Такой плотной, такой конкретной, такой деловой беседы Конарев еще ни с кем из руководителей подобного ранга не имел, хотя по долгу службы и своей высокой должности встречался со многими руководителями».
Напомню: Косыгин ехал в отпуск. Впрочем, для него отпуск был такой же работой, разве что без заседаний в Совмине или ЦК.
В другой раз, снова почему-то в Харькове, Косыгина «подстерег» бригадир строителей из Мурманска Сериков. Рассказал о бригадном подряде, которому не дают хода чинуши. С той памятной встречи отношение к бригадному подряду изменилось. Сериков построил множество домов, в своей школе передового опыта воспитал тысячи бригадиров.
В поездах, командировках Косыгин открывал для себя людей, которых потом вел по жизни. В каждой отрасли, в каждой области или республике у него были такие крестники.
«А что думает по этому поводу Наймушин?» — с этим неожиданным вопросом обратился Косыгин к коллегам на заседании Президиума Совета Министров, который рассматривал перспективы развития Братского лесопромышленного комплекса. В ходе обсуждения высказывалось много спорных, подчас абсолютно противоположных предложений. Общий подход так и не находился. Вот тогда Алексей Николаевич и вспомнил о Наймушине, руководителе «Братскгэсстроя», одном из самых известных в те годы строителей. Ответа на свой вопрос премьер не дождался и, как вспоминает Владимир Иванович Залужный, предложил «рассмотрение вопроса по Братскому комплексу прекратить и продолжить в другой раз с участием товарища Наймушина».
Это было точное решение. Опыт Наймушина помог детально отработать генеральный план строительства лесопромышленного комплекса, развития Братска.
Конечно, это не единственный пример такого рода. Многие другие остались только в протоколах или забылись, потому что никто в свое время их не записал, не рассказал. Но некоторые аналогичные истории достоверно известны и заслуживают того, чтобы вспомнить о них.
В июле-августе 1979 года (с десятого по десятое) Алексей Николаевич «отдыхал» в Пицунде. Без кавычек о таком отдыхе в самом деле не скажешь. На второй же день премьера повезли на Гагринский рыбозавод; потом на строительство Ингурской ГЭС, в чайный совхоз; колхозы Абашского района, колхозы и совхозы Гудаутского района; в Чиатуру, «город грузинского марганца». В Чиатуре Косыгин осмотрел марганцевый рудник, потолковал с горняками, провел совещание со специалистами. Председателя Совета Министров страны, как положено, сопровождал первый секретарь ЦК компартии республики Шеварднадзе, организатор «отдыха»; были местные начальники, партийные и хозяйственные, в том числе министр строительства Грузинской ССР Нодари Медзмариашвили. Он-то и рассказал нашему общему другу Николаю Гончарову, писателю и журналисту, любопытную историю, которой Николай Ефремович охотно поделился со мной.
Из Чиатуры Косыгин поехал в одной машине с Шеварднадзе и Медзмариашвили. Министра посадили впереди, рядом с водителем, так что Нодари пришлось всю дорогу вертеть головой, отвечая на вопросы Косыгина. За разговором он и не заметил, как машину внезапно окутал густой мрак, который с трудом пробивали фары. Косыгин обеспокоенно спросил, что случилось. Шеварднадзе объяснил: здесь, у Зестафонского завода ферросплавов, всегда так. От ядовитых выбросов страдают и рабочие, и горожане, и жители соседних районов, куда ветер доносит смог.
Возможно, Эдуард Амвросиевич специально выбрал такой маршрут, рассчитывая обратить внимание премьера на экологические проблемы этого промышленного района. Мол, увидит своими глазами, пусть и из машины, потом легче будет просить средства на реконструкцию. Шеварднадзе плохо знал Косыгина. Алексей Николаевич потребовал немедленно свернуть к заводу. Там, не заходя в контору, а только попросив найти директора, направился в плавильный цех. Пролеты были окутаны клубами пыли, дыма и гари.
— Как же вы здесь работаете? — удивленно воскликнул премьер, обращаясь к плавильщикам. — Покажите кто-нибудь установки пылеулавливания и фильтрации воздуха.
В допотопном хозяйстве их просто не оказалось. Тем временем доложили: директора на месте нет, уехал на охоту. Шеварднадзе, похоже, уже жалел о своей затее, предлагал ехать дальше, но Косыгин предложил пройтись по заводу. Зашли в рабочие бытовки, столовую, медпункт, баню. Премьер все больше мрачнел. Все здесь свидетельствовало о многолетнем глубоком безразличии начальства к своему делу.
После Зестафони «отдых» продолжился в цехах Кутаисского автозавода и на шахтах в Ткварчели…
Вернувшись в Москву, Косыгин распорядился оперативно разработать план обновления Зестафонского завода, подобрать нового директора. Деньги на реконструкцию, валюту на приобретение современных систем очистки выделил Совмин СССР. А вести стройку пришлось Нодари Медзмариашвили, человеку, который прошел свои университеты в Донбассе, где мы когда-то впервые встретились. За год с небольшим завод перешел на новую технологию.
Нодари в очередной раз приехал в Зестафони, когда там пускали цех пылеулавливания с английскими фильтрами. Завод работал на полную мощность. Над заводскими трубами в чистом небе едва угадывались прозрачные дымки. Новый директор Гурам Кашакашвили крепко пожал руку министру. А на следующий день он неожиданно позвонил Нодари в Тбилиси:
— Ты знаешь, дорогой, собрались у проходной люди, волнуются: «Вы что — остановили завод?» Что мне им сказать от тебя лично?
— Скажи, чтобы хорошенько поливали розы… И вспоминали Алексея Николаевича Косыгина.
Можно набрать десятки таких сюжетов — за каждым из них будет дело: новые фабрики в городах, ориентированных прежде только на мужской труд — в Южноуральске и Шахтах, Усть-Каменогорске и дальневосточном Артеме; новая техника, облегчающая условия труда, и даже уникальный исторический музей.
О крепости-герое Бресте известно всем. Многие, возможно, бывали там, на месте ожесточенных боев, где окруженный гарнизон летом сорок первого года, когда фронт откатился далеко на восток, держал героическую оборону и не сдавался. Но есть в Белоруссии еще один музей, «Берестье». Это древняя славянская крепость, белорусская Троя. Ее открыл белорусский археолог, профессор Петр Федорович Лысенко, а спас — Алексей Николаевич Косыгин. Над уникальными раскопками надо было срочно поднять крышу, для этого требовалось найти полтора миллиона рублей. Но никто в Белоруссии этих денег для музея не давал.
Ранней зимой 1975 года Лысенко оказался в Пицунде. В это время, писала позже «Литературная газета», там отдыхал «знаменитый и, может быть, самый человечный из кремлевских владык — Алексей Николаевич Косыгин. Его фигуру можно было увидеть у моря, на берегу которого звенели длинными иглами пинии и шелестели покрытые снегом кипарисы.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});
