Стоя перед массивным металлическим обручем, я ощутил холодную дрожь и отругал себя за волнение. Глубоко вдохнув, я сделал шаг вперед и оказался в той же самой комнате, только обставленной по-другому. Если бы не это обстоятельство, я не отличил бы Врата от обычных дверей. Потом я понял, что холодок, заставивший меня дрожать, вызван прохладой в комнате, ибо день в этом времени был не такой жаркий, как тот, в котором я пребывал раньше. Я почувствовал спиной теплое дуновение из Врат, словно вздох.
Хозяин, последовавший за мной, громко позвал:
— Отец, к тебе гость.
В комнату вошел мужчина, и это был не кто иной, как Башарат, только на двадцать лет моложе, чем в Багдаде.
— Добро пожаловать, мой господин, — сказал он. — Меня зовут Башарат.
— Так ты не знаешь меня? — спросил я.
— Нет. Должно быть, ты познакомился со мной в будущем. Для меня это наша первая встреча, но я почту за честь служить тебе.
О великий калиф, как подобает этой хронике моих просчетов, я должен признаться: во время путешествия из Багдада я настолько глубоко погрузился в свою скорбь, что упустил из виду немаловажную деталь — Башарат, скорее всего, сразу узнал меня, стоило мне войти в его лавку. Я еще только восхищался водяными часами и латунной певчей птичкой, а он уже знал, что я отправлюсь в Каир, и, видимо, также знал, достигну я своей цели или нет.
Однако тот Башарат, с которым я говорил теперь, даже не подозревал ни о чем подобном.
— Я вдвойне благодарен за твою доброту, господин, — сказал я. — Мое имя Фувад ибн Аббас, и я только что прибыл из Багдада.
Вскоре сын Башарата ушел, а мы остались вдвоем с алхимиком; я узнал у него день и месяц и убедился, что мне вполне хватит времени вернуться в Город Мира, и пообещал ему все рассказать по приезде. Молодой Башарат был столь же любезен, что и в старшем возрасте.
— Я буду с нетерпением ждать твоего возвращения и снова помогу тебе в твоем времени, — пообещал он.
Его слова заставили меня призадуматься.
— А до сегодняшнего дня ты планировал открыть лавку в Багдаде?
— Почему ты спрашиваешь?
— Меня поразило одно обстоятельство: мы встретились в Багдаде как раз вовремя, чтобы я успел совершить путешествие сюда, воспользоваться Вратами и вернуться. Но теперь я не уверен, что это простое совпадение. Не является ли мое сегодняшнее появление здесь причиной, по которой ты через двадцать лет переедешь в Багдад?
Башарат улыбнулся:
— Совпадение и намерение — две стороны одного гобелена, мой господин. Возможно, тебе будет приятнее смотреть на одну сторону, но ты не можешь утверждать, что одна сторона правдива, а вторая — подделка.
— Ты, как всегда, дал мне пищу для размышлений, — заметил я.
Я поблагодарил Башарата, и мы попрощались. Выходя из лавки, я прошел мимо женщины, торопливо ступившей через порог. Я услышал, как Башарат, здороваясь, назвал ее Ранией, и от удивления остановился.
Стоя у дверей, я услышал слова женщины:
— Вот мое ожерелье. Надеюсь, оно не потерялось и в будущем.
— Уверен, ты бережно хранила его все двадцать лет для предстоящей встречи, — сказал Башарат.
Я понял, что это была Рания из той истории, которую мне поведал Башарат. Она собиралась забрать себя постаревшую и вместе с ней вернуться в дни их юности, обвести воров вокруг пальца дубликатами ожерелья и спасти своего мужа. На какой-то миг я растерялся, не понимая, где нахожусь — во сне или наяву, ибо мне показалось, будто я шагнул в рассказанную историю, и мысль, что я могу заговорить с ее участниками и сам поучаствовать в событиях, кружила голову. Меня так и подбивало заговорить с женщиной и посмотреть, смогу ли я сыграть тайную роль в ее судьбе, но тут я вспомнил, что моя цель — сыграть тайную роль в своей собственной судьбе. Поэтому я ушел, не сказав ни слова, и начал готовиться к путешествию с караваном.
Говорят, о великий калиф, что судьба насмехается над людскими планами. Вначале казалось, будто я самый везучий из всех людей, ибо один караван собирался в ближайшее время отбыть в Багдад и я сумел присоединиться к нему. В последующие недели на нас стало обрушиваться одно несчастье за другим, и я начал проклинать свою судьбу. Колодцы в городе недалеко от Каира пересохли — пришлось послать экспедицию обратно в Каир, чтобы пополнить запасы воды. В какой-то деревушке воины, защищавшие караван, подхватили желудочное расстройство, и мы были вынуждены ждать несколько недель, пока они поправятся. С каждой такой проволочкой я все больше тревожился, успеем ли мы вовремя прибыть в Багдад.
Потом начались песчаные бури — словно сам Аллах хотел нас предостеречь, — и я по-настоящему засомневался в мудрости своего поступка. Нам повезло, что мы как раз отдыхали в караван-сарае к западу от Куфы, когда налетела первая буря, но наша остановка продлилась не дни, а недели, ибо стоило небесам расчиститься, как их вновь затягивало тучами, едва мы заканчивали грузить тюки на верблюдов. День, когда с Наджой случилось несчастье, быстро приближался, и меня охватывало отчаяние.
Я переговорил по очереди со всеми погонщиками верблюдов, пытаясь убедить хоть кого-нибудь отвезти меня одного вперед, не дожидаясь каравана, но так ничего и не добился. В конце концов я нашел одного, кто согласился продать мне верблюда за непомерную при обычных обстоятельствах цену, но я заплатил с радостью. И отправился в путь в одиночку.
Неудивительно, что я почти не продвинулся из-за бури, но, как только ветер утих, я тут же начал быстро приближаться к цели своего путешествия. Однако без охраны, сопровождавшей караван, я представлял легкую добычу для разбойников, и действительно, после двух дней пути я попался им в руки. Они отобрали у меня деньги и верблюда, но оставили мне жизнь — то ли из жалости, то ли не захотели утруждать себя, не знаю. Я повернул обратно к каравану, но теперь небеса терзали меня своей безоблачностью, и я страдал от жары. К тому времени, как меня обнаружил караван, язык мой распух, а губы потрескались, как глина на солнце. После этого у меня не было иного выхода, как передвигаться с караваном с его обычной скоростью.
Как увядающая роза теряет свои лепестки по одному, так терял я свои надежды с каждым проходящим днем. Когда караван в конце концов добрался до Города Мира, я знал, что приехал слишком поздно, но, как только мы миновали городские ворота, я спросил у стражников, не знают ли они о рухнувшей мечети. Первый стражник, к которому я обратился, ничего не знал, и на мгновение во мне возродилась надежда, что я неправильно запомнил дату несчастного случая и что на самом деле приехал вовремя.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});
