значит, и дальше будем лямку тянуть вместе.
– Хочешь сказать, что и на том свете от меня не отвяжешься? – с усмешкой спросил полковник.
– Мы с тобой столько лет по всему свету окаянствовали, что там для нас давно уже уютные сковородки по соседству приготовлены. Так что не надейся. Да и нельзя нам поодиночке. Не выживем. Слишком долго в одной упряжке бегаем.
– Это точно. Что там у нас на завтра по плану?
– Минно-подрывное. Начнём натаскивать, а там уж как бог даст.
– Что-то частенько ты стал Всевышнего поминать. Неужто в церковь ходишь?
– Да когда тут? Да и не религиозный я. Так, что называется, божиться божусь, а в попы не гожусь. А по поводу пенсии, так ты, командир, даже не сомневайся. Одного я тебя не оставлю. Уходить, так вместе. Поедем к мамане моей, в деревню. Будем огород городить, в баньку похаживать. В общем, проживём. Сколько нам той жизни осталось?
– Надоест ведь скоро. Не могут люди без конца друг за дружку держаться.
– Могут, командир. Должок за мной. Думаешь, я забыл?
– Ты о чём это? – насторожился Иевлев.
– О мине. Из всей группы ты один тогда рядом остался. Не дал в чужой земле залечь.
– Нашёл что вспоминать, – охнул полковник. – А когда ты меня на своём горбу до точки рандеву тащил? Думаешь, я это забыл? Так что не нам с тобой долгами считаться.
– Всё равно ведь не отстану, – упрямо ответил прапорщик.
– А я и не прошу. Куда я от тебя денусь, старый ворчун.
– Это точно. Никуда не денешься. А поворчать я люблю, это факт. Так что, злись, ругайся, а и работать, и на пенсию уходить мы вместе будем, – обезоруживающе усмехнулся Степаныч.
– А давай-ка, старина, мы с тобой по соточке наркомовских примем, – заговорщицки подмигнул старому другу полковник.
– Вот это дело. А то на сухое горло и разговор не идёт, – разом повеселел гигант.
Достав из тумбочки початую бутылку водки, полковник разлил напиток по стопкам, и друзья молча, чокнувшись, дружно выпили. По привычке занюхав спиртное кулаком, Степаныч достал из кармана пачку сигарет и, вздохнув, усмехнулся:
– Вот тебе, старина, и ещё одна причина, по которой нам разбегаться нельзя. Даже выпить толком и то не с кем будет.
– Это точно. Нам с тобой с кем ни попадя пить присяга не разрешает, – усмехнулся в ответ Иевлев.
– Так что бросай свою бодягу про старческое одиночество и готовься жить в деревне. А квартирку свою внаём сдашь. Всё прибавка к пенсии.
– Такое впечатление, что ты уже рапорт написал. Разворчался. Лучше скажи, сколько там часов на подводную подготовку отведено?
– Слёзы. За это время мы их можем научить только на мелководье бултыхаться, чтоб не утонули.
– Как же мне все эти нововведения осточертели. Только к одному привыкнешь, как какой-то мудрец всё перекраивать начинает.
– И чего им неймётся? – поддержал его Степаныч. – Есть давно уже временем проверенная методика. Сотни ребят по ней работали, так нет, всё чего-то улучшают. Забыли, что лучшее – враг хорошего. Я бы ещё понял, меняй они изучение оружия и вооружения. Это понятно. Но в физическую подготовку лезть-то зачем? Ещё бы предложили, как на олимпиаде, допинг применять.
– Слава богу, до этого ещё не додумались, – рассмеялся Иевлев, но смех его прозвучал совсем невесело. – Значит так, я на высочайшее командование выходить буду. С докладом. Все свои записи и рапорты и тому подобное приноси. Будем бодаться и дополнительное время на подготовку просить. Другого выхода я не вижу. Только сначала нужно их ещё на стрелковую подготовку проверить. В общем, чтобы всё с первого взгляда ясно стало. Сможешь?
– А чего тут мочь? Дело-то привычное. Выгоню на полигон, и в режиме онлайн поснимаю. Даже монтировать не буду. Только в конце результаты выведу, чтобы ясно всё было.
– Годится. И начинай подготовку. Дадут нам дополнительное время или нет, неизвестно, а работу всё равно потребуют.
– Вот завтра и начнём. Всё сразу. От физухи до психологии. По полной программе, чтобы охнуть некогда было.
– Ты только смотри, чтобы не сломались. И учти, девчонки могут на физической подготовке зависнуть, а пацаны на психике. Нам только чокнутых с навыками профессиональных киллеров не хватало.
– Учи учёного, – обиженно буркнул прапорщик. – Откровенно говоря, ума не приложу, что с девками делать.
– Ты это о чём? – насторожился Иевлев.
– Ты, похоже, слишком долго с одними мужиками общался. У них же каждый месяц проблемы по женской части случаются. И чего с ними тогда делать? Женский организм дело тонкое. Чуть нагрузки сменились, и чёрт-те что начинается.
– Ты это сам придумал или вычитал где? – удивился Иевлев.
– Палыч, ты чего? Совсем квалификацию потерял? С одной стопки дело забывать начал? Нам же всё это ещё на спецкурсе читали, когда мы сами кутятами были.
– Чёрт! А ведь ты прав, старый ворчун. Совсем из головы вон, что у них такие аварии каждый месяц происходят. Так, где там наш доктор?
– Дома, конечно, где же ещё? Я его и не вызывал.
– На завтра чтоб здесь был. Вот ещё проблема на мою голову, гинеколога им искать.
– Думаешь, наш эскулап не справится?
– Он, конечно, мужик опытный, знающий, но в таких делах настоящий профессионал нужен. Который на этом деле собаку съел.
– Ну, с этим только к начальству. Они эту бодягу придумали, вот пускай и решают проблему, – усмехнулся Степаныч.
В очередной раз вздохнув, Иевлев налил ещё по стопке, и мужчины, выпив, дружно закурили.
* * *
Новое приобретение Никиты оказалось до ужаса шумным и любопытным. Уже через два часа после её возвращения от ручья у парня разболелась голова от её бесконечной трескотни. Молчать девчонка, похоже, не умела вообще. Не удержавшись, Никита задумчиво взвесил в руке тряпку, которой протирал кружку, и, покосившись на Таню, тихо сказал:
– Не заткнёшься, я тебе кляп вставлю.
– Ты чего? – не поняла девчонка, осёкшись на полуслове.
– Достала своей болтовнёй. Я уже собственных мыслей не слышу, – огрызнулся Никита.
– А о чём ты думаешь? – тут же спросила она, но сообразив, что действительно рискует попробовать тряпку на вкус, осеклась.
Потом, помолчав, осторожно добавила:
– Ты потерпи немного. Ладно? Я так долго одна была, что думала, человеческий язык забуду. Вот теперь и тянет всё время поговорить.
– Говори сама с собой. Мысленно, – резко осадил её Никита. – Ты пойми одну простую истину. Здесь шуметь слишком опасно. Я всё время начеку должен быть, чтобы врасплох не застали.
– Если здесь так опасно, то зачем тут живёшь? – тут же последовал очередной вопрос.
– Ты издеваешься?! – возмутился Никита.
– Да не издеваюсь я. Я серьёзно спрашиваю, – возмутилась в ответ Таня.
– Для меня здесь опасности нет. Я всегда настороже, и противнику безнаказанно сюда не подобраться. Другое дело, когда ты трещишь без умолку, как сорока, и не даёшь мне вовремя услышать, что происходит снаружи, – терпеливо пояснил Никита.
– Хочешь сказать, что можешь услышать, что происходит на улице, сидя в этом
