- Да, - еле слышно выдохнул Мишка.
- А совесть где оставил? Дома, в Новгороде?
- Дома,… - всхлипнул Мишка, потом торопливо заговорил: - Олег, мой дом – там, у нас. Я – не Самсон. Я – Миша! Я - не буду больше, правда! Ты меня прости. Я – дурак, не знаю, как такое вышло. Это был первый и последний раз. Поверь, пожалуйста!
- Я – ревнивый! – прошептал Олег.
- Я понял, - Мишка с силой прижался виском к его руке.
А Олег продолжал наставительным тоном:
- Если мы вместе, то – вместе. И нечего по подворотням шляться! А если тебе всё равно с кем, со мной или с первой попавшейся бабой, которая даст, то….
- Нет, Лёль. Не надо! Мы – вместе. Я - твой!
Голос Олега смягчился.
- Ну, смотри мне!... А то,… - он недалеко отвел кулак от Мишкиного носа, потом шутливо и медленно двинул его вперед, словно собирается ударить.
Мишка рванулся вверх специально, насколько смог резко, и ткнулся носом в занесенный кулак. Удар вышел довольно чувствительным, Мишка охнул. Олег отдернул руку.
- Тьфу, балбес! Кто тебе позволил своевольничать?
- Прости! – шептал Мишка. – Я… так мне и надо!
- Я сам знаю, что тебе надо, - Олег бережно коснулся пальцами ушибленного носа. – Ну, чего наделал? Больно тебе, Миш?
- Очень! – ответил Мишка и заплакал.
Теперь было - можно. Он больше не был один на один с этой жизнью, как было в госпитале или на пустом Сатарковском вокзале, когда он в спешке и панике уезжал после взлома магазина, или на студии, когда на него повесили огромные долги…. Теперь с ним был его Олег. Олег, который помнит, что Мишке нужна новая зимняя куртка. Который за него полезет в драку с любым «Шварценеггером». И который ночью будет трепетно сжимать очко, ласкаясь, отдаваясь и спрашивая подрагивающим голосом: «Хорошо тебе, Мишка? Приятно тебе, а?»
Миша уткнулся в широкое надежное плечо и рыдал, как в детстве. Олег гладил его макушку ладонью.
- Зайчонок мой! Прости! Я – сам дурак. Не надо было тебя оставлять одного.
- Лёля мой! – всхлипывал Мишка. – Лёлька. Родной мой. Любимый.
Примечания автора.
* Золотые шары – цветы (вдруг кто-то не знает?)
http://img-fotki.yandex.ru/get/5012/105611162.c/0_664f5_65a4f4f1_L
* Айда – пойдем. Слово это – эндемичное, местное в описываемом районе, в поволжском диалекте оно спрягается как глагол: «айду, айдём, айдёшь, айдёте».
* Альфа ромео – допустим, как-то так:
http://image.automobilemag.com/f/multimedia/photo_gallery/
6691099+w1280+h1024+st0/0611_b+2007_alfa_romeo_8C_competizione+10.jpg
* Жадовский монастырь – есть такой в Ульяновской области. И икона чудотворная там есть.
* Дюрекс – презервативы.
Когда прошла первая волна слез, он спохватился, что можно, наконец, взять Олега за руку.
- Как руки, Лёль? Натер лопатой, а? Я ведь говорил тебе, чтоб бросил, - он осторожно коснулся желанной ладони губами. – Натер. Мозоли. Зачем было так?
Олег, сам прижимаясь, ласкаясь к прощеному мальчишке, старался ногами согреть его холодные ступни.
- Слушай, как ты жил-то без меня? Кто тебя грел? Или так и ходил с ледяными ногами?
- Никто не грел! – шептал Мишка ему в ладони. – Никто не любил. Никого без тебя….
Они тискались, упираясь друг в друга своими стояками. А когда Мишка, тая от вожделения, стянул до колен трусы, выпуская закаменевший член, за окном затарахтел мотоцикл.
- А, чёрт! Родители приехали. Лель, мне – идти!... А то – запалят!
Олег покрывал торопливыми жадными поцелуями лицо любимого, а сам уже выпихивал его из постели:
- Иди, иди! Не хватало нарваться!...
Мишка метнулся через коридорчик, нырнул к себе под одеяло. Он еще дрожал. И стояк никуда не делся. Мишка лежал, улыбаясь, несильно гладя член через трусы и стараясь унять колотящееся сердце. На террасе мать и бабка бубнили, ругая Мишкиных друзей за «хлев», оставленный в бане. Потом мать зашла в горницу, раздраженно потянула с сына одеяло:
- Вставай, зараза! Снова налакался? Когда уже упьешься, наконец?
Мишка обернулся и приподнял голову с подушки:
- Ма, чего – «зараза»? Трезвый я!
Она ошеломленно посмотрела в его ясные глаза, не нашлась, что ответить, молча вышла.
Проходя на кухню, Мишка стукнул в дверь каморы:
- Олееег! Подъем!
Бабка налила сыну с невесткой горячего чая. Возле Мишкиного привычного места стояла на столе банка рассола. Мишка улыбнулся.
- Что-то я замерз под утро. Баб, есть что-нибудь потеплее?
Баба Зоя удивилась, наверно, не меньше матери, но вида не подала. Взяла с окна банку молока:
- Парное! Будешь?
- Еще как!
Бабка подобрела лицом, засуетилась, принесла от плиты фарфоровую миску:
- На! Свежие оладушки! С сахаром бери. Сейчас малины дам!
Мишка светился, как новый пятак. Входя на кухню и здороваясь, Олег понял, что они сейчас выдадут себя с головой своими «молодоженскими» улыбками. Поэтому сел на другой конец стола, с сосредоточенным видом повернулся к Мишкиному отцу:
- Евгений Иваныч, как ваша спина?
- Нормально. Видишь: работать приехал, не дезертировал.
Мишка наворачивал оладьи, согреваясь их теплом. Баба Зоя, выставляя на стол две банки варенья, все-таки не удержалась:
- Минь, а кто ж гулял-то до полнОчи?
- Данила, Санек, Вика с Танькой, - жуя, ответил внук. – Что, насвинячили? Я приберу. Я просто раньше спать ушел ….
- Чай*, я прибралась уже! – отмахнулась старушка.
Старшие допили свой чай и ушли на картошку. Мишка дотянулся под столом до Олега и, забираясь пальцами ноги ему под брючину, улыбнулся задиристо:
- Что так сел-то далеко? Боишься?
Олег хохотнул:
- Тебя? Не дождешься! Слышь, а нельзя каких-нибудь помощников нанять? Хоть Данилу с девчонками? А то мы на этом огороде костьми ляжем. И отца твоего жалко.
- Не, если я еще хоть копейку лишнюю потрачу, мать – удавится! – ответил Мишка, утирая из угла губ малиновое варенье.
- Тогда допивай, да пошли. Там работы – немеряно, - Олег покосился на рассол, так и оставшийся стоять на столе. – А это кому приготовили? «Главному городскому помощнику»? Ты здесь что - запоем пил, беспробудно?
Мишка смутился:
- Да ну их!... Не, не запоем, конечно. На «беспробудно» денег не было….
- Вот спустить штаны, разложить на лавке и выдрать хворостиной, чтоб неповадно было! – мечтательно и смачно протянул Олег.
- Дома выдерешь, - радостно пообещал Мишка, балдея от того, что есть такое слово: «дома». И оно не означает прокуренную родительскую кухню с пустыми бутылками на подоконнике, пятнами рассола на столе и мрачной безысходностью в глазах и разговорах обитателей.
Уже в дверях Олег на мгновение притянул его к себе, коснулся горячими губами темного вихра, виска и уголка глаза и серьезно сказал:
- У меня, думаешь, в этой жизни есть кто-нибудь, кроме тебя?
Всем, кроме Мишки, работалось сегодня тяжелее, чем вчера: тянуло спины и болели руки. А Мишка - счастливый, с трудом скрывающий светлую улыбку - шел впереди, как локомотив.
- Слушай, ну ты – «Самсооон»! Первый парень на деревне! Таких, как я, двое нужно, чтоб за тобой угнаться! – Олег откровенно любовался другом.
- Не называй меня так!
- Да ладно тебе! ТО всё прошло. А «Самсон» – это герой из Библии. В Питере* фонтан есть: «Самсон, разрывающий пасть льва». Мы поедем, сфоткаемся на его фоне.
- Правда, поедем? – с придыханием спросил Мишка. – Смотри: обещал! И… это, Лель,… ты родителей моих не называй по отчеству, они стесняются. Они привыкли: «тетя Ира», «дядя Женя».
- Так их твои друзья зовут. А для меня они – тесть и теща.
- Свекор и свекровь, - осторожно поправил Мишка.
- Что-чтоооо? – иронично протянул Олег.
Мишка наигранно-покорно потупился:
- Ладно, тесть и теща.
Мать подошла, закончив скирдовать ботву:
- Может, Люсю кликнуть помогать?
Мишка напрягся: соседка тетя Люся была матерью Таньки – вчерашней Олеговой «зазнобы».
- Ма, не надо! – он оттащил мать в сторону и энергично зашептал: - С ней припрется Танька. А Олег мне сказал: если еще какие девки около меня будут, он Алине расскажет. Я вчера и пить не стал, чтоб он не злился!
Мать покосилась на Олега уважительно и кивнула:
- Ну, хорошо, не надо.
Отец сначала копал наравне с молодежью. Потом – выбирал картошку, стоя на коленях. Потом – сел на меже.
- Пап, иди, отдыхай. Здесь мало осталось, мы – справимся! – сказал ему Мишка. И когда отец без возражений встал и пошел к дому, проводил его тревожным взглядом и проговорил негромко: - А я не знал, что я – сволочь!
- Что это ты вдруг? – поднял голову Олег.
- «Вдруг»? Я в ноябре пятьдесят восемь тысяч получил! А им не отправил даже те три с половиной, которые они мне с собой в дорогу дали. Они пятерку взяли на год под проценты, а я фотоаппарат покупал и ботинки дорогие….
- Ты же не знал….
- Ага! Откуда мне было?.. Я же – трехлетний ребенок! Как мог догадаться, что за выбитую дверь хозяин заплатить потребует!? …Отец и надорвался, небось, потому что в две смены пахал, – Мишка едва не плакал от досады. – У тебя сколько денег осталось? Дадим им тысячи четыре?
