Господи, я больше не могла думать. Голова раскалывалась. Я понимала, что завтра Шторм может соскочить с крючка. Я ведь не выполнила его просьбу. И теперь не уверена, что он не кинет меня в ответ.
В любом случае, нужно возвращаться домой. Если это Белицкий, то Дробин уже утром кинет его обратно за решетку. Костя уж точно раскрутит заместителя Русакова по-полной.
Я направилась к машине. Пикнув сигнализацией, подошла к водительской двери. Но стоило ее открыть, вдруг кто-то схватил меня за плечо. Я почувствовала, как в спину уперлось что-то твердое.
– Не рыпайся. Молча садись за руль. Если хотя бы пикнешь, я пальну.
Испуг разлился свинцом по венам. Руки стали просто неподъемными. Резким движением он затолкнул меня в салон. Я буквально упала на водительское. Спустя мгновение, открылась пассажирская дверь, и в машину запрыгнул он. Резко наставив на меня пистолет, повернулся. На мужчине была черная бейсболка и такого же цвета худи. И как только наши взгляды встретились, я узнала его. Белицкий.
***
Я никогда не попадала в такие ситуации. За пару лет работы в следствии, мне ни разу не угрожали пистолетом. Я всегда считала себя храброй и уверенной в себе. Никогда даже не сомневалась в том, что останусь таковой даже при наличии угрозы. Господи, какой дурой я была.
Чувствовала что вот-вот расплачусь. Вот так, сидя за рулем, с пистолетом в сумке и упертым в бок стволом, единственное, чего мне хотелось – убежать и спрятаться. Спрятаться за огромной широкой спиной защитника. Мне хотелось, чтобы меня спасли от этого сумасшедшего человека. Но я была с ним наедине. И сейчас ехала в неизвестном направлении.
– Вот здесь, направо. Только без глупостей, поняла? – прорычал хриплый голос, не забыв ткнуть в меня сильней холодным металлом оружия. Паника очередной, сбивающей с ног волной, окатила меня. Каждый нерв стал деревянным, мозг заторможенным.
– Тормози! – рыкнул Белицкий, когда мы проезжали один из небольших частных домов.
Улица была темной и узкой. А здание больше напоминало дачный домик. Да и место тут глухое – окраина города. По всей видимости, тут и было тайное лежбище Белицкого. Оно могло стать местом моего убийства. От этих мыслей липкий, омерзительный страх пробежал по каждому позвонку, опаляя голову.
– Выходи из машины.
Я послушно открыла дверь, потянув за собой ремешок сумки. Все еще надеялась воспользоваться личным оружием. Но сумка не поддалась. Ремешок натянулся, а в следующую секунду мужчина вырвал ее из моих рук.
– Оставь это здесь.
Я вышла на ночной воздух. Здесь было очень холодно. А может это страх заставлял дрожать каждую частичку тела?
– Ноги шире, – раздалось за спиной. Я обернулась, настороженно посмотрела на него. Губы мужчины растянула наглая ухмылка.
– Да не трону я тебя, больно надо.
Проверив карманы, он схватил меня за плечо и подтолкнул вперед, к ближайшим воротам.
– Проходи.
И в этот момент моя паника достигла пика.
– Послушайте, вы зря это делаете. Я – старший лейтенант полиции, и у вас будут большие проблемы. Нападение на сотрудника…
Он не дал мне договорить. Ткнул в спину ладонью, отчего я едва не упала.
– Ты то мне и нужна, Романова.
Обойдя меня, он подошел к входной двери. Пока мужчина возился с замком, я осмотрелась по сторонам. Захудалый дворик, с покосившемся от времени забором. Деревянные ссохшиеся рамы в окнах и местами побитое стекло.
– Заходи внутрь, – снова толчок в плечо.
Я поднимаюсь по ступенькам и прохожу маленький, узкий коридор. Белицкий заводит меня в небольшую комнату и включает свет.
Обстановка здесь ничуть не лучше, чем состояние двора. Поблеклая краска на стенах, обсыпавшаяся побелка с потолка. Из всего интерьера – платяной шкаф советских времен, старая кровать и тумба с бочковым телевизором, используемым в качестве подставки под комнатные цветы.
– Садись, – рычит он, стягивая с головы бейсболку.
Я послушно опускаюсь на стул рядом с кроватью. Белицкий нервно ходит по комнате.
– Черт.. – цедит сквозь зубы.
Он очень встревожен. Я бы даже сказала, в панике. Воспользовавшись моментом, внимательно рассматриваю его.
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-390', c: 4, b: 390})
Темные короткие волосы, неплотное телосложение, заросший, но все равно выглядит аккуратно. В отличие от этого дома и помещения. Здесь царит отвратительный запах сырости и грязи. И я подумать боюсь, сколько болячек на грязной постели этой кровати.
– Слушай, прости, что пришлось угрожать, и все такое. Но по-другому ты бы не поехала со мной. Повязала бы и все без лишних разговоров…
После этих слов паника немного отпускает. Значит, Белицкий не просто чокнутый мужик с пистолетом. Его гложет чувство вины, а значит не все потеряно.
Он садится напротив меня, на кровать. Я смотрю в его глаза – в них нет безумия или жестокости. Чистый, трезвый взгляд. Просто уставший и испуганный.
– Хорошо, давай договоримся. Ты уберешь ствол, и мы поговорим. Тебе ведь это нужно? – я беру ситуацию в свои руки. Помню лекции по уголовке, там рассказывалось как нужно вести переговоры с захватчиками. Он должен думать, что я спокойна и на его стороне.
Белицкий удивленно замирает. Смотрит на меня внимательно, а меня дрожью прошибает.
– Да, мне нужно поговорить… – послушно кивает и опускает глаза на пистолет, зажатый в руке. Поставив на предохранитель, убирает его за пояс.
– Там труп Лехи, и этот чертов Дробин подставил.. теперь мне точно не жить! Все, все стрелки на меня! – схватившись за голову, он немного раскачивается.
– А вы не убивали его? – спрашиваю максимально мягко.
Белицкий мечет в меня напряженным взглядом
– Я? Ты, бл*ть, в своем уме?! Золотарев мой лучший друг! Он больше, чем брат для меня! Он мой боевой товарищ, мы на войне вместе под пули ложились! Он меня от плена спас, вытянул раненного из-под обстрела, а ты говоришь, что я убил его?!
Он вскакивает с кровати, снова расхаживает по комнате, а я замираю. Одно лишнее слово или действие – и он просто грохнет меня. Белицкий на грани, это видно невооруженным глазом. Но виноват ли он в смерти Золотарева и убийстве Ольги – большой вопрос.
– Я не знаю, кто его убил. Но ваше поведение не помогает вам. Если вы не виновны, сядьте и расскажите мне все. Я также как и вы, хочу разобраться…
Он смеется. И это совсем не радостный и не злорадный звук. От него веет безнадегой.
– Разобраться она хочет, как же. Шторма засадить по полной – это да. Нах*й тебе этот геморрой?
Я не свожу с него внимательного взгляда.
– Хорошо, я хочу его засадить. Так, а чего вам боятся?
Он возвращается к кровати. Резко подавшись ко мне, сдвигает стул вместе со мной. Так сдвигает, что теперь наши колени соприкасаются. По венам адреналин несется. Паники больше нет, а страх придает моим мыслям четкости и ясности.
– Ты думаешь, я сдал его?
– Это не так?
Он молчит. А потом вдруг резко расстегивает куртку и лезет рукой за пазуху. Я напрягаюсь, не зная, чего ожидать в следующий момент. Белицкий достает бумажник из нагрудного кармана. Раскрыв его, вытягивает небольшую карточку и протягивает ее мне.
– Вот, смотри.
Это фото. Старое, потертое. На нем изображены четверо ребят в военной форме. Они сидят на танке, в обнимку, с автоматами наперевес, улыбаются в камеру.
– Это я, – он показывает на худенького с угольными глазами парня, сидящего в самом краю.
– А это – мой командир, – мужчина тычет в центр фото на самого высокого и крепкого парня с колючим взглядом. У него между губ сигарета, на вид бойцу лет двадцать от силы, но даже так, по одному только взгляду серых глаз я узнаю его. Провожу пальцем по фото, по его лицу веду и мурашки бегут. Такой красивый он, сильный. Старое фото, изображение наполовину стерто, а все равно такой силой от него веет.
– Мы его батей звали, – произносит Белицкий. И я понимаю, что он вдруг успокаиваться начал. Голос тихий, ровный.
– Шторм всегда под пули сам лез, вперед бойцов. Многие офицеры ж*пы свои солдатами прикрывали, а этот наоборот…
