О, да ведь на куртке Данилы было именно изображение Сампо! Сверкающий овал, напоминающий мировое яйцо!
Значит, надо искать что-то подобное? Какой-то овальный камень? Овальную плиту?
Но знал ли Константин мифологию столь хорошо? Или он мыслил более простыми символами?
«Кривая старухина скатерка…» Почему кривая? Как вообще может быть скатерть кривой?
Нет, конечно, он имел в виду не скатерть, а мельницу как символ скатерти-самобранки. Кривая — сломанная?
Сломанная мельница под звездами…
Алёна снова отправилась в обход водокачки.
— У тебя полчаса, самое большее, — сказал Андрей. — Иначе я опоздаю.
— Андрей, ты иди, — сказала Алёна. — Иди. Я теперь тут уже более или менее ориентируюсь и не заблужусь. На обратном пути, конечно, на ту круть, где мы спускались, не полезу, выйду по Черниговской к Нижне-Волжской набережной, и все будет в порядке. Иди, спасибо тебе большое!
Андрей покрутил пальцем у виска:
— Ты что? Разве можно тут оставаться одной? А ухнешь куда-нибудь нечаянно? Или с потолка кирпич обрушится? Ты думаешь, если в этом зале потолок еще не проломлен, значит, он не может рухнуть в любой момент? Никуда я не пойду, и если ты за полчаса не управишься, я тебя пинками отсюда прогоню, поняла?
Алёна усмехнулась. За полчаса она или найдет то, что ищет, или не найдет.
Но это как в сказке: пойди туда, не знаю куда, принеси то, не знаю что. Что она ищет? А главное — зачем?
Вот именно. Зачем ей все это нужно?
Ну, затем, чтобы знать…
Что знать?
— Андрей, слушай, а ты не в курсе… тут искали какие-нибудь клады?
— Да запросто, — кивнул он. — Где их только не ищут! Даже под нашей хрущевкой вдруг начали какие-то умники рыть — говорят, там, судя по старым картам, должно быть спрятано несметное сокровище. А здесь-то… ходили слухи, будто эсеры после экса сюда добычу принесли — от охранки спрятать, а пол просел — тут же на зыби станция выстроена, постоянно всякие осадки-просадки происходили, — ну и все деньги сгинули без следа. Потом, когда революция началась, якобы один из Рукавишниковых, ну, богачей наших знаменитых, их усадьба на Верхне-Волжской набережной стоит, ну, ты знаешь, последнюю заначку тут оставил… А уже после развала Союза золото партии тут искать стали, ты представляешь?! Будто бы его последний секретарь обкома сюда тайно свалил, весь областной золотой запас. Но это уже полный маразм.
Алёна кивнула. Золото партии — да, но добыча эсеров… Серафима Клитчоглоу была эсерка, ее прапраправнучка хочет что-то найти здесь…
Или это совершенно не имеющие друг к другу отношения события? Ни друг к другу, ни к каким-то там звездам…
Алёна вздохнула и безнадежно взглянула на потолок. Звезды, звезды… В этом зале явно делать нечего: потолок целый, не обвалившийся, даже чистый, до него граффитисты не добрались, слишком высоко, однако все же умудрились подняться метров на пять от пола и оставили там серебристую надпись — stars.
Что?!
Но ведь stars — это звезды!
Алёна опустила глаза и увидела, что стоит на круглой крышке люка водосливного колодца.
Алёна медленно сошла с крышки.
Крышка не овальная, а круглая. Может быть, это и имел в виду Константин под словом «кривая»? Кривая — то есть не в виде яйца, а просто круглая. И она под звездами! Неужели это оно? Неужели именно о ней писал Константин?!
Ох и накрутил…
Ну, предположим, Алёна угадала. И что теперь с этим делать?
— Слушай, Андрей, — сказала она. — Давай попробуем эту крышку поднять, а?
— Ты что? — спросил он с ужасом. — Туда лезть собралась?! Да никогда в жизни. Через пять моих трупов!
— Нет, я хочу просто заглянуть туда, понимаешь? Просто заглянуть!
Андрей оценивающе посмотрел на крышку.
— Не с моей спиной такие штуки ворочать, — сказал с сожалением. — Потом не разогнусь. Тут нужно что-то железное, чтобы поддеть, как рычагом. И пяток крепких парней. И вообще, думаешь, если бы эту крышку было так просто поднять, ее не уперли бы уже давно местные бомжи и не сдали бы в металлолом? Ты посмотри, посмотри, ее даже покурочили, явно тут не один раз пытались ломами поддеть!
«Но как же эту крышку мог поднять Константин? — недоверчиво подумала Алёна. — Как он мог это сделать один? Или не один? С кем? С Данилой? Или…»
Она зажмурилась, вспоминая записку:
«Давайте, давайте, поищите на Черниговской под звездами, кривую старухину скатерку подкрутите, может, чего и найдете с этим горячим парнем, только этого вам в жизни не понять, дебилам с большой дороги! Да вы раньше сдохнете, чего вам и желаю. А меня не ищите — это бесполезно, я к вам больше не вернусь!»
Да ничего не надо поднимать. Крышку люка надо просто-напросто повернуть, ведь Костя пишет — покрутите! Может быть, это только кажется, что она вросла в пол, а на самом деле это просто хитрый такой замок, который нужно просто знать, как открывать?
Вот взяться за эту выемку посредине и…
Нет, не верится даже!
Алёна сняла перчатки и потрогала углубление в середине крышки. Нет, пальцами здесь нечего делать, нужно вставить ломик, или толстую, очень крепкую ветку, или еще что-то в этом роде, а потом…
— Ого! — сказал вдруг Андрей. — А здесь сегодня что-то оживленно…
Алёна посмотрела в высокое окно. Как раз напротив него на дороге остановилась машина — большой темно-синий джип. Передняя дверца открылась, и из машины выбрался… Вейка, а за ним…
Алёна в ужасе стиснула руки.
Не хотелось верить глазам.
Нет, этого не может быть… как они сюда попали? Как они узнали?.. Как ее выследили?!
Незадолго до этого мгновения человек в сером пальто, черной шапочке и черном шарфе, который последние два дня то удачно, то не очень следил за Алёной Дмитриевой, подошел к ее дому и позвонил в домофон. Никто не отвечал. Он позвонил снова. И снова не дождался ответа.
Он нахмурился, потому что, когда шел к подъезду, обратил внимание на освещенное окно. Значит, писательница дома. Что же не отвечает?
Возможно, не слышит сигнала домофона?
Он наугад набрал номер другой квартиры, и вскоре отозвался женский голос:
— Кто там?
— Электрик, в подъезде неполадки со светом, — ответил человек. — Откройте, пожалуйста.
Замок щелкнул.
Человек головой покачал, дивясь людской доверчивости: суббота на дворе, ну какой электрик потащится свет чинить?! — и вошел подъезд.
Поднялся на нужный этаж и остановился перед дверью, за которой находилась квартира Алёны Дмитриевой.
Позвонил раз, другой, третий; позвонил еще и еще.
Дверь никто не открывал.
Человек порылся в кармане и достал листок бумаги. На нем были написаны оба телефона Алёны — квартирный и мобильный. Сначала он набрал квартирный — раздались короткие гудки. Что, так увлеклась разговором, что не слышит звонков в дверь?
Набрал ее мобильный номер и получил ответ:
— Телефон абонента выключен или временно недоступен.
Подождал, снова позвонил в дверь и по домашнему номеру.
Картина та же.
Вышел из подъезда, предварительно подсунув под дверь краешек запыленного половичка, чтобы дверь не закрылась, закурил, подумал…
Зазвонил его мобильный. Человек вздохнул, понимая, что сейчас начнутся вопросы, на которые у него нет ответа.
— Ну что, нашел ее? — спросил нетерпеливый голос.
Человек подробно объяснил ситуацию.
— А какое у тебя ощущение — есть кто-то дома или нету? — Теперь голос звучал встревоженно.
— Свет в квартире горит… — неопределенно ответил человек.
— Ну, это старый номер, — хмыкнул звонивший. — Подожди пять минут и снова поднимись, потарабань в дверь. Я тебя наберу через некоторое время, одну идею надо проверить…
Человек ровно через пять минут вошел в подъезд, отодвинув половичок и похвалив себя за предусмотрительность. Он как раз поднимался на второй этаж, когда его мобильный затрезвонил.
— Алло?
— Ее нет дома, — сказал разозленный голос. — Она хитрая… И свет включила для блезиру, и трубку сняла. Да-да, я на телефонную станцию позвонил — разговора там нет, трубка просто снята. А идея моя правильная оказалась — таксопарки проверить! С утра у нее было заказано такси «Сатурн», собиралась на вокзал, но потом вроде туда не поехала. Короче, выходи на угол Ижорской, к «Спару», я сейчас подъеду, заберу тебя, надо вызвонить этого водилу и узнать, куда он ее все-таки отвез.
Дела давно минувших дней
В театре Серафима больше не появлялась. Она сказала, смеясь, что своим дурацким скандалом в собрании я провалил весь их конспиративный замысел.
— По-хорошему, надо уехать отсюда, да поскорей, — проговорила она задумчиво. — Но пока не могу.
Мне хотелось думать, что она не уезжает, потому что не может покинуть меня… О себе могу сказать одно: я лежал у ее ног, как пес, и ринулся бы вслед за ней по первому ее самому небрежному посвистыванию.
