26 декабря 1917 г.
В девять часов утра начались совещания, носящие характер работы специальных комиссий. Программа, выработанная Кюльманом, и касающаяся исключительно вопросов экономических и представительства, прошла так быстро и гладко, что заседание закончилось уже к одиннадцати часам за недостатком материала. Может быть, это хорошее предзнаменование.
Сегодняшний день будет использован нашим штатом для составления сводки результатов совещания, так как на завтра назначено дальнейшее совещание по территориальным вопросам.
26 декабря 1917 г.
Вечером, перед ужином, Гофман познакомил русских с германскими планами касательно окраин. Дело обстоит так: пока война на западе продолжается, немцы не могут очистить ни Курляндии, ни Литвы, потому что, помимо того, что они хотят сохранить эти государства, как некоторый залог на время мирных переговоров, эти государства сейчас использованы, как мастерские для военного снабжения. Их железнодорожные материалы, заводы и, прежде всего, зерно необходимы, пока тянется война. Немцы утверждают, что их нежелание немедленно очистить оккупированные области вполне естественно. Если же мир будет заключен, то судьбы этих областей будут решены на основании права народов на самоопределение. Трудность заключается в методах его выражения. Русские, конечно, не хотят, чтобы соглашение состоялось прежде, чем германские штыки уйдут из России, немцы в свою очередь говорят, что большевистский террор фальсифицирует результаты любых выборов, потому что, по воззрениям большевиков, «буржуи» вовсе не люди.
Моя идея контроля нейтрального государства была отклонена в сущности всеми. Пока война продолжается, ни одно нейтральное государство не возьмет на себя такой ответственности, но немецкие гарнизоны ни в коем случае не должны оставаться до заключения всеобщего мира. Фактически обе стороны боятся террора противника, а между тем сами хотят применять его.
Времени здесь вдоволь. То турки не готовы, то болгары, затем русские уходят совещаться – и заседание опять переносится или прерывается.
Я сейчас читаю мемуары эпохи французской революции. Весьма подходящее чтение в связи с тем, что сейчас происходит в России и может еще случиться во всей Европе. Большевиков тогда не было, но люди, тиранизирующие весь мир под лозунгом свободы, были и тогда в Париже, как сегодня в Петербурге. Шарлотта Кордэ говорила: «Я убила не человека, а дикого зверя». Эти большевики тоже исчезнут и кто знает, не найдется ли Шарлотты Кордэ и для Троцкого.
Один из русских рассказал мне о царской семье и о порядках, по-видимому царящих там. Он говорил с большим уважением о Николае Николаевиче, человеке грандиозной энергии и мужества, которого нельзя не признать, хотя бы он и был противником. Зато царь, по его словам, труслив, лжив и ничтожен. Бездарность буржуазии доказывается именно тем, что она переносила такого царя. Он утверждал, что все монархи более или менее дегенераты, и что он не понимает, как вообще можно примириться с такой формой правления, при которой страна рискует подчиниться правителю-дегенерату. Я ответил ему, что монархия имеет за собой то преимущество, что при таком строе хоть одно лицо застраховано от личного карьеризма, а что касается дегенерации, то и она иногда является вопросом взглядов; ведь среди некоронованных правителей также встречаются дегенераты. Мой собеседник сказал, что, по его мнению, эта опасность отпадает там, где избирает сам народ. Я ответил, что Ленин, например, вовсе не избран и мне представляется сомнительным, что его избрали бы, если бы выборы не были сильно фальсифицированы. В России, может быть, тоже найдутся люди, которые могут бросить ему упрек в дегенеративности.
27 декабря 1917 г.
Русские в отчаянии; собираются уезжать. Они думали, что немцы просто откажутся от всех оккупированных областей и предоставят их русским. Длинные совещания между русскими, Кюльманом и мной, иногда и с Гофманом. Мой протокол гласит:
1. Пока общий мир не будет заключен, мы не можем очистить оккупированную нами область, так как там организованы наши мастерские, работающие на вооружение (заводы, пути сообщения, обработанные поля и т. д.).
2. По заключении мира плебисцит Польши, Курляндии и Литвы должен решить судьбу этих народов; система голосования подлежит дальнейшему обсуждению, она должна обеспечить русским уверенность, что голосование происходит без давления извне. Такое предложение, по-видимому, не улыбается ни одной из сторон. Положение очень ухудшается.
Днем. Положение все ухудшается. Грозные телеграммы Гинденбурга об отказе от всего, Людендорф телефонирует через час; новые припадки гнева. Гофман очень раздражен, Кюльман, как всегда, невозмутим. Русские заявляют, что неясная германская формулировка свободы голосования неприемлема.
Я сказал Кюльману и Гофману, что я пойду за ними до конца, но что если их старания окажутся обреченными на неудачу, то я вступлю в сепаратные переговоры с русскими, так как и Берлин, и Петербург, по-видимому отказываются от принципа беспристрастного голосования. Что же касается Австро-Венгрии, то, ведь, она хочет только мира. Кюльман понимает мою точку зрения и говорит, что он скорее сам уйдет в отставку, чем примирится с противоположным пониманием дела. Он просил меня дать ему письменное изложение моих взглядов, потому что оно должно укрепить его позицию. Так я и сделал. Он телеграфировал об этом императору.
Вечером. Кюльман считает, что завтра все выяснится: или дело дойдет до разрыва, или же трения будут сглажены.
28 декабря 1917 г.
Настроение вялое. Новые взрывы возмущения в Крейцнахе. Зато в двенадцать часов телеграмма от Буша: Гертлинг сделал императору Вильгельму доклад и он удовлетворен вполне. Кюльман сказал мне: «император единственный разумный человек во всей Германии».
В конце концов мы сошлись на формуле комиссии, то есть в Бресте будет ad hoc составлена комиссия, которая займется детальной разработкой проекта очищения оккупированных областей и плебисцита. Tant bien que mal – это все же временный выход из положения. Все разъезжаются, чтобы дать отчет своим правительствам, следующее заседание будет иметь место 5-го января.
Русские снова несколько повеселели.
Вечером за обедом я сказал принцу Леопольду благодарственную речь от имени русских и Четверного союза. Он тотчас же ответил очень мило, но потом сказал мне: «Да, ведь, это было нападение врасплох». Такое же нападение было произведено на меня: немцы обратились ко мне с просьбою сказать речь уже во время обеда.
Вечером в десять часов отъезд в Вену.
С 29-го до 3 января я пробыл в Вене. Две длинные аудиенции у императора облегчили мне возможность дать подробный отчет о Бресте. Он, разумеется, вполне одобряет мое желание по мере возможности достигнуть мира.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});
