Нужно ускоряться, заканчивать заклинание и бежать. Но перед этим стоит подать сигнал Элю, чтобы вампир понимал, что делать. К счастью, мы так давно работаем вместе, что тонко чувствуем друг друга. Достаточно жеста и взгляда. Свиток не должен оказаться у Кэла, да и к эш Грису он попасть не должен. Не сейчас. Иначе у меня не будет уверенности, что с магистром не сделают то же самое, что я сейчас делаю с мертвым жрецом, который корчится у меня под ногами. Каждое мое слово буквально отрывает от него кусок. Магия пробивает бреши в истлевшем теле, вырывая визжащих демонов и оставляя уродливые дыры. Оказавшись вне сохрона, демоны воют и корчатся, а потом их засасывает воронка Запретных земель.
– Эль, беги! – ору я, понимая, что миссия закончена, и сразу же кидаю свиток напарнику, увернувшись от рук слишком поздно спохватившегося Кэла. Вампир без вопросов подхватывает артефакт уже в образе летучей мыши и скрывается в темноте, а я кидаюсь к зеркалу, надеясь, что эта выходка меня не убьет. Бросить Кэла с озлобленными наемниками в разгромленной гробнице – не самый благородный поступок. С другой стороны, я иду на все это с одной целью: спасти Блэкфлая. А для этого мне нужно вернуться к эш Грису с козырем в рукаве и сделать так, чтобы Кэл точно не мог добраться до свитка, пока я выторговываю выгодные условия. Свиток должен быть вне досягаемости эш Гриса до тех пор, пока Блэкфлай не окажется в безопасности.
Я прыгаю в зеркало под ругань Кэла.
«Ничего личного, мужик, так сложилась жизнь», – бормочу себе под нос. Я никогда не была хорошей. Подозреваю, и ты тоже. Уверена, ты сможешь выбраться, а если нет… что же. Это будет еще одним поводом себя ненавидеть. Но я все равно не смогла бы ему помочь. К тому же у Кэла остается выбор: он может попытаться догнать Эля со свитком, а может последовать за мной в зеркало. Только вот я успела настроить выход в определенное место. И Кэл не узнает какое. А если и узнает? Это не имеет значения. Эль в образе летучей мыши унесет свиток в безопасное место, и если я выживу, то все у нас получится.
X
МракНе знаю, в какой момент приходит смирение. Наверное, когда дни сливаются в один и я окончательно понимаю: никто не сможет мне помочь. Или не хочет. Как много я значу для моих учеников? Как много значу для тех, с кем работал долгие годы? А может, я сам не заметил того момента, когда превратился в чудовище? И они все в реальном мире, за пределами каменного мешка, в котором я оказался, гораздо лучше понимают, что такого, как я, нельзя выпускать на свободу. И убивать нельзя – это осознали даже в МагСтраже.
У меня за спиной нет семьи, которая готова заступиться. Я сам был силой и никогда не думал, что однажды мне понадобится крепкий тыл. Все маги – одиночки, за редким исключением. Наша семья – это ученики. Мои, похоже, меня предали или просто оказались слишком неопытными, чтобы пробиться сюда. Я же представления не имею, как тщательно меня охраняют. Я смог бы подкупить конвоиров, если бы находился с другой стороны… а им, возможно, не хватило связей и опыта.
Я слышу разговоры. Магстражи боятся меня и не понимают, что со мной делать. Именно поэтому дни напролет я провожу прикованным к стене, без возможности прилечь и расслабить мышцы, почти без еды и воды. Я нужен им слабый, но живой. Они боятся, причем справедливо, что демоны не захотят использовать мое тело после смерти.
Интересно, если бы они узнали чуть больше и докопались до сведений о том, как древние жрецы заточали в своем теле демонов и даже после смерти служили сосудом, удерживающим тварей, они попытались бы меня убить, а потом забальзамировать и, обложив защитными амулетами, погрузить в саркофаг? Думаю, да. И рано или поздно кто-то отыщет древние легенды. Ну или просто рискнет убить меня рядом с открытым порталом в Запретные земли в надежде, что демоны уйдут сами. Такие надежды, конечно, глупы.
А пока они просто ищут способ убить меня и изгнать демонов и поддерживают во мне видимость жизни, не понимая, что внутри меня уже что-то сломалось. Стальной стержень, который, как я думал, ничто не способно согнуть, перестал существовать.
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-390', c: 4, b: 390})
Я все чаще уступаю свое тело тварям просто так, не для того, чтобы приглушить боль. Просто мне скучно, а с ними человеческие чувства отступают. Вчера приходил дознаватель, и я сорвался. Он говорил со мной как с душевнобольным, и в какой-то момент я поверил в то, что я и правда просто свихнувшийся маг, которого непременно нужно уничтожить.
И сорвался. Позволил демонам вырваться на свободу и действовать. Порвать цепи и вцепиться в горло дознавателю. Я чувствовал на губах его страх. Мне не нужна была кровь, достаточно упоительно-сладкой магии. Хотелось выпить ее досуха, а для этого надо было разорвать мага на клочки, почувствовать в руках бьющееся сердце, и это казалось настолько желанным, что я чуть не сошел с ума, когда не получил человеческую жизнь.
Конечно, мне не позволили убить. Даже с демонами сейчас я слаб, а магстражей много. Глупо надеяться справиться с ними на их территории. Отпор надо было давать у себя в замке, но я оказался беспечен. Наивно считал, что мой арест ненадолго и выбраться из застенков будет просто. Я ошибался и расплачиваюсь за это каждый день.
Вчера они окончательно уверились в том, что я враг, и не церемонились. Не выполняли свою работу, а с наслаждением били. Теперь все тело ломит. Кажется, выбито плечо, но я уже так привык к боли и могу не обращать на нее внимания. Цепи становятся толще, охрану у камеры усиливают, а я окончательно перестаю ждать спасения, потому что нельзя меня спасать. Я действительно превратился в монстра, которым меня считают. Только вот создал его не я сам, а МагСтраж. Методично ослабляя меня и уничтожая все, что было во мне человеческого, расчищая путь демонам. Мне хочется верить, что делают они это не специально, а от незнания. Потому что, если нет… значит, кто-то хочет выпустить в мир опасного монстра. Пока я еще тут, один в темноте и изолирован от мира, но что будет, если однажды сорвусь с цепи? Выживет ли город? Не уверен.
ДайанаМеня скручивает в тугой комок, и даже не получается сдержать крик. Переход походил на мясорубку, и я серьезно успела испугаться, что не смогу выбраться из зеркала целиком. Меня крутит и ломает, а когда, пережеванную, выплевывает на холодный пол в проплаченном номере гостиницы, где мы остановились с Элем, я так и остаюсь лежать, гадая, на месте ли руки и ноги, сколько переломов и когда я смогу начать двигаться. Я даже дышу с великим трудом. Боль оказывается адской. По щекам текут слезы, а мне никто не может помочь. Я знаю, тут неподалеку, возможно, в соседнем номере, должны ждать нашего возвращения Маркус и Дафна, но я не способна даже позвать их. Ресурс на нуле. Я измотана, беспомощна, вероятно, переломана и не доверяю никому. Не сейчас.
Я была занята поручением эш Гриса и поэтому так и не выяснила ничего о том, кто предал Блэкфлая. Вряд ли Маркус. Но могла так поступить Дафна, хоть ей это и невыгодно. И тогда… неизвестно, чью сторону примет Маркус, особенно когда ему несколько раз подробно перескажут последствия освобождения Блэкфлая.
Я ненавижу себя и обстоятельства, приведшие к тому, что не могу доверять даже тем, с кем должна всегда быть на одной стороне – именно этому нас учили на всех ступенях. Именно об этом говорил Блэкфлай. Наши узы должны стать крепче семейных, но так ли это? Нас объединял Блэкфлай, что остается сейчас? Лишь распри и видимость общей цели.
Измотанный организм отказывается восстанавливаться, и я впадаю в беспамятство или сон. Нечто среднее. Боль притупляется, а сознание отключается.
Шесть лет назадУ свободы привкус крови на губах. Я лежу, раскинув руки, на влажной земле и смотрю на затянутое тучами небо, с которого капает дождь. Мне не холодно даже в одном ученическом платье. А значит, я не в Северных землях. Это хорошо. Намокший подол я как-нибудь переживу. В кармане тяжелый мешочек с золотыми – как прекрасно, что я умею экономить. А в душе пустота. Не знаю, где я и что меня ждет. Я сбежала от единственной жизни, которую знала, и не понимаю, как быть дальше. Я предала того, кого боготворила, потому что он… На глазах снова слезы разочарования и злости.
