О дяде Мике вспомнилось не случайно. Совсем недавно, во время своих еще "телевизорных" странствий по глобусу, Озеров набрел на широкую грязную реку. Произошло это так. По какой-то забытой ассоциации пришли на память знакомые с детства строчки Гейне: "Прохладой сумерки веют, и Рейна тих простор". И браслет тотчас же показал мутные, с радужной нефтяной пленкой воды большой реки, серые склады на берегу, кирпичные трубы заводов, кабачки у причалов и виллы с ухоженными лесистыми парками. Медленно двигаясь вдоль реки, Озеров вышел к городу, начавшемуся складами и пристанями и перешедшему в аккуратные набережные с каменными ступенями к воде, готические шпили церквей и зеркальные витрины больших магазинов. Город как город - без названия, без знакомых архитектурных деталей, с неведомыми Озерову памятниками и привычной автомобильной давкой на улицах. Озеров пропустил мимо витрины универмага, поражавшие многоцветным изобилием выставленных товаров, задержался у подъезда и замер.
На улицу вышел пожилой человек в коричневом пальто и зеленой велюровой шляпе, с аккуратно упакованным свертком. Но не пальто и не сверток привлекли внимание Озерова. Он узнал их владельца. Это был дядя Мика, постаревший, обрюзгший, уже не с черными, а седыми стрелочками усов, но все с той же хитрецой и наглостью во взгляде, с той же брезгливой складочкой поджатых губ, с той же бычьей шеей. Знакомый облик изменился ровно настолько, что не узнать его Озеров не мог. Но он все еще сомневался, не веря ни памяти, ни интуиции, и с напряженным вниманием, боясь упустить, проследовал за ним до пивной на перекрестке двух улиц, до столика с мраморной пятнистой доской, за который он уселся привычно, по-домашнему, без слов просигнализировав о чем-то официанту. Озеров жадно наблюдал за каждым его движением, как глотал он желтую пену с пива в большой глиняной кружке и ковырял зубочисткой в противно знакомом рту. И все же Озеров сомневался до тех пор, пока к столику не подсел серый, обшарпанный человек, видимо давно уже утративший и самолюбие и самоуважение.
– Пришел, как вы приказали, Дмитрий Силыч, - сказал он по-русски.
И Озеров понял, что не ошибся, что не подвели его ни память, ни интуиция, что перед ним действительно дядя Мика, переживший и драп из Одессы, и разорение своих хозяев, и процессы над военными преступниками. Новых хозяев нашел дядя Мика, и, должно быть, платили ему не плохо - очень уж величественно и надменно заказал он подсевшему кружку черного мюнхенского и начал разговор с этаким пренебрежительным превосходством:
– Стрелять еще не разучился?
– Никак нет, Дмитрий Силыч. В яблочко.
– Далеко придется ехать, Титов.
Подсевший поставил кружку на стол и отодвинулся:
– В Россию не поеду, Дмитрий Силыч.
– В России ты нам и не нужен. Не по уму тебе.
– Куда ж тогда?
– В жаркие края, Титов. В Африку.
– А стрелять кого?
– Кого прикажут. Тебе-то не все равно? Харч и выпивка обеспечены. Автомат дадут. И крой. - Он пожевал губами и написал что-то на бумажной салфетке. - Прочел? Запомнил? Скажешь: от Волчанинова. Там и контракт подпишешь и получишь… Как их, ну как они в родимой стране называются? Подъемные! - вспомнил он и хохотнул, вытирая рукой усы. - Не забыл еще родимую-то страну, Титов?
Серый, обшарпанный человечек молча допил пиво и встал:
– Премного благодарен, Дмитрий Силыч.
А Озеров все ждал и ждал, пока не вышел на улицу дородный господин Волчанинов, пока не дошел он до скучного дома у реки, пока не поднялся к себе на пятый этаж и не отомкнул длинным, затейливым ключом неприбранную холостяцкую комнату. Тут и отключился Озеров: что-то перехватило горло, чуть не вытошнило.
А сейчас, после экзаменационной шумихи, в десятом часу, когда школа наконец опустела и Озеров вытянулся у себя на кровати и ждал сна, перебирая в памяти цепи ассоциаций, вот сейчас и вспомнились опять и одесский дядя Мика, и нынешний господин Волчанинов. А главное, вспомнился отцовский наказ. Не должен ходить по земле этот человек. А он ходит. И от расплаты ушел. "Копейка тебе цена, Андрюшка Озеров!"
Он почувствовал, как кровь приливает к лицу, сердце бьется в груди все сильнее и на лбу выступают капельки пота. А ведь есть все-таки возможность расплаты - сама жизнь предоставляет ее. Озеров глубоко вздохнул, стиснул зубы и все забыл, кроме одного. Он припомнил большую грязную реку, склады и пристани на берегу и проделал снова тот же "телевизорный" путь, который прошел уже раз и который снова привел его в город на Рейне, в неприбранную холостяцкую комнату. Впрочем, сейчас она была уже прибрана, стол покрыт зеленой плюшевой скатертью, а знакомый господин с седыми подстриженными усами пересчитывал, раскладывая по столу, хрустящие денежные купюры.
Озеров передвинул изображение так, что и стол, и дядя Мика оказались сбоку, и, повернув браслет, бесшумно шагнул в комнату. Но у дяди Мики был волчий слух. Он сейчас же повернулся, прикрыл деньги руками и крикнул:
– Кто? - и сразу же повторил по-немецки: - Вер ист да?
Озеров не двигался и молчал, изучающе рассматривая Волчанинова, а тот с удивительной для его комплекции быстротой загнул над деньгами угол плюшевой скатерти и выхватил из кармана пистолет, похожий на "ТТ": Озеров не очень-то разбирался в оружии.
– Руиг!
– А вы не узнали меня, дядя Мика? - спросил Озеров, не двигаясь.
– Руки на стол! - крикнул Волчанинов.
– У меня нет оружия, - сказал Озеров. - Вы приглядитесь, дядя Мика: говорят, я очень на отца похож.
Волчанинов вгляделся.
– Петр? - спросил он неуверенно. - То есть… неужели Андрюшка?
– Вот и узнали, - усмехнулся Озеров.
– Вроде действительно Петр. Вылитый. Оттуда?
– Конечно.
– А зачем? Турист?
Озеров кивнул.
– А сюда как вошел? Я дверь запер.
– Длинным таким ключиком, - засмеялся Озеров.
Волчанинов насторожился. Рука с пистолетом чуть-чуть дрогнула и поднялась.
– Откуда знаешь?
– Я многое знаю.
– Отмычкой открыл? Сдается мне, что ты совсем не турист. Подослали?
– А что, страшно? Сколько душ вы загубили, дядя Мика? Сколько людей продали? И думаете, ушли от расплаты? Не ушли.
– А ну, клади оружие! - скомандовал Волчанинов. - На стол! Разведчик из тебя липовый. И учти, не промахнусь.
Озеров вывернул карманы брюк. Посыпались семечки и крошки хлеба.
– Нет у меня оружия, видите?
Волчанинов оскалился недоброй улыбкой.
– На свои руки рассчитываешь? На приемчики? Как эго у вас называется, самбо или дзюдо? Да я из тебя, милок, одной левой паштет сотворю.
– Я драться не буду, - сказал Озеров и шагнул вперед.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});
