– Ну почему не читал? – обиделся Петров. – Я книги люблю. Просто мы ещё этого «Онегина» не проходили.
– «Евгения Онегина» в девятом проходят, – сказала всезнающая Маша. – А мы ещё только в шестой перешли.
– Вот именно! – обрадовался поддержке Петров.
– А что там с мостком-то? – спросил Васечкин.
– С мостком? – рассмеялся Владик. – Это сон героини поэмы, Татьяны. Пятая глава.
И он прочитал:
И снится чудный сон Татьяне.Ей снится, будто бы онаИдёт по снеговой поляне,Печальной мглой окружена;В сугробах снежных перед неюШумит, клубит волной своеюКипучий, тёмный и седойПоток, не скованный зимой;Две жёрдочки, склеены льдиной,Дрожащий, гибельный мосток,Положены через поток:И пред шумящею пучиной,Недоумения полна,Остановилася она.
– Здорово! – сказала Маша. – А дальше?
Но ответить Владик не успел. Раздался громкий резкий звук, напоминавший выстрел. Горы ответили многократным эхом.
– Что это? – испуганно спросила Маша.
– Это где-то обвалился снег, – объяснил шедший впереди Игорь Петрович. – Может быть, и очень далеко. В плотной снежной среде звук распространяется, практически не поглощаясь, иногда на сотни километров.
Они зашагали дальше.
– «Онегина» ведь Лермонтов написал? – небрежно спросил Петров у Владика.
При этом оглянулся, чтобы убедиться, что Маша слышит вопрос. Ему хотелось, чтобы она оценила его познания в литературе.
– Правда, Владик?
– Ты что, Вася! – обернулся Владик. – Ну какой же это Лермонтов! Это…
Он не договорил, вместо этого неожиданно вскрикнул и исчез. Он всё-таки провалился в трещину.
Игорь Петрович бросился к отверстию. Отчаянно крикнул:
– Жив? Владик?
– Жив! – донеслось из тёмной глубины.
– Это я виноват! – корил себя профессор. – Надо было всем связаться верёвкой!
Тем временем подбежали остальные. Тут же нашлась и верёвка.
– Ты в порядке? – снова крикнул старший Васечкин. – Можешь двигаться?
– Похоже, что сам не выберусь! – закричал снизу Владик. – Меня тут заклинило между льдинами! Но никаких серьёзных повреждений, кажется, нет. Ушибы только!
– Я его достану, Игорь Петрович! – вызвался Федя.
– Нет уж, – возразил профессор. – Я виноват, я его и вытащу. Володя, – обратился он к Пашковскому, – одолжи мне свой молоток. Обвязывайте меня!
Его крепко обвязали верёвкой и как следует расширили отверстие.
Игорь Петрович спустился вниз к Владику на глубину метров в семь.
Владик полусидел-полулежал на ледяном уступе. Левая нога его застряла в узкой щели. В трещине стоял зеленоватый полумрак, свет проникал только через отверстие, пробитое телом Владика и расширенное спасателями. Правее уступа щель шла наклонно, потом обрывалась. Дальше была только бездонная глубина.
Васечкин-старший посмотрел вниз и присвистнул.
– Ничего себе! Ты знаешь, что средняя толщина льда в Антарктиде достигает двух с половиной километров?
Владик улыбнулся. И поморщился от боли.
– В курсе, – сказал он. – Если бы не этот уступ… Страшно подумать, что бы со мной было!
– Так с тобой всё нормально? – спросил профессор.
– По-моему, да. Если поможете мне освободить ногу, я встану. Перелома, мне кажется, нет. Так, чуть побаливает, и всё.
Но освободить ногу оказалось не так-то просто.
Игорь Петрович орудовал Володиным геологическим молотком, осколки льда летели во все стороны.
– Я идиот! – с досадой сказал Владик. – Я же понимал, что тут могут быть трещины. Думал, что снег выдержит.
– Не будем говорить об идиотизме, – усмехнулся старший Васечкин. – Я в этом смысле вне конкуренции. Начальник партии! Тебя не тошнит?
Он боялся сотрясения мозга.
– Да нет, – успокоил его Владик. – Я падал вместе со снегом и на снег.
Нога наконец освободилась. Профессор ощупал её. Перелома действительно не было. Видимо, и связки целы.
– Ты счастливо отделался! – сказал он Владику.
Оба глянули в чёрную пропасть. Владик сбросил туда кусок льда – удара они не услышали.
– Я здорово испугался, когда падал, – признался он. – А помните, у Ломоносова – в его «Вечернем размышлении о божием величестве при случае великого северного сияния»?
И он тут же, забыв о больной ноге, начал вдохновенно читать:
Лице свое скрывает день;Поля покрыла мрачна ночь;Взошла на горы чорна тень;Лучи от нас склонились прочь;Открылась бездна звезд полна;Звездам числа нет, бездне дна.Песчинка как в морских волнах,Как мала искра в вечном льде…
– Вообще-то Ломоносов имел в виду небесную бездну, – остановил его профессор. – Предлагаю час поэзии пока отложить. Надо отсюда выбираться. Как говорится, всё хорошо, что хорошо кончается!
– Комедия Шекспира? – улыбнулся Владик.
– Точно! Давай я тебя обвяжу.
Игорь Петрович ловко обвязал его, пристегнул карабинами и крикнул вверх:
– Тащите!
Одного за другим их вытащили на поверхность.
Петров и Васечкин, впечатлённые произошедшим, стояли, открыв рот.
– Крутой у тебя папа, – шепнул Петров.
– У нас вся семья такая! – с достоинством ответил Васечкин.
– Какой же ты скромняга, Васечкин! – язвительно заметила Маша, услыхавшая последнюю фразу.
На это Васечкин ничего не сказал. Просто сделал вид, что не слышал.
15. Вдохновение
Вскоре «Пингвин» снова тронулся в путь. Вверх, в горы, всё выше и выше. Снимки из космоса, которыми руководствовались участники экспедиции, показывали, что впереди должен раскрыться проход, ущелье, ведущее в загадочный район.
Пока ехали, связались по радио с базой. Потом слушали Москву. Трудно было представить себе, что там лето.
Маша описывала в дневнике произошедшее событие. Владик заснул – пережитая встряска дала себя знать, хотя нога почти не болела. Петров и Васечкин сидели на своих местах – у иллюминаторов, смотрели вперёд.
«Пингвин» обогнул ещё одну скалу. Это был не слишком высокий перевал – далее шёл спуск по леднику, окружённому новыми скалами и горными вершинами. Перед путешественниками открылось невидимое прежде ущелье.
Сразу изменились краски. Горы вставали красноватые, пурпурные, с фиолетовым оттенком. Всё это сочеталось с голубым льдом и белым снегом.
– Как красиво! – восхитилась Маша.
– Рокуэлла Кента бы сюда, – сказал Володя Пашковский.
– Кент – это кто? – тихо спросил Петров Васечкина. – Киноартист?
Васечкин задумался на секунду.
– Ты что, Петров! – насмешливо сказал он. – Какой же это киноартист? Кент – это философ. Ну там, знаешь, всякие философские вопросы. Вроде есть Бог или нет Бога. Мозгоклюй, короче!
– А-а, – с уважением сказал Петров.
– Сам ты, Васечкин, мозгоклюй! – тут же вмешалась Маша, которая ничего не упускала. – Слышал звон, да не знаешь, где он. Философ – это Кант. А Кент – художник знаменитый, американец. Нам Владислав Юрьевич про него рассказывал на рисовании. Тебя чего, не было?
– Может, я болел! – угрюмо сказал Васечкин.
– Ясненько! – хмыкнула Маша. – Кент очень здорово и красиво север рисовал, правда, Игорь Петрович?
– Абсолютная правда! – подтвердил профессор. – Рокуэлл Кент написал пейзажи Аляски, Гренландии и Атлантики. Замечательный художник. Хотя лично я предпочитают Рериха. Старшего, конечно, – Николая. Лучше него, на мой взгляд, горы никто не рисовал. Серия, посвящённая Гималаям, потрясающая! Моя любимая работа – это «Розовые горы».
– Розовые горы – вон же они! – взволнованно воскликнул Пашковский. – Это какая-то новая геология, Игорь Петрович! Это что, гнейсы?
– Кто такие гнейсы? – шёпотом спросил Петров у Маши.
На этот раз к Васечкину он решил не обращаться.
Но и Маша не знала. Отвечать пришлось, как всегда, Игорю Петровичу.
– Гнейс, – объяснил он, – это древняя горная порода. По химическому составу близка граниту и глинистым сланцам. А такие розовые горы, как мы сейчас видим, описывал известный полярный исследователь Эрнест Шеклтон. Давайте-ка сделаем привал. Отметим найденный проход хорошим обедом! Поводов у нас достаточно – спасение Владика, открытие ущелья, розовые горы!
Вездеход остановился.
Владик, крепко спавший при грохоте и толчках, сразу проснулся на остановке.
О том, что проход найден, было сообщено на базу, после чего все собрались в кают-компании на обед. Достали бутылку шампанского, разлили понемногу.
– За то, что мечты сбываются, друзья! – провозгласил тост профессор. – Мы на верном пути. По моим расчётам до нашей цели – таинственного района – осталось менее ста километров!
– Ура! – крикнул Васечкин.
И все его поддержали.
– А хотите, я вам свои стихи прочту, ребята? – немного застенчиво спросил Владик. – Я тут на днях написал…
– Читай, конечно! – ответил Федя.
