— Носои, духи чумы, немощи и смертельной болезни, — тихо сказала Ариадна. — Нападая, они заражают людей своим прикосновением, гноящейся внутри них тьмой.
— Это все, что ты хочешь ей сообщить? — осведомился Никиас.
— Все, что считаю нужным, — глядя прямо перед собой, твердо сказала Ариадна.
Стальной взгляд ярко-синих глаз впился в лицо Деми.
— Носои — лишь одни из мириад духов, что терзают Алую Элладу. Их целая тьма. Алгеи. Духи боли и страданий. Ойзис. Духи горя и несчастий. Пентос. Духи печалей и скорби. Апата. Коварство и обман. Долос. Лукавство и предательство. Гибрис. Гибельная самоуверенность и непомерная гордыня.
Никиас выстреливал в Деми словами, словно пулями. Надвигался, заставляя отступать назад. И, кажется, останавливаться ни в одном из смыслов он не собирался.
— Лисса — бешенство. Мания — безумие. Фтон — ревность и зависть. Никеи — ссоры, вражда и обида. Фонос — убийство. И все они служат Аресу.
Деми сглотнула, широко раскрытыми глазами глядя на него снизу вверх.
— Аресу?
— Зевс и те, кто перешел на его сторону, всеми силами пытались уничтожить духов. Арес и его сторонники манипулировали ими, чтобы достичь желаемого: забрать трон у Зевса, который все силы бросал на защиту Эллады. С этого и началась война. Нападения духов на людей — своего рода кровавая жатва. Чем больше бедствий и несчастий наслано на людей, тем Арес сильнее. Он кормится нашими страданиями.
— Это ужасно, — выдавила Деми. — Но почему…
— Почему я говорю об этом тебе? Потому что они — и есть те несчастья и беды, что ты выпустила из пифоса.
Ее словно ударили под дых. Одно дело — знать, какой вред ты причинила миру. Другое — столкнуться с последствиями лицом к лицу.
— Да, они реальны, — все поняв по ее взгляду, холодно сказал Никиас. — И это ты их породила.
— Хватит. — Голос Ариадны прозвучал непривычно резко. — Пандора не невиновна, но не приписывай ей чужие грехи. Она не создавала атэморус, она их лишь освободила.
— Лишь? — прогремел Никиас.
Ариадна выдержала его взгляд, не дрогнув. Однако Деми их уже не слушала. В голове — только белый шум, на который наслаивались слова Никиаса. Сколько же боли этому миру она причинила? Сколько пролила чужой крови?
Человек, стоящий в нескольких шагах от них, пострадал из-за нее. Да, из-за Пандоры — той, кем она была когда-то, целую вечность назад, но разве от этого легче?
Деми вцепилась в руку Ариадны, не позволяя ей продолжить спор.
— Мы можем помочь ему хоть чем-нибудь? Мы ведь можем?
Плетельщица зачарованных нитей подошла к пострадавшему эллину. Тонкая рука успокаивающе легла на его плечо. Заразиться Ариадна не боялась.
— Пойдемте, отведем вас в Асклепион. Искры обязательно вам помогут.
Повернувшись к Никиасу, послала ему красноречивый взгляд. Эллин же смотрел на него, словно разделенного надвое этой зловещей, жутковатой маской, совсем иначе — с долей настороженности и опаски. Закатив глаза, Никиас направился к нему. Предложил свою руку, чтобы он поднялся.
— Искры? — вполголоса спросила Деми Ариадну, наблюдая, как Никиас помогает эллину идти.
— Люди с божьей искрой внутри, души, одаренные силой одного из богов. Это самое что ни на есть благословение, однако выйти за его границы, за пределы дарованных нам способностей мы не можем.
— То есть Кассандра пророчествует, ты плетешь зачарованные нити и находишь пути, Никиас… нет, даже спрашивать страшно, Харон перемещается как между миром живых и мертвых, так и между Грецией и Алой Элладой.
— Да. Таково предназначение наших душ, и пока боги не одарят нас новым благословением, наша сила останется неизменной.
— А те, к кому мы идем, вероятно, благословлены Асклепием…
— Верно, но не только им. Среди асклепиад — жриц и жрецов Асклепия — есть и Искры его сына и пяти его дочерей. — Глаза Ариадны блестели, голос звучал почти восторженно — кажется, она не прочь стать одной из жрецов-целителей. — Искры Иасо умеют облегчить боль от ран и тяжелых недугов. Искры Телесфора — наслать глубокий, целебный сон, благодаря которому человек быстро поправляется. Искры Эглы хорошо разбираются в травах, порошках и эликсирах. Икры Панакеи создают сильнейшие из лекарств и находятся в вечном поиске средства от всех болезней.
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-390', c: 4, b: 390})
— Панацеи, — тихо сказала Деми.
Ариадна улыбнулась.
— Что до Искр Акесо… Они поддерживают в больном жизнь, но не доводят его до полного исцеления — за это отвечают другие асклепиады. Однако они помогают едва ли не каждому из больных, ведь выздоровления без лечения не существует… Так что не спеши причислять Искр Акесо к самым слабым асклепиадам.
— Не буду, — с предельно серьезным видом заверила ее Деми.
— Лекция на сегодня закончена? — осведомился поравнявшийся с ними Никиас.
Каким-то образом Деми успела заметить, что у него широкий, стремительный шаг, однако сейчас раненный эллин сильно его задерживал. Девушки шли прогулочной походкой (будто бы душа Деми не рвалась домой, а она сама никуда не спешила), и все равно смогли нагнать их обоих.
— Не закончена. — Смутить Ариадну при всей ее кажущейся мягкости оказалось не так-то просто. — Пандора… Прости, Деми, в незнакомом для нее мире…
— Надолго она здесь все равно не задержится, — обрубил ее Никиас. Эллин, прикрыв глаза, почти повис на его плече, но шага он не сбавил. — Как только отыщет пифос, пусть отправляется на все четыре стороны. В Алой Элладе ей не будут рады.
— Не говори за всех.
— И не говори так, словно меня рядом нет, — сухо добавила Деми.
Сколь неподъемный груз вины ни отягощал ее душу, молча выслушивать унижения от Никиаса она не собиралась.
— О, с тобой, Пандора, я буду говорить так, как пожелаю, — вкрадчиво произнес Никиас, обращенный к ней своей стальной, жуткой половиной.
И сделал шаг в сторону, чтобы оказаться подальше от них и повести эллина к Асклепиону другой дорогой. Деми не имела ничего против.
Ариадна вернулась к прерванному разговору, но энтузиазм ее заметно поугас.
— Искры Гигиеи, старшей дочери Асклепия, лучше всего умеют предупреждать болезнь. Они помогают людям сохранить здоровье и дарят им долголетие. Именно им лучше всего удается излечивать раны, нанесенные Носоями.
Вспомнилось вдруг, что даже в клятве Гиппократа[1] упоминается не только Аполлон, бог-врачеватель, но и Асклепий с двумя своими дочерьми — Гигиеей и Панакеей.
— И все же Искры Асклепия — самые сильные целителей во всей Алой Элладе. Все потому, что сам Асклепий способен вылечить любую напасть, даже если болезнь зовется смертельной. — Лицо Ариадны тронула печаль. — Жаль только, он не может просто взять и одним движением исцелить наш израненный мир. Даже сила богов имеет свои границы.
— Я заметила, — пробормотала Деми, бросив мимолетный взгляд на багровые небеса.
Асклепион (нечто среднее между храмом, посвященным богу-врачевателю и больницей), находился на южных склонах Афинского Акрополя. По обеим сторонам от входной двери в камне были выгравированы два символа медицины, которые Деми узнала без подсказки: посох с обвивающей его змеей, знаменитый символ бога-врачевателя и змея, обвивающая чашу — символ его дочери Гигиеи.
Асклепиады, облаченные в белые хитоны с зелеными поясами, что напоминали прирученных их покровителем змей, на вошедших не обратили никакого внимания. Из большого зала Деми и Ариадна попали в чуть менее просторную, заставленную койками палату. На краю одной из них, сложив руки на коленях, сидела женщина с копной темных волос и печалью в таких же темных глазах. Перед ней стояла другая, с некрасивым лицом и белесыми волосами и ресницами.
— Я устала, — прошептала темноволосая асклепиада. Плечи ее сгорбились, словно под тяжестью невидимого бремени. — Устала платить своей жизнью за исцеление других.
Глаза Деми округлились.
— Жизнь — не природная сила вроде огня, света или эфира, — шепнула Деми Ариадна. — Ее источник — сам человек, вот почему столь велика цена их дара.
