проронит лишнего слова про Лало. Он добрался до долины довольно скоро.
Хуан поспешил расспросить метиса. Они уединились на берегу речки. Заходящее солнце ещё сильно припекало спины, Лало то и дело разбрызгивал воду руками и ногами, освежая разгорячённое тело.
— Сеньор, я слушал тех сеньоров и думал. Плохи дела.
— Почему плохи? Что ты слышал? — Хуан был взволнован, обеспокоен и не скрывал этого.
— Ответа они не дали. Молодой сеньор Рассио уехал в город за помощью к своим друзьям.
— Что он задумал, Лало?
— Искать долину и освобождать пленников, сеньор.
Хуан надолго задумался. Потом опять спросил:
— И у него получается? Или ты ничего не знаешь?
— Ничего, сеньор. Но они говорили о какой-то донье Корнелии. Они полагают, что она имеет к этому какое-то отношение. Так думаю, сеньор.
— Действительно плохи дела, Лало. Ну а дон Бонилья? Что у него?
— Он плачет, сеньор. Денег для выкупа у него нет. Может быть, половину собрал бы, но надеется, что дон Рассио успеет освободить его сына.
— Лало, — проговорил Хуан после долгого молчания, — похоже, что ты опять поедешь в усадьбу с письмом. Но пока хорошенько отдохни, подкрепись. Время у нас есть ещё. Завтра поговорим.
Хуан потом долго говорил с Ариасом, но ни к чему путному не пришли. Мулат лишь предложил без тени сомнения:
— С письмом теперь необходимо отправить и палец сеньориты, Хуан. Только так можно будет принудить их пойти на уступки.
Хуан отрицательно мотнул головой, однако отговаривать от такого злодейства не стал, только бросил любопытный взгляд на друга и неопределённо махнул рукой, словно говоря, что может поступать по-своему.
— Да ты не переживай, Хуан! Мы с Алесио сами провернём дело. Вроде ты тут и вовсе не при чём. А Алесио с удовольствием исполнит в лучшем виде.
Хуан опять ничего не ответил, грызясь угрызениями совести и жалостью.
Глава 20
Утром Алесио с Ариасом заявились в пещеру. Сеньорита Габриэла выглядела очень плохо. Худая, с лихорадочно блестевшими глазами, грязная, обмотанная бечёвками, поддерживавшими её тряпьё, тощая и бледная с опалёнными солнцем плечами, где уже не держались тряпки её платья.
Дон Атилио был немного лучше, но и он был плох. Множество мелких ранок, царапин и ссадин уже гноились и никак не хотели заживать. Он оброс грязной длинной щетиной, волосы сбились в колтун. Одежды на нём почти не было.
— Ну детки! — весело приветствовал пленников Алесио. — Сегодня у вас хороший день. Особенно для сеньориты, ха!
Девушка блеснула ненавистным взглядом, мулат ещё больше развеселился.
Ариас остановил мулата.
— Придётся вам, сеньоры, написать новые письма.
— Что, прежние потерялись? — вскрикнул с отчаянием дон Атилио.
— Всё дошло в очень хорошем виде, сеньор, — осклабился Алесио. — Вот только родные сеньориты что-то возомнили себе, решив освободить её. Потому и надо отправить ещё одно письмецо. Но с добавкой к нему, ха-ха!
— Что за добавка? — спросил дон Атилио с дрожью в голосе.
— Сущий пустяк, сеньор, ха-ха! Один лишь пальчик сеньориты в качестве подтверждения тому, что шутить с нами не стоит, ха!
— Ой! — Вырвалось у Габриэлы и лицо побледнело ещё больше.
— Именно, сеньорита, — остановил её Алесио. — Вы знаете, что вас ждёт, потому пишите письмо с требованием немедленного выкупа, как было предложено ранее. Или ваша голова будет отправлена папе с мамой, ха!
Габриэла пыталась что-то сказать, спазм не позволял ей этого, а Ариас с невозмутимым видом проговорил:
— Вот вам необходимое для письма и пишите, пока мы не придём за ним.
— А ты, голубчик, — повернул голову Алесио к дону Атилио, — отправляйся на работу. Жратву мы тебе даём только за работу.
Все трое ушли и долго молча пробирались среди камней и колючек.
— Неужели вы это сделаете? — наконец спросил дон Атилио в ужасе.
— А что нам прикажешь делать, сеньор? — вполне дружески ответил Алесио. — Её родные решили, что мы играемся. Нет уж, сеньоры. Это не игрушки!
— А что со мною?
— Тут сложнее, сеньор. Тут надо подумать, прикинуть и уж тогда решить.
— Отец не сможет столько собрать, даже продав всё, что имеет. Уж лучше убейте меня!
— Это мы всегда успеем, братец! — мулат хохотнул, толкнул испанца в спину и добавил уже злобно: — Если нет десяти, то можно согласиться и на половину. И это большие деньги, особенно для таких бедняков, как мы.
— И что вы станете делать с такими деньгами? — В голосе Атилио слышалось презрение и злорадство. — Где вы сможете их использовать?
— Были б деньги, сеньор! А использовать мы их всегда найдём где и как, ха-ха! В этом можешь быть спокоен. Есть ещё места, где нет рабства. Я слышал, что пираты не признают рабства на своих судах!
— И у них имеются рабы, Ал, — не очень уверенно ответил Ариас.
— Мы не будем захвачены, сеньор, потому и рабами не станем. Но всё равно, лучше быть рабом у пирата, чем у белого испанца! Тут я больше ничего не могу сказать, сеньор.
Атилио не стал больше спорить. Лишь подумал, что этот мулат не так уж далёк от истины. И вообще, последние дни этот мулат относится к нему без прежней жестокости. И вот сейчас, спокойно разговаривает и даже спорить разрешает. Раньше такого не было.
А Габриэла ещё некоторое время лила слёзы, потом заставила себя успокоиться и принялась составлять письмо. Она писала в самых мрачных тонах, что, собственно, и было на самом деле. Не забыла упомянуть, что Атилио совсем не горит желанием помочь ей. Потом, отбросив опасения, описала некоторые приметы долины, где содержится, имена злодеев и мольбы побыстрее освободить её из этого ада.
Алесио с Ариасом вошли в пещеру, когда письмо было готово. Она молча протянула его Ариасу. Тот заметил в глазах бегающие искорки страха.
— Вы написали всё, что требовалось, сеньорита? — спросил он с лёгким смешком в глазах, что не пытался скрыть.
— Всё! — чуть не крикнула Габриэла. — Можете прочитать, если не верите!
— Что мы и сделаем, — усмехнулся Ариас.
Он немного читал про себя, потом посмотрелна Алесио, проговорил весело:
— Послушай, что она пишет, Ал, — и принялся медленно, с остановками перечитывать написанное.
— Ну и стерва! — подскочил Алесио, прослушав до конца. — Вот теперь я позабавлюсь тобой, сучка, всласть! Надо же! Удумала всё же обдурить нас!
Он схватил её за волосы, запрокинул голову и, выхватив нож, слегка полоснул её по коже. Кровь засочилась их пореза, а Габриэла закатила глаза и потеряла сознание.
— Дьявол тебя задери, Ал! Какого чёрта ты её так напугал! Лей воду на голову и лицо! Ещё помрёт с перепугу!
