Я покачал головой.
— Это очень большой риск… после стольких лет взаимной ненависти заставлять «темных» и «светлых» большую часть времени проводить в опасной близости друг от друга…
— Верно. Я даже не поленился пробежаться по коридорам и поискать подтверждения своим догадкам. Однако раз ректор решил пойти на этот риск, значит, все очень и очень серьезно: он ведь не по своей инициативе это затеял, правда? Зачем бы ему сдались лишние проблемы? Получается, что это была инициатива сверху… Гираш, мне кажется, они пытаются объединить не курсы, а Гильдии!
Я вздрогнул.
— Еще не хватало! Мы же не уживемся вместе…
— Знаю. Но, может, у тебя есть другие догадки? — сварливо осведомился таракан, угрожающе щелкнув жвалами.
— Нет. Однако думать о том, что ты прав, мне тоже не хочется. Как считаешь, зачем Совету понадобилось ставить нас на один уровень со «светлыми»?
— А я разве сказал, что некроманты и мастера будут иметь равные права?
— А иначе все вернется к тому, с чего и начиналось, — усмехнулся я. — Некроманты — личности тщеславные и очень мнительные. Среди них быстро найдутся недовольные, способные развязать новую войну Гильдий… нашей верхушке это надо? Не думаю. Поэтому и спрашиваю тебя: ЗАЧЕМ?
— Да я и сам задаюсь тем же вопросом, — тяжело и как-то по-стариковски вздохнул Нич и тут же сник. — Представить, что некроманты позволят себя хоть в чем-то ущемить, я не могу — для этого вы слишком самолюбивы. А стать нам ровней… знаешь, я ведь когда-то тоже мечтал, что нашей вражде однажды придет конец. И лелеял мысль о том, что если начать с адептов, то со временем нам удастся преодолеть этот барьер. Дети ведь такие наивные. Что скажут, тому и готовы верить… ну, в большинстве своем. Я полагал, что если год за годом вкладывать в их головы мысль о том, что можно жить без взаимных угроз и пакостей, когда-нибудь они перенесут ее во взрослую жизнь. В тот же Совет, в правление Академии…
— Что же изменилось? — настороженно поинтересовался я. — Насколько я понимаю, ты передумал?
— Да. Мне пришлось пересмотреть свои взгляды.
— Почему?
Нич снова вздохнул.
— Да потому, что познакомился с тобой. И понял, что в действительности та пропасть, которая нас разделяет, отнюдь не исчисляется размерами магического резерва и не зависит от особенностей дара или цвета наших мантий.
Я вопросительно приподнял брови.
— Любопытное заявление. А поподробнее можно?
— Подробнее? — невесело усмехнулся мастер Твишоп. — Что ж, можно и подробнее. Но сперва ответь мне на один вопрос: что делает настоящего мэтра — мэтром?
— Кхм, — кашлянул я. — Хороший вопрос, учитель. Наверное, опыт… отношение к жизни… специфика работы… особенности дара, хоть вы в это и не верите… ну и характер, конечно.
— А что формирует характер? — хитро прищурился Нич.
— Семья. Детские увлечения. События, которые с нами происходят каждый день… причем независимо от того, хорошие они или плохие. Каждый эпизод, случившийся в нашей жизни, оставляет свой след в памяти. Память фиксирует этот опыт. А тот, в свою очередь, позволяет реагировать на новые события, основываясь на том, что происходило с нами… или не только с нами… раньше.
— Верно, — одобрительно кивнул Нич. — Но дело не только в этом. Как ты знаешь, человек мыслит образами, ассоциациями, мысле-формами, которые подчас включают и зрительные, и слуховые, и обонятельные ощущения, и, что гораздо важнее, они окрашены эмоциями. Хорошими, как ты правильно подметил, или же плохими. Что-то нам нравится, к чему-то мы равнодушны, о чем-то только задумываемся, а что-то терпеть не можем. И это отношение складывается из огромного количества факторов, которые в определенный момент времени соединились в невероятно сложную мозаику из чувств…
— Мне б чего попроще, учитель, — скромно обронил я, приняв вид нерадивого студента. — Знаю, что вы очень любите эту тему, но у меня скоро занятие…
— Торопыга, — фыркнул Нич, но все-таки перевел свои умозаключения в более удобоваримую форму. — Я всего лишь хотел сказать, что, поскольку большая часть магически одаренных детей рождается в семьях магов, то их развитие с высокой долей вероятности происходит по одному и тому же сценарию. Так же, как когда-то растили и развивали их отцов, матерей, дедов и бабок… согласен?
— Традиции, учитель, — послушно кивнул я. — В аристократических семьях они неискоренимы. Так что воспитание юных магов до поступления в Академию из века в век остается одним и тем же.
— Правильно. Дети, получившие свой дар случайно… точнее, те, у кого он оказался ненаследуемым… явление достаточно редкое, поэтому их в расчет можно не брать. Соответственно, мы с тобой говорим сейчас о тех, кто составляет абсолютное большинство в Гильдиях и чье воспитание с самого раннего детства было подчинено строгим правилам.
Я снова кивнул.
— Понятно, что традиции у «светлых» одни, а у «темных» — совсем другие, поэтому мы и приходим в Академию с уже сформированными… а точнее, навязанными понятиями о том, как надо жить, как поступать и как относиться к коллегам.
Нич хмыкнул.
— Да. Это как раз к вопросу о внушаемости молодых. Но, как я уже сказал, не все приходят в Академию обремененными чужими взглядами. И не все из тех, кому повезло родиться в семье магов, сохраняют эти убеждения к концу обучения.
— Ну, мы же не дураки: развиваемся все-таки, учимся чему-то…
— Конечно. И преподаватели вполне могли бы подтолкнуть вас к правильному пониманию вещей. Но видишь ли, в чем дело… сама ваша профессия накладывает определенный отпечаток. Вы совершенно спокойно возитесь с трупами, экспериментируете с нежитью, приносите в жертву живых и крайне легкомысленно относитесь к мертвым…
Я хмыкнул.
— А как к ним еще относиться? Мертвецы для нас — такой же рабочий материал, как трава для друида.[5] Они или спокойно лежат в земле, или приносят нам пользу. В крайнем случае, из-за неумелого колдовства могут попытаться кому-то навредить. Но хорошему мэтру не составит труда загнать в могилу даже могущественного лича, так что бояться нежити или впадать в панику при виде расчлененного трупа нет никаких причин. То, что нам подконтрольно, неспособно нас напугать, учитель. Вопрос заключается лишь в том, на именно мы годны.
— Да, — тихо обронил мастер Твишоп, отводя взгляд. — Мэтры не боятся ни жизни, ни смерти. Вам неведом страх перед людьми, потому что самое худшее, что с вами можно сделать, это причинить боль или убить… но боль-то вы как раз терпеть умеете. Вы с азартом соревнуетесь с ней за право обладания вашим разумом, смеетесь над ее потугами вас ослабить и радуетесь каждой своей крохотной победе. Да и смерть вам не страшна. Вы равнодушно отворачиваетесь, если она проходит мимо, и с пониманием усмехаетесь, когда она останавливается и протягивает вам свою костлявую руку. Впрочем, даже ее вы умудряетесь иногда обмануть и, вопреки всем законам, все-таки найти путь к возрождению…
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});
