Однако Гаспар был готов смириться со всеми трудностями, если бы няня Бишоп согласилась еще разок посидеть с ним в ресторане или хотя бы выслушать его жалобы в обмен на ее собственные! Увы, она отвергала все его приглашения, и не только поужинать в ресторане, но даже перекусить вместе во время обеденного перерыва, язвительно замечая, что только у бывших писателей масса свободного времени. Мисс Бишоп и мисс Джексон теперь даже ночевали в Яслях. Остальные няни не проявили такой самоотверженности; одна из них даже уволилась. Все свои ночные, а также дневные дежурства няня Бишоп с неукротимой и яростной энергией посвящала заботам о сохранности своих питомцев, требуя неукоснительного соблюдения всех правил, установленных Цукки, — будь то в Яслях, в «Рокет-Хаусе» или в пути.
Насколько мог судить Гаспар, няня Бишоп видела в нем всего лишь послушного исполнителя мелких поручений. Она кричала на него, срывала на нем злость и, как бы тяжело он ни был загружен, всегда находила возможность сделать эту нагрузку потяжелее. Что обиднее всего, с Флэксменом она держалась как воплощенная кротость, с Каллингхэмом бесстыдно кокетничала, а Зейну Горту во время его кратких посещений льстила с женской изобретательностью. И только при виде Гаспара в ней, казалось, пробуждался дьявол.
И все-таки почему дважды за это время, когда Гаспар падал с ног от усталости, няня Бишоп внезапно заключала его в мимолетные, но страстные объятия и, прижавшись к нему, дарила жгучий, дразнящий поцелуй? А потом — легкая улыбка, словно ни объятий, ни поцелуя не было и в помине.
28
Несмотря на то что сами Флэксмен и Каллингхэм ничего не таскали — чтобы не подорвать мораль своих подчиненных, говорили они, — и не покидали своей конторы, вновь снабженной надежными электрозамками, но и они начали уставать от этой литературной гонки.
Флэксмен почти преодолел свой страх перед яйцеголовами, унаследованный с детства, и хотя теперь постоянно беседовал с ними, соглашаясь с каждым их словом, и в минуты забывчивости предлагал им сигары, это приносило мало пользы. Дело в том, что те догадались о его затаенном страхе и начали подшучивать над ним, пугая его воспоминаниями о хирургической операции, перенесенной ими, описывая в мельчайших подробностях, как им перерезали нервы, один за другим, а потом помещали их в банку. Иногда же они просто рассказывали ему о своих переживаниях под видом жутких эпизодов из своих произведений, перемежая рассказы историями о страшных привидениях.
Все чаще и чаще мудрецов приходилось доставлять в контору вручную, так как владелец лимузина отправлялся на длительные прогулки по окрестностям города, чтобы дать отдых своим измученным нервам.
Каллингхэм был сначала весьма польщен тем, что мудрецы то и дело обращаются к нему за советами, но вскоре сообразил, что над ним просто потешаются, и крайне расстроился из-за этого.
Гаспар тоже нервничал. Все больше и больше он понимал, что ответственность за проект «Серебряные мудрецы» ложится на него, а охрана как Яслей, так и конторы никуда не годится. Издатели и слышать не хотели, когда он предлагал обратиться за помощью к полиции или частным детективным агентствам, так как — по их утверждениям — это поставило бы под угрозу саму идею проекта, который должен храниться в тайне.
Конечно, один Зейн Горт мог заменить дюжину вооруженных до зубов телохранителей, но робот почти не появлялся. Иногда он забегал в Ясли на несколько минут, поглощенный какой-то деятельностью, не имевшей, по-видимому, никакого отношения к литературе. То он совещался со своими коллегами-физиками или инженерами, то исчезал из города, то сутками просиживал у себя в мастерской. Он трижды «одалживал» у няни Бишоп Полпинты и вопреки правилам Цукки увозил его с собой на несколько часов. Допытаться, куда они ездили и чем занимались, было невозможно.
Зейн, казалось, даже утратил интерес к мисс Розанчик, хотя розовая роботесса неожиданно прониклась к бедным кругляшам материнскими чувствами и взялась вязать для них шерстяные накидки пастельных тонов с тремя отверстиями для розеток. Накидки, утверждала она, спасут несчастных малышей от простуды, а также прикроют их наготу. В остальном она вела себя вполне разумно, и Гаспар начал даже давать ей поручения, например подежурить в проходной.
Наконец Гаспар решил вызвать Зейна на откровенный разговор. Гаспар только улегся вздремнуть на койке папаши Зангвелла, как в его укромный уголок вошел Зейн, чтобы сменить аккумулятор и сделать профилактическую смазку. Тыча носик масленки во все свои шестьдесят восемь смазочных отверстий, робот рассеянно слушал жалобы Гаспара.
— Час назад, — сказал Гаспар, — я столкнулся внизу с коротконогим тускло-коричневым роботом. У него была квадратная голова и корпус в оспинках. Я вышвырнул его через парадную дверь, но сейчас он, наверно, уже проник в здание через черный ход.
— Не иначе Каин Бринкс, мой давний соперник и конкурент, — ответил Зейн. — Оспины и коричневый лак — просто неуклюжая маскировка. Он явно затевает какую-нибудь пакость. А когда я подходил к дому, у обочины стоял мусоровоз, а в нем сидел не кто иной, как Клэнси Гольдфарб. Он тоже что-то затевает, как пить дать. Скорее всего ограбление складов «Рокет-Хауса». Он уже давно точит на них зуб.
— Какого же черта ты не предпринимаешь никаких мер, если тебе все известно?
— Переходить в оборону, Гаспар, роковая ошибка, — назидательным тоном ответил робот. — Инициатива уходит из твоих рук, и ты начинаешь мыслить на уровне интеллекта своего противника. К тому же у меня нет времени. Расходовать мои способности на защиту «Рокет-Хауса» крайне нерентабельно. Будь здоров.
Зейн уронил старый аккумулятор в мусорную корзину и исчез, прежде чем Гаспар успел возразить.
Именно в эту ночь, охваченный глубокой депрессией, Гаспар прочел первую из рекомендованных ему серебряными мудрецами старинных дословомольных книг. Няня Бишоп буквально навязала ему эту книгу. Да и называлась она странно: «Приключения Гекльберри Финна».
Утром Гаспар пошел за бумажными лентами для словописцев. На обратном пути, нагруженный тридцатью рулонами, он увидел мчавшийся огромный черный катафалк, нестерпимо пахнувший розами. Из заднего окошечка на него торжествующе взглянула Элоиза Ибсен, и по спине Гаспара пробежал холодок. Крепко держа свою ношу, он со всех ног кинулся к «Рокет-Хаусу», до которого было всего два квартала.
У входа стоял Джо Вахтер, размахивавший скунсовым пистолетом с таким неистовством, что прохожие шарахались от него и перебегали на другую сторону улицы.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});
