— Бегите! — повторил Сандро призыв Нокса-Даниэля, и два юноши бегом бросились к выходу.
— Благослови тебя Господь, Даниэль! — закричал один из них. — Благослови тебя Господи…
Третьим человеком оказался Гордон, Стремящийся Летать. Он завладел мечом и посмотрел на алтарь. Его глаза косили, он задыхался, но сумел разглядеть человека, лежавшего на камне. Слишком усталый, чтобы поддерживать иллюзию, Нокс пытался освободиться от железной хватки Джала. И Гордон увидел Нокса.
— Нокс? — воскликнул он, на этот раз не заикаясь.
Тот с трудом повернул к нему голову в смертельной схватке, в тот момент, когда Джал протянул руку за ножом, лежавшим на алтаре.
— Гордон… беги. Скажи им, что это был… Даниэль…
— О господи!
Стремящийся Летать выронил меч, потому что его схватил за руку Сандро, решивший, что это подходящий момент, чтобы ретироваться. Оба побежали к выходу. Сандро боковым зрением видел Риган, но не имел возможности остановиться и помочь ей. Это конец. Ее невозможно вернуть. Когда они достигли выхода, раздался громкий крик Нокса — Джал вогнал ему нож прямо в сердце. Они не смогли узнать, что Нокс при этом улыбался.
Горы опять пришли в движение, и их хорошенько встряхнуло еще раз, когда Сандро и Стремящийся Летать пробирались через узкий проход. За ними последовала волна яркого света. Сомнений быть не могло, Джалу все удалось. Звук землетрясения стал неразличим на фоне раскатистого смеха из глубины, громом прокатившегося по горам. Звук становился оглушающим, будто Джал сквозь землю выходил наружу. Когда они выбрались из пещеры и подбежали к группе Детей, ожидавших их, Сандро увидел, что губы Стремящегося. Летать все время шевелятся, будто он молится на бегу. Они остановились в нескольких ярдах от Детей, пытаясь восстановить дыхание. Еще до того, как друзья подбежали к Гордону и заключили его в объятия, Сандро услышал, как он сказал:
— Это был Нокс! Это был Нокс…
Сандро не мог понять, какое это имеет значение. Опять вздрогнула земля, и он повернулся к скалам. Мелькнула мысль: что же будет теперь?
ГЛАВА 18
Вот так человек незнатного происхождения может умереть рядом с таном… Хамиш смотрел на серую фигуру Хью, лежавшего всего лишь в нескольких футах от него. Глаза тана были полуоткрыты, но сказать, видит ли он что-нибудь, было трудно. Некоторые из воинов ослепли от снега, но, честно говоря, это была одна из самых небольших проблем. Армия южных кланов умирала…
После землетрясения три или четыре дня назад Хамиш потерял счет времени. Те, кто выжил, а их оказалось не более семи сотен человек, собрались вместе и продолжали путь. Бывали случаи и дезертирства, и разногласий, но таны Хью и Лэхлен были такими же сильными и упрямыми, как все правители в истории. Хамиш прислушивался к бормотанию попутчиков, но сам он большей частью следовал своему собственному мнению. Для него, как и для других воинов клана Хью, было немыслимо предать своего тана. Даже если он ведет их на погибель и только десять человек останутся в живых, чтобы ворваться в ворота Сулис Мора, Хамиш хотел быть одним из этих десяти.
Но погода, это поняли даже южные солдаты, бросала им серьезный вызов. Никогда Сутра не знала такого холода. Ураган принес достаточно неприятностей, но и земля настолько промерзла, что стала похожа на стеклянные скалы, а воздух замерзал, не успевая достичь легких. Люди боролись с холодом, но некоторые не выдерживали и падали замертво, никем не замеченные в снегу. Часто это происходило просто потому, что им некому было помочь. Воины боялись останавливаться, чтобы не потеряться и не остаться навсегда в этом снежном забвении.
В последнюю ночь — по крайней мере, Хамиш считал, что она будет последней, — Хью еще раз остановил свою армию. В живых оставалось около шестисот человек, и многие в глубине души не верили, что на следующее утро хоть кто-то проснется. Тем не менее, они соорудили несколько укрытий, насколько это было возможно в таких условиях, закрепив их кусками льда. Хью наблюдал за работой, а потом приказал, чтобы в укрытиях ночевали те, кто обморозил конечности или ослеп. Остальные солдаты, тоже находившиеся на грани смерти от истощения, должны были устроиться под длинной черной скалой, которая появилась во время землетрясения. Скала обеспечивала не слишком хорошую защиту от пронизывающего ветра, но это было лучше, чем ничего.
Хамиш отказался ночевать в укрытии, из суеверия решив, что спать вместе с умирающими — значит подтвердить, что он и сам к ним относится. Когда он ложился спать, то решил, что утром, если проснется, возьмет секиру и отрубит себе ногу. Ему уже приходилось видеть, как у некоторых солдат чернота распространялась до самого бедра, и Хамиш подумал, что, возможно, такая радикальная мера спасет ему жизнь. Даирмуд поможет ему… хотя он давно не видел его.
Отец дал Хамишу секиру, когда он отправлялся в этот проклятый поход. Она была сделана специально под рост Хамиша и длину его рук. На бронзовом наконечнике были нацарапаны имена его отца и деда. Секира еще не побывала в бою, и первая кровь, которая на ней окажется, будет его собственной. Хамиш долго смотрел на свое оружие, прежде чем заснуть или впасть в небытие, из которого он может никогда не вернуться, но у него почти совсем не осталось сил, чтобы думать об этом.
Тем не менее, он проснулся. Рядом, на расстоянии чуть больше ярда, лежал тан. Вся южная армия превратилась в ледяные статуи. Многие не пережили этой ночи, убитые не врагами, а лютым морозом. Белизна покрыла все. Солдаты, умершие за ночь, оказались в готовых саванах, лошади тоже падали и умирали или уже лежали мертвые. Укрытия, возведенные с таким трудом и болью, под тяжестью снега рухнули, и, что самое ужасное, никто не попытался выползти оттуда. Снег перестал идти, утро было ясным. Неподалеку кто-то из оставшихся в живых насвистывал похоронный марш.
Хамиш долго лежал, полностью обессиленный, в своем коконе. Грудь горела от напряжения, из-за чего ему приходилось сдерживать дыхание. И его, и тана Хью спасло то, что над ними нависал зазубренный кусок скалы, что помешало им задохнуться от снега во время сна. С такими мыслями, монотонными и безрадостными, словно все тот же снег, Хамиш смотрел в небо. Его зрение было затуманено слезами, стекавшими по щекам, перед глазами мелькали черные пятна…
Сначала Хамиш подумал, что у него темнеет в глазах, но потом ему пришло в голову, что это птицы: очевидно, вороны летят, чтобы полакомиться умершими. Однако что-то в них показалось Хамишу необычным, и он пригляделся повнимательнее. Птицы были слишком большими для ворон. Он сел — движение, которое Хамиш не стал бы делать, если бы не внезапно появившаяся надежда. Ему никогда не приходилось видеть их раньше, но он много слышал о них. Теперь Хамиш не сомневался, это были…
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});
