Телохранитель упёрся спиной в стену, сронил картинку на пол — грустный, осенний пейзаж.
— И я тоже?! Он угощал… Со своего стола! — потыкал пальцем. — И я тоже?!
— Да, блин, ты будешь работать? — прикрикнул старший егерь. — Берись давай! Он же не лёгкий, вон какую тушу наел…
Телохранителя тоже перегнуло, дёрнулась спина, однако желудок оказался крепким.
Карпенко пожалел его, и тоже весело, с хохотком:
— Эх ты!.. Рядом ведь был с ним постоянно, все видел. Теперь глаза пучишь, — в одиночку вытащил ковёр из-под стола, начал заворачивать. — Если человек все перепробовал в жизни, все испытал? Если всего уже по горло и изо рта валится? Вместо баб подавай мужиков, вместо нормальной еды — гнилую рыбу или какую-нибудь экзотическую дрянь… Остаётся только каннибальство. А что ещё?
Причину его неуместного веселья понять было можно: убийство важного лица, произошедшее на базе и чуть ли не в присутствии президента, напрочь затушёвывало прошлый его грех — попытку изнасилования московской проститутки. О ней теперь и не вспомнят!..
Поплевавши на пол, телохранитель выпрямился.
— Что мне делать?.. Что?
— Переваривать! — цинично сказал финансист. — И убирать следы, пока не приехал японец. У того остекленели глаза.
— Я ему не поверил… Однажды Михаил Идрисович сказал… Бог проявляет себя только в сверхчеловеке. Надо преодолеть табу, нарушить запрет… Переспать с матерью или сестрой, поесть мясо человека…
— Зря не поверил. Зато теперь сам — натуральный сверхчеловек, — балагурил старший егерь, оттаскивая завёрнутый труп к шкафу. — Хватит философствовать, помогай!
Ражный подошёл к телохранителю, попытался поймать его взгляд.
— Ты привёз продукты. И это… А где взял? Купил?
— Нет, — тот испуганно помотал головой — в глазах уже тлел огонёк безумства. — Мясо привёз Хоори. Остальное из супермаркета…
— А сам Хоори? Ел? Хоори говорил что-нибудь о сверхчеловеке? О Боге?
— О Боге? — внезапно заулыбался телохранитель. — О Боге я все время думал! И боялся его!
Можно было не задавать больше вопросов: этот человек на глазах превратился из гомо сапиенс просто в гомо…
Хоори прибыл, когда на базе наводили последние штрихи марафета, и, вероятно, расценил это, как особую подготовку к своему визиту. Следом за ним приполз и «Навигатор» с начальником службы безопасности, который покинул свою машину лишь для того, чтобы поздороваться: аппаратура требовала неотлучного дежурства.
Восточный гость действительно выглядел слишком крупным для японца и с виду оказался даже несколько мощнее Ражного. Такому человеку было очень тяжело скрываться от властей, поскольку фигура его и лицо слишком уж запоминались; потому-то он и опасался вольно передвигаться по территории России, хотя наверняка имел надёжные документы уроженца Калмыкии и корейца по национальности. На удивление, явился он без всякого эскорта, сам управлял невзрачной, рядовой «девяткой» (не оставил ли кого возле «Навигатора», отсмотрев важную видеозапись?) и был, на первый взгляд, медлительно-вальяжным, слегка развинченным. Из машины выбрался вместе с объёмной дорожной сумкой, которую повесил на плечо и больше с ней не расставался. Его угодливо-подобострастную улыбку Ражный расценил, как типичную национальную маску…
Едва поприветствовав, финансист немедленно уединился с японцем на пару минут, что-то ему сказал — не доложил, не прогнулся; напротив, показал полную свою независимость и достоинство. Хоори выслушал молча, стал что-то говорить, однако Поджаров прервал и, судя по виду, сделал внушение, отчего японец начал согласно улыбаться.
— Здесь невероятно мощное излучение тонких энергий, — сказал он и поднял ладони к небу. — Представляю, какова их сила в лесу! Я бы не прочь прогуляться, господин Ражный.
— Может, сразу приступим к делу? — предложил он и выразительно глянул на финансиста. — Вам объяснили причину нашей встречи?
Нечто вроде одобрения промелькнуло на жёлтом лице Хоори: должно быть после просмотра видеома-териа в «Навигаторе» ему хотелось двигаться дальше, ковать железо пока горячо и не хватало знаменитой японской выдержки. А возможно, за годы жизни в России обрусел и, как все, страдал нетерпением и страстью.
У финансиста же вскинулись брови: он забывался довольно часто и выражал то, что было на душе в текущее мгновение.
— Не надо поединка! — хотел крикнуть он. — Хоори с помощью электроники и своих «курсантов» школы инструкторов вытащит из тебя все, что касается «скифского стиля» единоборств, отснимет, изучит, проанализирует и в одночасье исчезнет не только с базы, а и из России. И я, и ты, и тем более Каймак потом ему будем нужны, как кукушонку другие птенцы в гнезде!
Но не крикнул. Зато Ражному стало понятно, кто истинный повелитель «Горгоны».
Правда, то, что японец добудет, не станет новым Засадным Полком восточного образца, чего опасался Поджаров, ибо вряд ли даже самому талантливому и тренированному «курсанту» удастся овладеть состоянием Правила, но как материал для шоу-борьбы может вполне сгодиться.
Поджаров своими искренними убеждениями и наивными потугами переиграть опытного в интригах и авантюрах Хоори начинал нравиться Ражному. По крайней мере, он уже не сомневался в его патриотизме.
— Я не знаком со школой Мопа-теле, — признался он. — Она позволяет провести встречу под открытым небом, на земле?
— Только под открытым небом и только на земле, — с удовольствием уточнил Хоори, намекая на особую ритуальность схватки.
Каждый, даже не совершеннолетний, араке мог бороться, где и когда хотел, сам выбирал противника, только это уже не называлось поединком, лбо устав Сергиева Воинства запрещал в таких схватках использование полного комплекса — кулачного зачина, братания и сечи, однако позволял применять отдельные приёмы, и непременно лишь вполсилы, без смертельного исхода. (Кстати, по этому поводу шёл давний, вернее, древний спор между иноками и араксами: первые считали, что все следует содержать в глубокой тайне, дабы не растратить по зёрнышку закрома-арсеналы, вторые, молодые и жадные до драки, настаивали на расширении свободы их применения в миру. Пока сами не становились иноками…) То есть, древнее, созданное ещё Сергием Радонежским, законоуложение запрещало убивать мирских людей, независимо от того, свои они или иноземцы. Бить насмерть разрешалось только супостата на поле брани. И в этом был заложен великий смысл сохранения первоначальной сути Воинства, поскольку смерть мирского человека от руки аракса, да ещё на миру, превращала его в убийцу, и он кончал свои дни в веригах и Сиром Урочище.
Но это касалось только вольных араксов; вотчинники же тем и отличались, что обязаны были защищать свои вотчины от всевозможных посягательств, ибо во все времена они составляли основу Засадного Полка и хранили его традиции. В Урочищах доживали остаток своих дней престарелые и немощные вольные иноки, обучая своих взрослеющих внуков и правнуков; здесь ожидали замужества дочери, обручённые с женихами, сюда «безземельные» араксы присылали совершеннолетних сыновей после Пира, чтобы поднялись на правило, как на крыло; здесь прятались засадники-бродяги, вернувшись из авантюрных странствий, залечивали раны и увечья после поединков; за счёт вотчин накапливалась полковая казна, тут же происходили ристалища за право боярого мужа и рядились суды Ослаба.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});
