по их конечностям, омерзительных тварей. На стенах схематично изображались мутанты, которых безумный доктор, видимо, пытался создать. По углам валялось тряпье, куски мяса из воска, обрызганные красной жидкостью, газеты, разбитые стекла и прочий мусор. Над одним из трех проемов висели круглые белые часы, остановившие ход на пятнадцати минутах седьмого. Оттуда с воплями выбежали, держась за руки, переполошенные Лада с Юрой.
— Фу, блин, — облегчено выдохнула девчонка. — Чуть не сдохли!
Юра вытер пот со лба. Остальные четверо застыли в разных позах. Вадим, положив одну руку на пояс, а другой подсвечивая себе фонариком, разглядывал склянки на стеллажах. Муравьева, держась за ворот, осматривала инструменты на столе. Русик, продолжая крутить фонарик, изучал плакаты на стенах. Татьяна, присев на корточки, перезастегивала туфли, которые, как ей казалось, сидели не плотно и могли слететь в любую минуту.
— Танюха, как ты тут на каблуках ваще? — поразилась Лада.
Татьяна ответила хвастливым тоном:
— Месяцы практики в «Дэнсхолле».
Лада с Юрой посмеялись. Вадим обернулся на Татьяну с едва сдерживаемой улыбкой, но тут же отвернулся к стеллажам, поймав ее самодовольный взгляд.
— Двери нет, — озвучила общую мысль Муравьева, глядя в высокий пустой потолок, в котором метрах в трех от них торчали инженерные коммуникации.
— Мы уже поняли, — усмехнулся Вадим. — Наверняка где-то прячется тайный ход.
— Надо щупать все стены и, может быть, даже полы, — сказал Русик, больше приказывая, чем предлагая.
Татьяна послушалась и подошла к стене с холодильными камерами.
— А, может, тут механизм какой-нибудь для открытия есть? — предложила Муравьева, держа в руках кубик Рубика. — Вдруг надо кубик собрать?
Все обернулись к ней.
— Так, это мысль, — зажегся Русик и выхватил из рук Муравьевой цветную головоломку. — Я в детстве любил его складывать.
Он начал ловко вертеть кубик в руках, передвигая стороны из одной плоскости в другую. Муравьева пристально следила за каждым быстрым движением. Лада стояла в метре от них и тоже глядела на кубик не моргая. Юра начал ходить по комнате и осматривать всякий мусор на полу. Татьяна тоже засмотрелась на Русика с кубиком, но потом решила поискать еще варианты, а заодно попытаться подобраться к Вадиму поближе под каким-нибудь благовидным предлогом.
Просто спрашивать «Как дела?» казалось глупым, но и поговорить хотелось, точнее, вывести парня хоть на какой-нибудь разговор и, может, даже улучить момент для извинений. Она начала осторожно двигаться в его направлении, параллельно разглядывая стены и предметы небогатого интерьера. Вадим изучал уродцев в склянках, внимательно рассматривая каждое лицо или то, что было вместо этого. Он почти не двигался с места, как будто специально ждал, когда Татьяна его настигнет, хотя, казалось, не замечал ее — слишком был увлечен экспонатами. Девушка приближалась неторопливыми боковыми шагами, хотя в душе все прыгало и дрожало от волнения. Только она подошла на расстоянии метра и уставилась на склянки, чтобы найти повод для начала непринужденной беседы, как Русик торжественно воскликнул:
— Готово!
Лада с Муравьевой зааплодировали. Все обернулись на них и замерли в ожидании неизвестно чего. Сирена с громогласным звуком каждые две секунды проносилась над головами. Ее свет красным озарял встревоженные лица. Из разных концов лабиринта доносились крики, рычания и металлический скрежет. Лампы в комнате замигали, как будто напряжение скакнуло, но ничего не произошло.
— Ну, да, — с разочарованием выдавил Русик. — Глупо было предполагать, что тут настолько все технологично, что собранный кубик Рубика передаст двери сигнал открыться.
Все удрученно опустили плечи.
— Зато я теперь знаю, что ты лихо собираешь кубики Рубика, — посмеялась Муравьева, кокетливо посмотрев Русику в лицо. — Не каждый может.
Парень обомлел и лишь через какое-то время расплылся в довольной улыбке. Юра пинал хлам на полу. Лада отвернулась к холодильной камере. Муравьева, посмотрев на Вадима, который продолжал изучать склянки, улыбнулась и спросила:
— Ты что там увидел?
За несколько быстрых шагов она оказалась рядом с ним, отгородив парня от Татьяны. Та недовольно вздохнула, но промолчала и уставилась на уродца, которого исследовал Вадим.
— Там что-то написано, — пробормотал он, приближаясь к банке, чтобы получше рассмотреть надпись.
Девушки тоже невольно придвинулись к полке. Татьяне с этой стороны не было видно ничего, кроме распухшей головы младенца, поэтому она решила зайти с другой, но первым туда пристроился Русик. Девушка осталась совсем не при делах и насупилась.
— In vino veritas[4], — медленно прочитал Вадим и обернулся на Муравьеву. — Вино здесь есть?
Та пожала плечами. Русик резко развернулся и медленно провел прищуром по кругу. До Татьяны только теперь дошла фраза, брошенная стариком якобы в бреду, о том, что устами юродивого гласит истина, но не успела поделиться этим.
— Я думала, ты завязал бухать, — усмехнулась Лада. — Мать все-таки не зря советовала закодироваться.
— Латинский учи, бестолочь, — огрызнулся парень.
Татьяна, почувствовав вину, страдальчески на него посмотрела. Вадим продолжал ее не замечать, поэтому девушка решила сосредоточиться на загадках. Она слегка присела, осмотрела нижнюю полку стеллажа, где стояло три банки с красной жидкостью, и предположила:
— Может, там?
Вадим проследил за ее рукой и опустился на корточки. Он открыл одну банку и понюхал. Лада с отвращением на него косилась.
— Чем пахнет? — спросила сестра.
— Не знаю, — пожал плечами парень.
Муравьева тоже присела, тоже понюхала и тоже пожала плечами. Вадим взял следующую банку, затем еще одну. Судя по его равнодушному виду, все они пахли одинаково и не вином.
— Да, блин, Вадик, обломись, нет тут настоящего вина, — сказала Лада, скрестив руки на груди. — Давно бы выдули уже такие как ты.
Он смолчал, поджав губы, а затем подтянул рукав свитера и сунул в узкое горло банки кисть. Поболтав пальцами внутри, вынул руку обратно. Красная жидкость стекала с нее как вода. То же он сделал с другими, но ничего не нашел.
— Все-таки бесполезный этот латинский, — хмыкнула Лада и отвернулась в сторону Юры, который разбирал кучу хлама в углу за холодильной камерой.
— О! — воскликнул паренек, склонившись пополам над мятой бумажкой. — Карту нашел!
Все бросились к нему.
— Лад, помнишь, та кикимора говорила, все самое ценное в обесцененном? — сказал Юра, ухмыляясь.
Девушка кивнула и посмотрела на его руки. Парень держал в руке желтый мятый лист из похожей на газетную бумаги размером А4, на котором изображался лабиринт, тот, в котором
