«д) Общий голос: „Подлец был покойник – двух замужних женщин опозорил“…
е) На следующий день после похорон по всей Москве (литературной, конечно) болтали, что Лиля Брик застрелилась и что Яншин – Полонскую прибил».
Михаил Презент привёл в дневнике мнение бывшего редактора «Известий» Юрия Стеклова:
«По этому поводу Стеклов говорит: "Жил хулиганом, и умер хулиганом"».
А Михаил Яншин, всё ещё не желавший верить в то, что его жена собиралась уйти от него к Маяковскому, писал (орфография Яншина):
«Когда меня спрашивают, а чем вы можете об'яснить, то что он ее включил в свою семью в письме, как ни тем что он был с ней в более близких отношениях, т-е другими словами хотят сказать что ведь он же ей платит, так за что же?
Я могу ответить только одно, что люди спрашивающие такое или сверх'естественные циники и подлецы или люди совершенно не знающие большого громадного мужественного и самого порядочного человека Владимира Маяковского».
Пока Иван Сырцов допрашивал Полонскую и Яншина, траурный митинг завершился.
Владимир Сутырин:
«Поставили на грузовик гроб с телом. Грузовик весь утопал в цветах. Вышли все во двор, и Халатов в своей чеплышке и потёртой кожаной куртке, которую он не снимал нигде… Мы выстроились, и была дана команда, чтобы двигаться».
Николай Денисовский:
«За шофёра в грузовик с гробом сел Михаил Кольцов…»
Владимир Сутырин:
«Вдруг автомобиль тронулся таким страшным рывком, что все ахнули, и несдержанный Халатов с кулаками и страшной руганью набросился на этого шофёра:
– Какая там дубина сидит? Надо вытащить!
И вдруг вытащили… М.Кольцова, который был членом Автодора и увлекался автомобилем. Он очень любил Маяковского и решил сам его довезти».
Михаил Презент:
«Грузовик резко дёргается, т. к. Кольцов никакого опыта управления грузовиком не имеет».
Владимир Сутырин:
«И вот Кольцов был с автомобиля снят, и сел за руль настоящий шофёр…»
Из «сводки слухов среди траурной процессии Маяковского», поступившей Агранову (орфография машинистки-гепеушни-цы, перепечатывавшей сводки):
«Во время происшедшей толчьи у крематория многим гражданам была разорвана одежда, оторваны пуговицы, подметки и т. п., в силу чего винили милицию, что последния не в силах задержать массу и навести порядок и грубо с ними обращается, другие же ругали комиссию по похоронам, что таковая не проявила никакой разумной распорядительности для поддержания порядка и что все это следствием того, что много начальствующих, а не один не отвечает ни за-что».
Галина Катанян:
«Отряд конной милиции строится у ворот кладбища, на асфальтовой полосе между могилами. Двойной ряд пеших милиционеров опоясывает приземистое здание крематория. Горожанин угрюмо говорит: “К большой свалке готовятся”.
Толпа рвётся в ворота. Встают на дыбы, ржут, вертятся среди надгробий лошади, осипшие от крика милиционеры стреляют в воздух. С трудом отсекают толпу к выходу…
Толстый важный человек в кожаной куртке неторопливо следует по опустевшему асфальту. Поднявшись на ступеньки, он пытается пройти, величественным жестом отстраняя милиционера».
«Толстым важным человеком» был Артемий Багратович Халатов, возглавлявший комиссию по организации похорон.
Галина Катанян:
«Халатов славился тем, что никогда и нигде не снимал шапки – ни дома, ни на работе, ни в театре. Острили, что даже в ванне он сидит в шапке. Сейчас он в шапке направляется в крематорий.
С наслаждением вижу, как разъярённый милиционер срывает с его головы шапку и, схватив его за шиворот, пинками спускает с крыльца. Круглая каракулевая шапка катится по асфальту, и, качая тучным брюхом, мелкой рысцой бежит за ней бородатый неопрятный человек с развевающимися кудельками».
Агент ОГПУ «Зевс»:
«х) Похороны были зрелищем довольно скандальным. У крематория – милиция стреляла в воздух, кажется ворота разнесла толпа и около часа покойника не могли внести: – "поклонники "хулиганили.
За три дня около гроба прошли толпы главным образом никогда не читавших Маяковского – в цепи проходивших были старушки «былых времен», какие-то отставные военные, молочницы, бабы с грудными детьми и даже попы».
Галина Катанян:
«Всё кончено…
Открываются двери, и стоящие в цепи милиционеры снимают шапки. В суровом молчании стоит в весенних сумерках громадная толпа с обнажёнными головами».
Последующие дни
Бенгт Янгфельдт:
«Несмотря на то, что в записной книжке Маяковский написал, что “в случае его смерти” надо информировать Элли Джонс, она об этом узнала от своего мужа Джорджа Джонса, который однажды пришёл домой и сообщил ей: “Твой друг умер”».
Через несколько дней после прощания с Маяковским Лили Брик написала Эльзе в Париж:
«Я знаю совершенно точно, как это случилось, но для того, чтобы понять это, надо было знать Володю так, как знала его я».
В том же письме есть и фраза, которую мы уже приводили:
«Застерлился он при Норе, но её можно винить, как апельсиновую корку, об которую поскользнулся, упал и разбился насмерть».
В воспоминаниях Вероники Полонской есть такие слова:
«Я убеждена, что причина дурных настроений Владимира Владимировича и трагической его смерти не в наших взаимоотношениях. Наши размолвки – только одно из целого комплекса причин, которые сразу на него навалились…
Я не знаю всего, могу только предполагать и догадываться о чём-то, сопоставляя всё то, что определяло его жизнь тогда, в 1930 году.
Я считаю, что наши взаимоотношения являлись для него как бы соломинкою, за которую он хотел ухватиться».
Мы тоже попробуем «сопоставить» то, что происходило тогда.
Через пять дней после кремации Маяковского, Лили Брик получила от помощника прокурора Московской области ценности, оставленные ушедшим поэтом. Сохранилась расписка:
«Мною получены от П.М.О. Пр-ра т. Герчиковой обнаруженные в комнате В.В.Маяковского деньги в сумме 2113 руб. 82 коп. и 2 золотых кольца. Две тысячи сто тринадцать рублей 82 ки2 зол. кольца получила Л.Брик.
21.4.30.»
Валентин Скорятин прокомментировал этот документ так:
«Могу представить, какие эмоции эта бумага вызовет у поклонников поэта! Лиля Юрьевна, не состоявшая (при живом-то муже!) ни в каких официальных родственных отношениях с Маяковским, ни с того ни с сего получает деньги и вещи, найденные в его комнате, а затем и всё его наследство – и в материальных ценностях, и в бесценных архивах, являющихся, по существу, народным достоянием. Юридический и нравственный нонсенс!»
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});
