русское достояние от еврейских захватов, а русский народ – от разлагающего влияния еврейского соседства… Вы оговариваете, что льгота даруется только на время войны… такая оговорка ничто иное, как фиговый листик», после войны уже «не найдётся такой власти», чтобы «снова погнать евреев обратно за черту оседлости… Русские мрут в окопах, а евреи будут устраиваться в сердце России, извлекать выгоды из народного бедствия и всеобщего разорения. А как на это взглянет и армия, и весь русский люд?» – И ещё раз, на следующем заседании: «Русские люди несут невероятные лишения и страдания и на фронте, и в тылу, а еврейские банкиры покупают своим сородичам право использовать беду России для дальнейшей эксплуатации обескровленного русского народа»[1541].
Но министры соглашались, что другого выбора – нет. Меру надо было «проводить в исключительно спешном порядке» – «в интересах обеспечения финансовых потребностей войны»[1542]. И все, кроме Рухлова, подписались под циркуляром: открыть евреям свободное поселение (и с правом приобретения недвижимого имущества) – повсюду в Империи за исключением столиц, сельских местностей, казачьих областей и района Ялты[1543]. Осенью 1915 был отменён и обязательный для евреев годичный паспорт, разрешено получать бессрочный. (За этим последовали частичное открытие образования вне процентной нормы и разрешение служить присяжными поверенными по процентной норме[1544].) В обществе преградные аргументы доламывались под напором войны.
Так навсегда рухнула, продержавшаяся век с четвертью черта еврейской оседлости. Причём, констатирует Слиозберг, «эта мера, столь важная по своему содержанию… означавшая отмену черты оседлости, к которой тщетно стремились в течение десятков лет русские евреи и русские либеральные круги, прошла незаметно»[1545]. Незаметно – из-за общего размаха войны. Потоки беженцев и переселяемых наводняли Россию.
Правительственный Татьянинский комитет по беженцам отпускал деньги и на устройство еврейских переселяемых[1546]. До самой Февральской революции «Совещание о беженцах продолжало функционировать и отпускать огромные суммы на национальные комитеты», в том числе на еврейский[1547]. А само собой разумеется, текли деньги от многочисленных еврейских организаций, взявшихся за помощь энергично и умело. Тут было действующее с 1880 (и в городах вне черты) хорошо налаженное ОРТ (Общество ремесленного труда среди евреев). ОРТ работал в кооперации с World Relief Committee и «Джойнтом» («Комитет по распределению фондов помощи евреям, пострадавшим от войны»). Все они широко помогали еврейскому населению России; «Джойнт оказал помощь сотням тысяч евреев России и Австро-Венгрии»[1548]. ОРТ содействовал евреям и в эмигрировании и в сельском хозяйстве в Польше – так как «за время войны евреи, жители местечек, были втянуты, – не без понуждения со стороны немецких оккупантов, – к занятию земледелием»[1549]. Тут и – возникшее в 1912 ОЗЕ (Общество охранения здоровья еврейского населения); оно ставило своей задачей заниматься не только прямым лечением евреев, но и открытием санаториев и амбулаторий для евреев, также и общей сангигиеной, уменьшать коэффициент заболеваемости, вести «борьб[у] с физической деградацией еврейского населения» (подобной организации ещё не было нигде в России). Теперь, с 1915, оно устраивало для еврейских переселенцев на их пути и местах назначения – питательные пункты, летучие врачебные отряды, госпитали, амбулатории, приюты, консультации для матерей[1550]. – А с 1915 возникло и ЕКОПО (Еврейское Общество помощи жертвам войны); получая помощь от Татьянинского комитета, и от щедро субсидируемых казной Земского Союза и Союза Городов (вместе – «Земгора»), и из Америки, ЕКОПО создало разветвлённую сеть уполномоченных, обслуживающих еврейских беженцев в пути и на местах, подвижные кухни, столовые, снабжение одеждой, занятиями (бюро труда, технические курсы), сеть детских учреждений и школ. Великолепная организованность! – ведь вспомним, что обслуживали они примерно 250 тысяч беженцев и переселяемых; к августу 1916 зарегистрированных беженцев насчитывалось свыше 215 тысяч[1551]. – А ещё, соглашением Еврейской Народной группы, Еврейской Народной партии, Еврейской Демократической группы и сионистов, было образовано «Политическое Бюро» при депутатах-евреях 4-й Государственной Думы, во время войны оно развивало «большую деятельность»[1552].
