И все вранье от начала до конца — что характерно.
Почему таким важным событием стало появление в Доме писателей «памятника» с грузинской фамилией Осташвили? Почему вообще об этом событии трубили все газеты и журналы СССР?
Почему население СССР должно было волновать, какие ужасные обиды нанесли «памятники» Евгению Евтушенко и как обозвали Лию Ахеджакову? Зачем и с какой целью все эти страсти в писательских кулуарах, все эти грязные подштанники московской писательской организации разносили по всей стране?
Ответ один: из «Памяти» очень профессионально сделали общего врага. Ту страшную Буку, против которой всем просто приходится объединяться… под знаменами «демократов», разумеется.
Роль КГБ? Ну, без согласия КГБ ни одна организация в СССР не работала — в том числе и самая что ни на есть «демократическая».
Кто из них больше работал на КГБ — «Память» или редакция журнала «Столица»? Может быть, пусть сами разбираются?
А писатели? Похоже, они просто лучше других подходили на роль основных крикунов. Умели они сплачиваться в тесные группки, пробиваясь к прилавкам распределителей, да и уважаемы в СССР — традиционно. Писатели орут — их будут слушать.
Временами казалось, что основная ударная сила всех политических движений — это писатели, которых никто не читает, и (пусть уж читательницы меня извинят, но из песни слова не выкинешь) недотраханные бабы. Если нечитаемые писатели составили столичный, элитный слой «борцов за демократию», то некрасивые расхристанные бабы климактерического возраста составили основной контингент всех митингов, шествий, акций протеста… И 90 % аппарата всех общественных демократических организаций.
В Германии времен нацистов было словцо для обозначения пожилых дам, которые делали карьеру на организации митингов, собраний, шествий и так далее, — их называли «гитлерведьмы». Основные деятели всех общественных движений при развале СССР были именно таковы: «патриотические ведьмы», «коммунистические», «демократические».
Но на митингах патриотов все же было много и мужиков. А вот на митингах демократической общественности абсолютно преобладали «демоведьмы». «Демократические» митинги оставляли особенно жуткое впечатление.
Однажды в Петербурге я был на одном таком митинге вместе с одним мудрым пожилым человеком… Этот человек, знаменитый историк Лев Николаевич Гумилев, долго и с огромным интересом наблюдал за очередной ораторшей; упитанная бабенка обличала организаторов голода в СССР: Брежнева, Андропова и почему-то еще Суслова.
Послушав, Лев Николаевич повернул ко мне лицо, на котором застыло все то же самое, крайне заинтересованное выражение, и произнес:
— Андрюша… Это просто поразительно — как много в нашей стране людей, которым совершенно нечем заняться.
Думаю, что больше говорить уже не о чем.
Шаги в будущее
Можно сколько угодно смеяться над безумием, которое охватило СССР между 1986 и 1992 годами, но ведь безумие было, это факт. И оно охватило чуть ли не 90 % всего взрослого населения страны. Это, к сожалению, тоже факт.
Волны такого политического безумия вовсе не безобидны. Такое же массовое сумасшествие охватило Францию в 1789-м, Германию — в 1848-м, Российскую империю — в 1917-м, Германию — в 1933-м…
В этом сумасшествии была своя логика и свое движение… К концу обреченного государства.
Еще в конце 1980-х было ясно — КПСС уже сама не рада, что начала «перестройку». Ситуация с самого начала выворачивалась из рук, не давалась для «правильного» управления: чтобы и «демократия» была, и партократия… Одновременно… Как говаривал М. Горбачев, «управляемая демократия».
«Управляемой» не получалось. Слева, со стороны самых рьяных «демократов», рвались ломать и крушить партократию Демократический союз, какие-то еще не очень понятные партии. Большинство «демократов» не очень одобряло радикалов, но на их фоне казались вполне даже приличными, приемлемыми… И в то же время очень в духе времени.
XIX партийная конференция в 1988 году, Всесоюзный съезд Советов в 1989 году сделались центральными событиями для основной массы интеллигенции. Внесем ясность: именно для интеллигенции, а не для всего народа в целом! Еще в 1987 году сотрудники громадных институтов Академии наук СССР очень непосредственно говорили:
— А у нас последнее время никто и не работает! Все смотрим телевизор, все хотим понять, чем может все это кончиться…
Разумеется, большая часть жителей и подданных СССР не только смотрели телевизор, но еще водили автобусы и поезда, строили дома и прокладывали дороги, водили хороводы с малышами в детском саду и задавали корм коровам…
Но интеллигенция — особенно та ее часть, которая сама определяла, когда и как им трудиться, действительно прилипала к телевизорам, разбиваясь на партии и партийки, поддерживая одних депутатов и ниспровергая других. Как тут не вспомнить еще раз гениальную фразу Льва Гумилева….
А на улицах бушевали митинги. Кто-то длинноволосый, с перекошенным ртом и жуткими глазами очень взволнованно кричал в микрофон, что вот он может сделать всем лучше, и разумные минералы с планеты Вертеброн его поддерживают, а КГБ направило на него смертельный луч, и он теперь не может ничего сделать хорошего…
— А-аааа!!!! — грозно ревела толпа.
— Долой! — вопили расхристанные старшеклассницы и дамы предпенсионных лет. — Даешь!
Все напряженно следили, как идет «борьба» между двумя центральными фигурами: Горбачевым и Борисом Ельциным. К тому времени Борис Ельцин уже обругал жену Горбачева, Раису Максимовну, и потребовал максимально быстрого движения к демократии. Его выгнали из ЦК и заклеймили самым главным демократом.
Он уже совершил много новых подвигов: помочился на колеса самолета перед кинокамерой и пьяным выступил на телевидении в США. Оба поступка скорее прибавили ему популярности, чем отняли.
Борис Ельцин и боролся, и все время страдал за демократию: например, его то ли сбросили с моста в реку, то ли он сам туда прыгнул… Непонятно.
Противостояние «демократия» — власть КПСС окончательно персонифицировалось. Кто «демократ» — тот был «за Ельцина». И за распад СССР, за отделение республик от России.
В 1991 году выбрали Президента СССР — разумеется, Горбачева.
В том же 1991 году Ельцин был избран Президентом Российской Федерации большинством в 56 % всех поданных голосов.
Новое разделение: кто за СССР, а кто за Россию… Красота!
Правда, референдум о выходе Российской Федерации из состава СССР в 1991 году показал — до 70 % избирателей распада СССР все-таки не хотят. Напряженная ситуация не разрешалась, противостояние двух политических сил и общий бардак росли в неимоверной степени.
Трудно сказать, как бы все повернулось, если бы не ГКЧП. Напомню: Государственный комитет по чрезвычайному положению (ГКЧП) взял власть в свои трясущиеся руки 19 августа 1991 года. Президента СССР Горбачева задержали на его даче в Крыму, в Форосе, и ГКЧП попытался править страной сам, как правительство. В одно прекрасное утро 19 августа по телевизору стали передавать «Лебединое озеро» и рассказывать о событиях в «советских социалистических республиках». В Москву ввели танковые войска, а от всех властей на местах потребовали лояльности к новому правительству и выполнения его приказов.
Казалось бы — вот он, конец «перестройке» и любым «играм в демократию».
В 1988 году был момент, когда преподаватель из Петербурга Н. Андреева написала в «Правде» статью «Не могу поступиться принципами». Две недели страна испуганно притихла, пытаясь понять: что это? Новое изменение курса? Позже эти две «притихшие» недели стали называть «две недели застоя».
Но за три года страна изменилась необычайно, и никаких «недель и месяцев застоя» не возникло.
Борис Ельцин тут же заявил о неподчинении власти ГКЧП как незаконной. Многие администрации приняли его сторону, так что даже аппарат власти был вовсе не весь на стороне ГКЧП.
А главное — большая часть населения, по крайней мере в городах, не хотела нового «застоя» и власти партократии. Они хотели демократии и Ельцина!
На баррикадах в Москве собралось несколько сотен тысяч человек. По всем городам прошли митинги, и в масштабах страны собрались буквально миллионные толпы. ГКЧП при всем желании не могло управлять. Оно могло или воевать, или отказаться от управления этим не повинующимся ГКЧП народом.
То есть были люди, славшие ГКЧП приветственные телеграммы, были те, кто встретил переворот совершенно восторженно, — но их было явное меньшинство. Большинство поддерживало тех активных, кто выходил на площади и строил баррикады на улицах Москвы.
При этом армия не сделала буквально НИЧЕГО! На улицы Москвы по приказу ГКЧП вышли танки. Ну, вышли… А танкисты братались с народом на баррикадах и пили вино. Кстати, и нарушителями приказа их не назовешь: приказа стрелять по баррикадам или давить их гусеницами — не было.
