Вне себя от гнева Дик Сэнд бросился на надсмотрщика. Он пытался выхватить у него из рук ружье и, когда это не удалось, оторвал ствол от ложа. Но солдаты гурьбой напали на него и отняли обломок ружья. Разъяренные, они растерзали бы юношу на части, если бы не вмешался один из начальников каравана - высокий араб с очень злым лицом. Это был тот самый Ибн-Хамис, о котором Гэррис говорил с Негоро.
Араб произнес несколько слов, - Дик, конечно, не понял их значения, - и солдаты, послушно оставив свою жертву, отошли в сторону.
Пленникам, очевидно, запрещали общаться друг с другом. Но, с другой стороны, страже, несомненно, было строго приказано сохранить Дику жизнь. Кто мог отдать такие приказания, кроме Гэрриса или Негоро?
Это было утром 19 апреля. Раздался хриплый звук рога и вслед за ним грохот барабанов. Отдых кончился. Лагерь снимался с места. Через мгновение все - начальники, солдаты, носильщики и невольники - были уже на ногах. Невольники разобрали тюки с поклажей и выстроились в колонну, впереди которой встал надсмотрщик с развернутым пестрым знаменем.
Дан был сигнал к выступлению.
Послышалась негромкая песня. Но пели не победители, а побежденные. И в песне этой звучала наивная вера угнетенных и угроза палачам-угнетателям:
«Вы гоните меня в рабство - сила на вашей стороне. И я скоро умру. Но мертвый я избавлюсь от ярма, и тогда я приду и убью вас!»
ГЛАВА ВОСЬМАЯ Из записной книжки Дика Сэнда
Гроза прошла, но небо все еще хмурилось. В Экваториальной Африке в апреле начинается второй период дождливого сезона, так называемая «мазике». В это время дожди льют чаще всего по ночам - в продолжение двух, а иногда и трех недель. Для невольничьего каравана это было новым и тяжким испытанием.
Ранним пасмурным утром караван покинул место привала и, отойдя от берега Кванзы, направился прямо на восток.
Пятьдесят солдат шагали впереди, по сотне с обеих сторон колонны, а остальные конвоиры составляли арьергард. При таких условиях было бы трудно бежать, даже если бы люди и не были скованы. Ряды невольников смешались. Женщины, дети, мужчины, подростки шли вперемежку, а надсмотрщики бичами подгоняли их. Были там несчастные матери, которые кормили на ходу грудного младенца, а на свободной руке несли второго ребенка. Иные женщины волочили за собой по жесткой колючей траве голых и босых детей.
Начальник каравана, тот самый араб Ибн-Хамис, который накануне вмешался в столкновение Дика с надсмотрщиком, зорко следил за своим стадом, он прохаживался вдоль колонны, то пропуская ее вперед, то вновь становясь во главе ее. Ибн-Хамиса и его помощников мало занимали страдания пленников, но она не могли не считаться со «своими» людьми: все время то солдаты вымогали увеличения пайка, то носильщики требовали более частых остановок. На этой почве возникали споры и грубая перебранка. Надсмотрщики вымещали свою злобу на несчастных невольниках. Всю дорогу не смолкал ропот солдат и носильщиков, угрозы и брань хавильдаров, крики истязуемых невольников. Шагавшие в последних рядах ступали по земле, орошенной кровью рабов, идущих впереди...
Дику так и не удалось переговорить со своими товарищами, потому что их вели под усиленным конвоем в первых рядах каравана. Они шли гуськом, пара за парой, отделенные друг от друга рогатинами, не позволяющими шевельнуть головой. Бичи надсмотрщиков полосовали их спины так же часто, как спины и всех остальных несчастных.
Бат в паре с отцом шел впереди, осторожно ступая, чтобы не тряхнуть рогатиной и не причинить боли Тому. Время от времени, когда хавильдар не мог слышать его, он шепотом старался ободрить старика. Когда он замечал, что Том устал, он старался замедлить шаг. Бедный малый даже не мог повернуться назад и посмотреть на отца. У Тома было хоть то утешение, что он видел сына, но старику приходилось горько расплачиваться за эту радость: сколько раз слезы катились из его глаз, когда бич надсмотрщика оставлял кровавые полосы на спине Бата, и эти удары были для отца больнее, чем если бы плеть обрушивалась на него самого.
Актеон и Остин, скованные друг с другом, следовали за ними в нескольких шагах и подвергались таким же истязаниям. Как завидовали они Геркулесу! Какие бы опасности ни угрожали ему в этих диких местах, он был свободен и мог бороться за свою жизнь!
В первые же минуты плена старый Том поведал своим товарищам горькую правду. С глубоким изумлением узнали Бат, Остин и Актеон, что они находятся в Африке, что их привело сюда и завлекло вглубь страны вероломство предателей Негоро и Гэрриса и что им нечего рассчитывать ни на какое снисхождение со стороны людей, к которым они попали в плен.
Со старухой Нан обращались не лучше, чем с остальными пленными. Она шагала в середине каравана, в группе невольниц. Ее сковали цепью с молодой матерью, у которой было двое детей - грудной младенец и мальчик трех лет, едва научившийся ходить. Нан взяла на свое попечение этого мальчика. Мать не посмела даже поблагодарить ее и только подняла на Нан глаза, в которых блестели слезы. Ребенок не поспевал за взрослыми, и длинный переход наверняка убил бы его. Нан взяла его на руки, чтобы избавить его от усталости и беспощадного бича надсмотрщика. Это была тяжелая ноша для старухи, и она боялась, что сил ее хватит ненадолго.
Нан несла маленького негритенка и думала о Джеке. Она представляла себе мальчика на руках у матери. Каково-то ей, бедняжке!.. Джек похудел за время болезни, но все же слабенькой миссис Уэлдон, наверно, трудно нести его. Где она теперь? Что с ней? Свидится ли с ней когда-нибудь ее старая нянька?
Дика Сэнда вели в арьергарде. Со своего места он не мог видеть ни Тома, ни его спутников, ни старой Нан - голова длинной колонны была видна ему, лишь когда проходили через какую-нибудь равнину.
Дик шагал, погрузившись в грустные думы, и только окрики надсмотрщиков отрывали его от этих мыслей. Он не думал ни о самом себе, ни о предстоящих трудностях пути, ни о пытках, которые, быть может, уготовил для него Негоро. Его всецело поглощала забота о миссис Уэлдон. Дик не отрывал глаз от земли: он пристально вглядывался в каждую помятую травинку, в каждую сломанную веточку, - он искал какой-нибудь след, говоривший о том, что здесь проходила миссис Уэлдон. Дик знал, что другого пути от Кванзы до Казонде нет. Значит, если миссис Уэлдон также отправили в Казонде, - а это предположение было весьма вероятным, - она неминуемо должна была пройти здесь. Юноша дорого бы дал за какое-нибудь указание на ее судьбу.
Таково было телесное и душевное состояние Дика Сэнда и его товарищей.
Как ни велика была их тревога за собственную участь, как ни велики были их страдания, они не могли без содрогания - глядеть на мучения окружавшей их толпы изнуренных рабов, не могли не испытывать возмущения при виде зверской жестокости надсмотрщиков, но, увы, они не в силах были хоть чем-нибудь помочь невольникам и оказать сопротивление их палачам.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});
